Великая война - Александар Гаталица
Он решил разорвать командную цепочку. Целью этой малой военной реформы было превратить его взвод, насчитывавший сорок человек, в совершенную коммуну, которая будет независимо принимать решения и сама собой командовать. Было понятно, что к такому состоянию, названному Сергеем «цельным воинским сознанием», нельзя перейти за одну ночь. Процесс перехода от «империалистическо-иерархического» к «коллективному» способу командования (формулировка Сергея) продолжался неделю, в течение которой стали видны и взлет, и постыдное падение этой идеи, но никому и в голову прийти не могло, что все произойдет так быстро. В самом начале Сергей говорил о своих планах с заместителем командира взвода, которого ему удалось привлечь на свою сторону, затем он долго убеждал командиров отделений. На третий день он применил оригинальную круговую систему командования, при которой каждому солдату полагалось на час стать командиром взвода. Он и себе не выделил привилегии, из двадцати четырех часов он был командиром всего один час. И поначалу все шло гладко, но потом Сергей заметил, что среди солдат есть такие тупицы, которым нельзя доверить командование даже на час, поэтому он выстроил двухступенчатую, а потом и более сложную трехступенчатую систему командования.
Под Варшавой, где не было боев, все это осталось игрой, никем не замеченной — вот удивительно — целых шесть дней. Но потом солдаты из других взводов заметили нечто необычное. Сослуживцы Сергея не только расхаживали по своему расположению, как павлины, но еще и громко отдавали друг другу приказы, которые некому было выполнять. В конце они усовершенствовали трехступенчатую систему и установили «обмен приказами»: я приказываю тебе вот это — ты исполняешь, ты приказываешь мне то-то и то-то — и я исполняю в ответ. Командование превратилось в некую разновидность обмена, против чего Сергей отчаянно выступал в предпоследний день своей реформы на партийных собраниях взвода, но помочь делу было уже нельзя. Смекалистые солдаты нашли способ, как выиграть от этой анархии. Они стали запоминать приказы и торговать ими, как ценными бумагами. Наиболее удачливым оказался один ушастый студент-математик, который смог перевести все эти комбинации в цифры. Очень быстро он стал неформальным руководителем отряда из сорока двух военнослужащих, отдающих друг другу приказы.
Кто знает, что случилось бы дальше, если бы Сергей не был арестован, предан суду военного трибунала и, после краткого расследования, расстрелян. Его солдаты расстрела избежали, но получили на должность командира взвода самого старого и матерого унтер-офицера, закаленного еще в русско-турецкой войне 1878 года. Приказы отдавал только он, и все должны были ему подчиняться. Половина солдат получила синяки после его ударов, а троим наиболее упрямым старый унтер сломал руки. Вот так, прежде чем в Варшаве начались бои, во втором взводе третьей роты пятого батальона армейской группы, державшей город в осаде, была установлена необходимая «империалистическая» дисциплина, а про Сергея все скоро забыли.
А о том, что никто не забудет и что произошло на железнодорожной станции в Нише, писала «Политика» 18 ноября по старому стилю, разместив в номере одно любопытное письмо. Отправила его специальной почтой в адрес столичной газеты госпожа Даница, основательница сербского «Синего креста», организации помощи скоту на фронте, первая жительница Шабаца, выучившая английский язык. Госпожа Даница писала:
«Небольшую железнодорожную станцию в Нише я застала переполненной солдатами, крестьянами и женщинами, они целыми часами сидели на земле в ожидании санитарного поезда. Раздался паровозный свисток, и вся масса людей ринулась на платформу первого перрона, но из вагонов этого поезда стали выходить пленные, выглядевшие вполне прилично, а мы пали духом. Это были австрийские солдаты, на них все смотрели не иначе как со злостью, но внезапно один пленный высунулся в окно и возбужденно воскликнул: „Джуро! Джуро!“ Один из находившихся на перроне солдат, услышав это, оглянулся, подбежал и обнял кричавшего, который именно в этот момент выскочил из вагона. Это были братья Янко и Джуро Танкосичи из одного села в Среме, где для Австрии и Сербии началась Великая война. Брат Джуро сбежал от австрийской мобилизации еще в августе 1914 года, а Янко сбежать не удалось, и вот братья-сербы и сражались друг против друга, пока „австриец“ не воспользовался первым же подходящим случаем, чтобы сдаться в плен. Сейчас он был готов надеть сербскую военную форму, а на голову — нашу воинскую шайкачу[11].
Трогательной была эта встреча братьев. Оба плакали и обнимались так, словно имели одну душу на двоих. Те, кто был к ним поближе, слышали, что они обещают друг другу больше никогда не расставаться — ни в жизни, ни в смерти. Мы стали аплодировать, а какой-то пожилой господин с длинной седой бородой приказал не разлучать братьев. Этот господин обращался к окружающим настолько авторитетно, что они немедленно подчинялись ему. Когда я к нему присмотрелась поближе, то увидела, что это не кто иной, как г. Пашич, ожидающий поезда вместе со всеми.
Поезда для господина первого министра все еще не было, а Янко и Джуро немного погодя, обнявшись, ушли в город. Они пели при этом так, что мало-помалу их песню подхватили все цыганские оркестры, а затем посетители кафан и всякого рода кутилы и пьяницы, а потом запел и весь город, во главе которого, как звезды первой величины, сияли два Танкосича из Срема».
Так писала госпожа Даница, организатор сербского «Синего креста». Поэтому статью этой же дамы опубликовали в первом после Колубарской битвы номере «Политики». Эта статья была залита слезами в той же степени, как предыдущая — песнями и радостью. В ней говорилось:
«Я недавно писала о встрече двух братьев. Но я должна поведать читателям и конец этой истории.
