Е Жаринов - Нация и сталь
В Лондоне Альфред был уже в начале апреля. Одно из семейных преданий гласит, будто Крупп, находясь на выставке, подошел к английскому слитку, уже выставленному на всеобщее обозрение в Хрустальном дворце, и лезвием перочинного ножа, сделанным из собственной тигельной стали, провел по поверхности шеффилдского "Монстра". "Большой, но плохой", - якобы только и смог произнести будущий пушечный король.
Но как бы там ни было, а шеффилдский слиток уже находился на выставке в то время, как Круппу оставалось лишь с нетерпением ждать прибытия в Англию своего чуда. Лондонцы, может быть, и готовы были открыть рот от удивления, но удивляться пока нечему было. Альфреду пока приходилось лишь довольствоваться малой экспозицией, которую он сумел привести с собой из Эссена. Это были все те же валки для монетных дворов, амортизационные пружины для пассажирских железнодорожных вагонов. В каталоге выставки Альфред сделал весьма примечательную запись: "изделия из кованной стали с низким содержанием углерода, отличающиеся также чистотой состава и твердостью". Но на устроителей выставки эта реклама, по всей видимости, не произвела должного впечатления. В общем списке экспозиция Круппа шла лишь под 649 номером со следующей пометкой: "промышленник и инвестор из Эссена, что близ Дюссельдорфа". Как известно, город Эссен в то время даже не был указан на картах, которыми пользовались в середине девятнадцатого века по всей Англии. Можно сказать, что для чванливых англичан Альфред прибыл из какого-то Богом забытого медвежьего угла.
Расхаживая по Хрустальному дворцу и ожидая прибытия своего "Монстра", Альфред каждый вечер отбивал на родину одну телеграмму за другой, и все они были похожи на сигнал S. O. S. Он торопил своих распорядителей, чтобы те как можно скорее отправили в Англию "оставшуюся часть экспозиции".
"Слиток-монстр" появился на выставке в самый последний момент, накануне закрытия и, действительно, произвел самый настоящий фурор. Все сталелитейщики с восхищением шли смотреть на неожиданно появившееся перед ними чудо. Круппу тут же присудили золотую медаль и начали называть его гением сталелитейной промышленности. Чем больше экспертов исследовало слиток, чем больше они получали подтверждение в том, что это первокласснейшая сталь, тем волна охватившего всех восхищения продолжала набирать силу.
Однако для широкой лондонской публики не это по истине необычное достижение было по-настоящему интересно. Толпу зевак привлекло рекламное шоу, которое и устроил в последний момент Крупп рядом со своей экспозицией. В ожидании "Монстра" у Альфреда созрело решение выставить образцы вооружения, изготовленные из отшлифованной до блеска стали. Гвоздем выставки стала как раз та самая пушка, которую и отвергло прусской правительство. Это оказалось шестифунтовое орудие, сверкающее, как зеркало. Вокруг пушки картинно разложили рыцарские латы, а над головой раскинулся шатер, напоминающий палатку крестоносца эпохи тевтонского ордена со щитом на верху. Прусский королевский флаг был закреплен ещё выше. Он как бы осенял собой все это романтическое сооружение в духе художников прерафаэлитов.
Необычная композиция не могла не произвести впечатления на дам викторианской эпохи, которые жили, в основном, во власти своих романтических грез. Отполированная до зеркального блеска сталь, конечно, не могла появиться в эпоху Людовика Святого, но в этом-то как раз и заключался основной смысл задуманного рекламного представления. Дамы воспринимали оружие как необходимый романтический атрибут. В зеркальной стальной поверхности они могли видеть отражение своих лиц, что делало их причастными к представлению. Доспехи буквально завораживали, сводили с ума женскую половину публики. Они видели в этих железках не реальное средневековье, а воплощение своего воображаемого мира.
Перед самым закрытием Хрустальный дворец решила посетить королева Виктория. Больше всего на неё произвел впечатление не стальной крупповский "Монстр", а все те же рыцарские доспехи. Королева оказалась самой главной мечтательницей своего государства. Есть в её исповедях признания, свидетельствующие о конфликтах между осознанием лежащего на ней долга и естественными потребностями быть самой собой. Ненавистно было для неё утреннее вставание, умывание. Мало интересовали туалеты. Она жаловалась, что тесные платья мешают ей дышать. В то же время её беспокоила излишняя полнота, и она не раз давала себе зарок отказаться от любимых блюд, но все благие намерения оказывались тщетными. Влюбившись в Альберта Саксен-Кобург-Готского, Виктория по собственной инициативе предложила ему свою руку. После свадьбы в кабинете королевы был поставлен второй письменный стол - для любимого мужа. Виктория писала в дневнике: "Я читаю и подписываю бумаги, а Альберт их промокает..."
