Вацлав Михальский - Для радости нужны двое
Как-то после очередного летального исхода на операционном столе они с Папиковым сидели, как всегда, под фикусом и жизнь ушедшего юноши еще витала над ними, и она вдруг почему-то спросила Папикова:
— А когда я прибыла в госпиталь, вы были в отпуске? Все говорили: "Папиков в отпуске".
— Угу, в отпуске, — усмехнулся Папиков. — В Полтаве американцев оперировал.
— Американцев?!
— Да. Это секрет, но вам я верю, как себе.
— Спасибо, — сказала Александра, — наши чувства взаимны.
Папиков кивнул.
— У нас много людей со взаимными чувствами, почти весь народ, а пригнули так…
Александра не ожидала столь откровенных слов от Папикова, она уже давно ни от кого их не ожидала, кроме мамы и Адама.
Помолчали. Папиков заложил под язык очередную порцию табака и стал жевать его.
Александра подумала, что разговор окончен, но ошиблась. Пожевав минут пятнадцать, Папиков пошел, сплюнул табачную жижу в металлическую плевательницу, оставшуюся от немцев, вернулся на место и заговорил снова:
— Разбомбили наш с американцами совместный аэродром, вот и послали меня. Все мои операции прошли успешно — повезло. Так что и наше и американское начальство осталось довольно. У меня теперь и американский орденок есть — "За заслуги". Прямо там, в Полтаве, американский генерал выдал и еще пообещал личную благодарность от Рузвельта. Как ни странно, прислали. Позавчера вызывал меня наш особист, вручил под расписку копию письма с переводом на русский язык. "А подлинник, — говорит, — вам не положено. Подлинник должен храниться где надо". Так что в случае чего теперь у НКВД против меня все улики на руках.
— Но вы ведь спасали союзников! Вас послали! Какая же тут вина?!
— Послали не послали, а как захотят, так и перекрутят — куда жизнь повернется. Наша жизнь…[29]
"Товарищу Сталину
Сегодня 2 июня группа американских самолетов в составе: 130 бомбардировщиков "Летающая крепость" под прикрытием 70 истребителей типа «Мустанг», вылетев с авиационных баз Италии после выполнения боевого задания по военным объектам в Венгрии, произвела посадку на наших специально подготовленных аэродромах: Полтава, Миргород, Пирятин.
Посадка произведена благополучно.
Авиационной группой руководил генерал-лейтенант Икар.
Новиков.[30] 3 июня 1944 года".
…Так началась операция «Фрэнтик» (разъяренный). Смысл ее был в челночном курсировании американских самолетов над территорией врага. Например, вылетев из Англии, отбомбив стратегические цели в Восточной Германии и пройдя "точку возврата",[31] они садились на советских аэродромах в Полтаве, Миргороде, Пирятине. Здесь американские самолеты обслуживали советские техники, заправляли их советским горючим, заполняли бомбовые люки советскими бомбами, и вновь снаряженные американские самолеты летели через какое-то время в обратный путь, по дороге еще раз отбомбив вражеские цели. Иногда в этих операциях принимали участие советские самолеты, и уже наши совершали посадки в Италии или Англии.
Как известно из современных российских источников, например, 11 июня 1944 года тысяча американских самолетов отработала стратегические цели в Румынии. Часть американской армады приземлилась в Полтаве, Миргороде и Пирятине и после непродолжительного отдыха вылетела в обратный путь на «добивание» противника. 21 июня 1944 года 2500 американских самолетов, вылетев из Англии, нанесли удар по Берлину, после чего часть "Летающих крепостей" и истребителей прикрытия также совершила посадку в Полтаве, Миргороде и Пирятине.
"Товарищу Сталину.
Сегодня, 19 сентября, американцы вылетели с наших авиабаз для бомбардирования железнодорожного узла Сольник (Венгрия) с посадкой в Италии.
Новиков. 19 сентября 1944 г."
Операция «Фрэнтик» длилась всего несколько месяцев, но стала значительной страницей в истории второй мировой войны. Русские и американцы почувствовали себя связанными узами боевого братства. Когда было принято политическое решение свернуть «Фрэнтик», восточное командование американцев издало обращение к своим солдатам и офицерам:
"Помни: ни одна другая нация не сделала для нас так много, сколько сделали для нас русские".
