Лимонный хлеб с маком - Кристина Кампос
Марина заняла сиденье в первом ряду, позади водителя автобуса. Других пассажиров было всего трое, и на них она сначала не обратила внимания. Молодая семья с маленькой девочкой, сидевшей на коленях матери и уплетавшей белый хлеб, обильно сдобренный клубничным вареньем. Марина смогла узнать об этом уже через несколько секунд из упреков Марты, так звали женщину, своему мужу, который приготовил тот самый бутерброд с джемом, запачкавшим новое платье дочери.
Марина нервничала, хотя много раз представляла себе грядущую встречу с сестрой. На следующий день после ссоры сестры с зятем Анна попыталась дозвониться до Марины по телефону ее квартиры в Филадельфии. Марина увидела международный звонок на дисплее и не ответила. Анна ежедневно в течение трех недель звонила ей, но Марина так и не взяла трубку. И дело было не в ссоре и не в том, что ей теперь пришлось ждать целый год, чтобы представить докторскую диссертацию, – это было не так важно. Во время рейса из Мадрида в Нью-Йорк она размышляла о случившемся снова и снова и пришла к выводу о том, о чем раньше лишь догадывалась: Анна – настоящая эгоистка. Думала только о себе и всегда была такой. Когда Марину в возрасте четырнадцати лет положили в больницу Сент-Маргарет, сестра звонила ей крайне редко. Зато потом Марина названивала ей каждое последнее воскресенье месяца. Потому что Марине хотелось услышать голос старшей сестры, с которой она выросла, провела четырнадцать лет в одной спальне. Анна была единственным человеком, который действительно глубоко знал Марину. Когда она возвращалась на Рождество и летом, сестры хорошо проводили время вместе и держались друг за дружку, однако при этом все вращалось вокруг Анны. И ее подруг. И ее парня-моряка. Ее несданных экзаменов в школе. К тому же за целых пятнадцать лет, что Марина прожила в Штатах, сестра ни разу ее не навестила. Она была близка к этому, когда вместе с мужем отправилась в туристическую поездку на восточное побережье США. Они побывали в Вашингтоне, Бостоне и Нью-Йорке, но в составе группы не смогли посетить Филадельфию. Даже в день окончания университета, как Марина ни упрашивала Анну по телефону, она не присутствовала на церемонии, а Нестор и Ана де Вилальонга к тому времени уже умерли. Марина оказалась единственной выпускницей в черной тоге, подбросившей свою шапочку в воздух в отсутствие родственников, которые искренне радовались бы событию, что глубоко ее ранило. Но она не придала большого значения и этому, продолжая ездить на Майорку каждое Рождество, чтобы побыть со своей единственной семьей – Анной. Однако она достаточно натерпелась, и роль жертвы, которую сестра сыграла в споре Марины с ее мужем, стала той самой каплей, которая переполнила чашу. Поэтому, приземлившись в аэропорту имени Джона Фицджеральда Кеннеди, Марина решила разорвать отношения со старшей сестрой. В конце концов, она сможет прожить без двадцати телефонных звонков в год и быстротечных рождественских визитов на остров.
Анна даже не подозревала, сколь одинока Марина в Соединенных Штатах и как ей хочется поболтать с ней хотя бы в каждое последнее воскресенье месяца. На самом деле Анна стала завидовать сестре, когда мать запретила ей путешествовать по выходным по Майорке, и ей не раз хотелось оказаться в шикарной элитной медицинской школе, занимающей двести сорок гектаров земли, с дубовыми рощами, где учились девушки со всего мира. Она уже была замужем, когда Марина окончила медицинский факультет. День выпуска совпал с перестройкой особняка в Сон-Виде. А оставлять Армандо наедине с домом, загроможденным поддонами, ей показалось плохой идеей.
После безуспешных попыток дозвониться Анна решила слать Марине письма. Каждую неделю по одному. Без передышки. В них она просила прощения за проявленную слабину, за то, что не противостояла мужу в стычке и позволила себе отстраниться, за то, что не решилась вступиться, – в общем, за все. «Ты нужна мне, – настаивала она, – мне надо знать, что ты рядом, даже когда ты за шесть тысяч километров». А прежде чем закончить, она рассказывала о крошечных успехах Аниты… Кроме того, стараясь вызвать у сестры улыбку, подробно повествовала о своей собачьей жизни с «сорокой».
Марина по-прежнему жила с Джереми, погрузившись в учебу и в профессию гинеколога. Читала письма Анны, но не поддавалась ее мольбам, которые могли поколебать принятое ею решение продолжить свою собственную жизнь, отстранившись от сестры.
В декабре того же года Марина достала из почтового ящика свежее письмо Анны, которое кратко гласило:
Дорогая Марина,
пишу, чтобы поздравить тебя с Новым годом. Надеюсь, что в этом году сбудутся твои мечты и что ты сможешь также простить меня за все.
А теперь прощаюсь с тобой до тех пор, пока ты не изменишь свое решение. Я люблю тебя и всегда буду любить.
Твоя сестра и подруга,
Анна.
Это письмо было единственным, которое она хранила, когда год спустя рассталась с Джереми и начала карьеру в качестве гуманитарного работника в неправительственной организации «Врачи без границ».
Ей понадобилось десять лет, чтобы ответить на это последнее послание. Холодным утром 25 декабря 2007 года Марина просунула в прорезь почтового ящика дома номер 17 на Бергманштрассе в Берлине письмо, первые слова которого гласили:
Дорогая сестра, дорогая подруга,
время летит слишком быстро, и я теперь не вижу смысла в нашей разлуке. Конечно, рождественские даты вызывают у меня грусть, ностальгию, не знаю, что еще… Мне потребовалось много лет, чтобы решиться, и я сознаю это. Но теперь, если хочешь, я вернусь…
Это письмо восстановило эпистолярное общение между ними. Последовали электронные послания и несколько телефонных звонков. Однако больше – ничего. У каждой собственная жизнь, а разлука была слишком долгой, и лишь неожиданное наследство сделало возможным их воссоединение…
Начался сильный дождь. Ворота сада оставались полуоткрытыми; Марина вошла, и ей понадобилось всего лишь мгновение, чтобы заметить, как обветшал дом ее детства. Каменный фасад казался более старым, чем когда-либо. Лимонное дерево в саду засохло. Бассейн наполнен зеленоватой зацветшей водой. Она не почувствовала ностальгии, которая прежде ею овладевала. Это место вдруг показалось совершенно чуждым.
В дверь стучаться не пришлось – Анна ее распахнула. Их взгляды встретились, прежде чем сами они приблизились друг к другу. Четырнадцать лет – долгий срок. Марина мигом заметила битву, которую сестра начала вести со своим увяданием. Увидела ее распухшие от ботокса