О том, что она станет правительницей Англии, Виктория узнала, когда ей исполнилось двенадцать лет, и воскликнула: "Я буду хорошей!" Самой очевидной заслугой её явилось очищение короны от комьев грязи, налипших за предыдущие полтора столетия от монархов и их семейств, не отказывавших себе ни в чем ради удовольствий, в том числе и сомнительных. Если бы дело продолжалось так дальше, институт британской монархии, может быть, не устоял бы перед коренной радикализацией общества. Своими достижениями королева Великобритании обязана была не интеллекту, а характеру, умению справиться с тем, что мешало ей выполнять свое предназначение. Она отдавала отчет в своих возможностях и потому старалась опираться на советы тех, кому доверяла, и кто обычно оправдывал это доверие.
В это время начал складываться культ королевы Виктории. Подданные Ее Величества ожидали быстрого триумфа британского оружия в надвигающейся войне с Россией. Разве Англии не предначертано править на морях? Расширить имперские владения? Таков был дух первой Всемирной выставки в Лондоне, устроенной по инициативе любимого мужа королевы, Альберта, в 1851 году.
На следующее утро после посещения выставки об экспозиции никому неизвестного до этого момента эссенского сталелитейщика Альфреда Круппа начали писать почти все ведущие лондонские газеты. В статьях проскальзывали нотки обиды за то, что шеффилдская сталь потерпела столь сокрушительное поражение, и поэтому об экспозиции Круппа писали с оттенком легкой иронии. Например, репортер из "Обсервера" замечал, что "сталь может оказаться настолько хрупкой, что мы заранее вынуждены высказать сомнение относительно того, сможет ли выставленное на показ орудие выдержать большой заряд пороха". А репортер "Дейли ньюз" указывал на безукоризненный внешний вид пушки и выражал сомнение по поводу того, сможет ли столь блестящее и чистое приспособление быть пригодным в полевых условиях. Репортер же из "Иллюстретед Лондон ньюс" писал в негодовании: "Прекрасная пушка герра Круппа - это ни что иное, как фокус". Альфреду так и не удалось продать свою начищенную до блеска пушку на лондонской выставке. Однако жюри смогло высоко оценить гигантский стальной слиток и свое восхищение оно выразило в следующих выражениях: "Ни одна другая страна не смогла представить стального слитка таких размеров и такой красоты. Члены жюри не смогли вспомнить ничего подобного в своей многолетней практике".
Лондонская выставка стала для Круппа великолепной рекламой. Успех позволили Альфреду заключить с британской фирмой "Илкингтон, Мейсон и Кo" договор на 8000 фунтов. Полученная от этой сделки прибыль дала возможность погасить ипотечную ссуду в банке Герштатта и временно погасить счет в банке Оппенгейма.
Отныне Альфред старался уже не пропускать ни одной подобной выставки. Так, в 1854 году на Промышленной выставке в Мюнхене Крупп представил собственное последнее изобретение. Благодаря исключительной энергии, которая в те годы ещё побеждала его физические недомогания, Альфреду удалось полностью изменить производство на фабрике. Там появилась первая механическая мастерская, первый прокатный цех, новый кузнечный цех, чугунно-литейный завод, пудлинговый завод, большой бандажный стан и ещё одна механическая мастерская.
Однако знаменитая лондонская пушка все-таки смогла привлечь к себе внимание высокопоставленных лиц в родной Пруссии. Это орудие, к которому относились как к декоративному украшению, заняло свое постоянное место во дворце в Потсдаме. Вскоре заводы в Эссене решил посетить тогдашний наследник престола, будущий германский император Вильгельм I, прозванный "картечным принцем". Он был настолько поражен увиденным, что наградил Альфреда орденом "Красного орла" четвертой степени (Roter-Adler-Orden), которым награждали лишь генералов. А некоторое время спустя на Всемирной парижской выставке, которые французы организовали в 1855 году в пику заносчивым англичанам, император Наполеон III, подобно своему предку, страстно любившему артиллерию, был поражен видом новой двенадцатифунтовой стальной пушки Круппа. Правитель Франции приказал взвесить орудие и искренне удивился тому, что пушка Альфреда весила на двести фунтов меньше, чем её бронзовые аналоги того же калибра. Изобретение немецкого промышленника было предложено тут же испытать в районе Венценского замка. После трех тысяч залпов эксперты не смогли обнаружить не малейшего повреждения. Наполеон III пожаловал Альфреду Круппу орден кавалера Почетного Легиона.