Всю жизнь держала в памяти Александра, как именно тогда, под фикусом с его темно-зелеными листьями, вдруг остро вспомнила она о сестре Марии. Где она? Как? А может быть, тоже воюет с немцами? Мама говорила, что она боевая, так что вряд ли прячется где-то в теплой норке… Мама рассказывала: "Маруся у нас атаманша, характер у нее смальства такой, что не согнешь и не переломишь…" Конечно, она подумала о Марии потому, что Папиков рассказал об американских летчиках, и она впервые за всю войну вдруг осознала: союзники ведь тоже воюют…
Потом, через много лет после войны, когда Александра Александровна стала частенько ездить в Германию, а точнее, в Кельн, где игрой судьбы жили ее дети и внуки, она с удивлением узнавала от них, что немцев, да и весь остальной мир, оказывается, отстояли от фашизма американцы, только американцы, ну еще чуть-чуть англичане, а про русских, как правило, и не вспоминают, а если и вспоминают через силу, то говорят, что "русские тоже воевали". Потрясающая вещь — история, когда ее пишут победители, а они пишут ее всегда. И самое непостижимое, что такую историю вдолбили в головы немцам! Самим немцам — детям и внукам тех, что были участниками войны на Восточном фронте. Справедливости ради надо сказать, что и мы не сильно распространялись о вкладе союзников. Говорили все больше о материально-технической помощи, а о том, что Америка и Англия вели широкомасштабную войну на море и в воздухе, старались не упоминать. Даже такой исключительно важный театр военных действий, как Северная Африка, практически не попадал в поле зрения советского человека. А ведь только в Тунисе сдалось в плен 250 тысяч немецких военнослужащих.
Конечно, наши жертвы не сопоставимы ни с американскими, ни с английскими, но многие, как оказалось, об этом не знают, потому что в них вложено другое знание.
VII
Начальник госпиталя, которого за глаза все звали по имени и отчеству — Иван Иванович, а в глаза "товарищ генерал", был явно не на своем месте. Он не любил организационную работу, томился у себя в кабинете и все норовил найти дело вне его стен. Так что больные не оставались без его личного внимания — утром и вечером он обходил все палаты, потом смотрел процедурные, заглядывал в операционные, искал непорядки во дворе и даже на кухне. Все это, конечно, шло на пользу госпиталю лишь отчасти. И госпиталь имел немало прорех, пока начальник не нашел себе в сорок третьем году верткого заместителя по оргработе и снабжению. Им оказался тот самый знаменитый на всю Москву Ираклий Соломонович, которого за что-то сослали на фронт.
Благодаря исключительному проворству и снабженческой хватке Ираклия Соломоновича в тот вечер 31 декабря 1944 года в госпитале вкусно пахло жареными пирожками и еще многими давно забытыми запахами давно забытых продуктов.
Девочки на кухне и сами расстарались, да еще нашлись им умелые помощницы среди медсестер, так что праздничный ужин обещал быть выше всяких похвал. Ираклий Соломонович и здесь, на войне, ухитрился достать деликатесы — пальчики оближешь! Одна жареная польская колбаска чего стоила! Дух от нее исходил такой, что сердце радовалось. И от всех этих запахов, от предпраздничной суеты даже тяжелораненым полегчало и у них появилась надежда на близкую мирную жизнь, конечно же, изобильную, конечно же, счастливую.
— Я и не помню, когда слышала запах дрожжевого теста! — радостно сказала Александра. — У меня мама, знаешь, как печет!
— А у меня? — в тон ей отвечала Наташа-"старая". — Такого высокого теста, как у моей мамочки, сроду ни у кого не бывало во всем Воронеже!
Маг и чародей Ираклий Соломонович откуда-то «выцепил» даже ящик шампанского для медперсонала, который было обещано собрать в огромном, как конференц-зал, кабинете начальника госпиталя ровно в 23.00, чтобы проводить старый год и встретить Новый — 1945-й.
Александра и Наташа тоже участвовали в стряпне на кухне, правда, как подсобные работницы, потому что к плите шеф-повар госпиталя не давал никому приблизиться, делал все только сам с двумя подручными поварихами. Немецкая кухня сияла чистотой и приводила каждого понимающего человека в восторг: все в ней было по уму, каждая штуковина на своем месте.
В десять вечера вся кухонная работа была закончена, и девушки побежали по своим углам наводить «шик-блеск-красоту», как сказала «старая» медсестра Наташа.
Александра впервые надела парадную гимнастерку с орденами Трудового Красного Знамени, Боевого Красного Знамени, Красной Звезды и медалью "За отвагу". Все, кто теперь ее видел, не сразу находили, что и сказать, только цокали языками да присвистывали.
