Разбирая огонь - Александр Уланов
— ухо нашлось не до конца. Гроза накатила мокрыми студентами
— ухо ищи дальше, могло погулять, пошуметь морем в раковине, но вернётся
— не пора ли продолжить о Бланшо и не о?
— пора впору. Только не знаю, когда. Время глупых обид и серого цвета
— если не тратить на глупое, время будет. Тень чёрная, снег белый, пусть не смешиваются. Грейпфрутовая свежесть ожидания
— на глупое всегда тратишь время, обида как укус
— боль, потому что обида на своё
— как приходит пора? ощущение, что пора поры? как осенняя или зимняя?
— наверное, когда чувствуешь, что потом не сможешь изменить. Ты обычно думаешь, что сможешь, и чаще всего да, но не всегда. Понимаю, почему это тебе не нравится — вот она, пора, пришла, тут поселилась, никуда ее не денешь. Но есть же она
— в состоянии поры, мне кажется, не находишь себя вовсе, или когда прошла уже, и за ней бежишь
— ты ко мне придвигаешься во сне, то ли пытаешься в меня зарыться, то ли просто движешься в том направлении, и я тебе только мешаю
— после ночи разговоров воздух цветёт
— да, на уровне чуть выше головы
— он разными цветами цветёт, как поле. Из-за весны — большими бело-розовыми цветами, вроде магнолии, они гладкие, чуть скользящие, их все чувствуют. А из-за тебя — маленькими светло-светло голубыми, мягкими, махровыми, сильно пахнущими
— не найденный промежуток беспокоит возможностью. Слишком мало забываю
— ненайденное растет из найденного — иначе о нём не знали бы. И беспокоит — оно ненайденное. Помню больше — но мне так лучше
— дождю очень не хватает резкости контуров и света. Кажется, он любит зонтики, образующие в нём пещеры. И фары
— ночные бабочки сидели на лице, или что-то в лице стало бабочкой; ночной дождь прошёл и не намочил листья, как свет. Упражнения от усталости, с этажа на этаж ветра
— из: виноградная тетива распущенная губами населяет с четырех сторон кальциевое ожидание нижней строфы-взгляда. Свить шею, душа в одеяле
— в трёх одеялах три души, все тебя греют. Шея вертится поездкой, удлиняется работой. Кальций куда хочет пещерным случаем, игнорируя бороду
— устьем сна выгибая проволоку утра в плечей соль
— сегодня устраиваю сливовый день рождения
— сливы как луны?
— сливы лианы ириса
— сливы очки вечера
— как добыть горячую воду на мысе? Котёл, конечно, не потащим
— треть кружки вскипает на двух свечках за пятнадцать минут. Не быстро, но не торопимся? кружка вся в копоти, но отмывается, море рядом, попробую улучшить. Расходуется около четверти свечек
— дрова из кусочков дыма, заплатанных травами
— укрывая изгибом снега на крыше
— на половину влажность между зёрнами и шелухой подаренного времени, коммунальными боками Флоренции
— упершись в каменный б(л)ок времени, скатываюсь к тебе сном ската
— вечер совсем убежал к тебе
— два бега обернули к ветвящемуся сопротивлению профиль совершенно сухого голубя, лопатками уверенности, что воскресенье
— «ненужные стороны» текста — это что?
— думаю, что они есть. Иначе хаос ассоциаций, броуновское движение. Совсем без дыр — стоячее болото. Но если кругом только дыры — тоже круглая лужа, которая никуда
— мыслями о тебе став болью излучины левой голени просеивая висками вторую ночь
— вечерним неписьменным табаком, северо-западом головы
— распускать тяжесть внутри (петли разноусталости), вороны о венецианских чайках спрашивают ставший в позу непрозрачности воздух, какой-то яростью ночной ясности головы, спрячусь
— как ты? Насколько высок вечер? Туман тонет
— вечер проросшим семечком, вряд ли далеко в выходные. Туман тонет до земли и сквозь, туман ест рыб
— туман ест деревья, а рыбы холоднее, это они его съедают. Если завтра недалеко — не дальше дома?
— Бланшо только честен: нет начала истории, нет конца, мы не знаем ничего до конца. Но что-то есть, и что-то в какой-то мере мы знаем, хотя не знаем, в какой. Сомнительность возможности сказать «я», неясность границ этого «я» — тоже честность, а не утверждение об отсутствии «я». Литература против лицемерия речи, полагающей, что легко сказать неясное и что сказанное — ясно. Всё высказанное автоматически становится сомнительным. Сказанным человек попадает в порядок речи и одновременно в хаос сомнения. «Вместе, хотя ещё нет» — бесконечное приближение, понимание
— невозможное — иногда каменное, непробиваемое. Иногда приглашающее, не то чтобы мягкое, но с неясной границей. Зовущее приблизиться. Дойти не получится, а приблизиться можно. Кажется, что невозможность литературы, о которой Бланшо — похожая. Писать интересно о том, о чём невозможно писать — пытаясь хоть как-то увидеть словами эти состояния. А то, что ясно — оно и так ясно
— невозможное непробиваемое — данность. С ним смиряются или об него разбиваются, оно не длительно. Мне кажется, что чаще имеем дело с тем, другим невозможным. Оно — желаемое? Невозможность литературы — желаемый (то есть (пред)полагаемый и осознанно недостижимый) предел литературы? В нем напряжённость
— но то, о чём невозможно написать — не предел, а мир. Напряжение разное. Иногда как столбняк, судорога. Иногда — сжатая пружина, толкающая что-то или себя
— кажется, у возможного и невозможного есть третий полюс — обязательное, или возможное — между обязательным и невозможным, причем и обязательное, и невозможное равно мертвы — и в то же время порой желанны — например, обязательное — как уверенность. Хотелось бы уверенности в близости, но уверенность — нарушение свободы, чего не хочется — так между возможным и уверенным
— как моя квартира?
— шумами извне, сама спокойно (немножко лениво) размышляет отвёрнутой стороной книг. Заказным письмом конца июня. Полив землю, немного себя
— в полуподвале, окно открыто, но с решёткой. После обеда на подоконнике грозди мелких красных ягод, эффектные на фоне серых железок. Тобой из Европы набросано?
— сон рассыпается песком, утренним и ветреным по знакомым и не— местам, никак не соглашается (с)вернуться на несколько часов в улитку дыхания, день (бр)из немой коры испаряется. Сон приходит в лопатки, и там ждёт голову. Довольной змеёй на крышке критского кувшина, как ни зови, не прыгнет внутрь
— в ночь скорее соскальзывают — попробуешь пораньше? Ночь сама не рассыпается, она большая и текучая, так не может рассыпаться река. В день попадаешь рассыпанным и собираешься, дождь — не рассыпание, это постепенное собирание. Пар — сон воды?
— ночь поддерживает рассыпанное — ночное небо. Как засыпает то, что уже рассыпано и ищет сна? вода — не сон снега. Сон песка — ночная упругость?
— то ли пытается собраться, но не затвердеть, то ли ещё больше рассыпается и так засыпается уже не сыпучим, а втягивается,
