Мой муж Одиссей Лаэртид - Олег Ивик
Восемь числом, а девятая мать, что птенцов породила
Жалко пищавших птенцов одного за другим поглотил он,
Мать вкруг дракона металась, о милых печалуясь детях.
Вверх он взвился и схватил за крыло горевавшую птичку.
После того, как пожрал он птенцов воробьиных и мать их,
Сделало смысл появленья его божество очевидным:
Сын хитроумного Крона тотчас превратил его в камень.
Все мы, в безмолвии стоя, дивились тому, что случилось:
Вышло на свет ведь при жертве ужасное чудище божье.
Тотчас тогда, прорицая, Калхас обратился к ахейцам:
«Длинноволосых ахейцев сыны, отчего вы молчите?
Знаменьем этим событье являет нам Зевс промыслитель, -
Позднее, с поздним концом, но которого слава не сгинет.
Так же, как этот сожрал и птенцов воробьиных, и мать их, ->
Восемь числом, а девятую мать, что птенцов породила, -
Столько же будут годов воевать и ахейцы под Троей,
Широкоуличный город, однако, возьмут на десятом».
Гомер. Илиада
И еще одна весть из Авлиды, которая заставила меня содрогнуться. С тех пор прошло почти десять лет, но до сих пор мне больно вспоминать летнее утро, когда угаритский купец Илимилку вытащил свой корабль на песок в нашей гавани и поднялся по дороге, ведущей во дворец.
Его гребцы принесли с собой несколько тюков — я уже не помню, что в них было. Пока Антиклея рассматривала товары и приказывала Евриноме вытащить из кладовки изделия наших ткачих, я велела накрыть столы в мегароне и пригласила мореходов отобедать. Антиклея сделала страшное лицо — она считала, что торговцы могли бы угоститься в каком-нибудь другом доме, где есть мужчины, — но спорить было уже поздно, и ей пришлось составить мне компанию, чтобы придать происходящему видимость приличия. Впрочем, ей и самой не терпелось узнать что-нибудь о том, как идут сборы на войну и не отплыла ли уже флотилия ахейцев к берегам Трои.
Нам повезло больше, чем мы могли ожидать, — купец покинул гавань Авлиды всего лишь несколько дней назад. Он привез туда товары, которые могли понадобиться воинам в пути, и торговал, пока флотилия Агамемнона не ушла в море. От него мы узнали о том, что это была уже вторая попытка ахейцев доплыть до Трои — первая окончилась неудачей. Не дойдя до Геллеспонта, ахейцы напали на владения Телефа в Мисии и опустошили прибрежные селения. Телеф, сын Геракла, не был союзником Агамемнона, но поддерживал с ахейскими царями добрососедские отношения. Теперь ему пришлось двинуть свое войско против бывших друзей. Дело закончилось переговорами, во время которых ахейцы уверяли, что ошиблись: они не знали, что разоренные ими земли принадлежат Телефу. Думаю, что они покривили душой: ведь Телеф был женат на дочери Приама и, значит, являлся его естественным союзником. Рано или поздно он пришел бы на помощь тестю, и Агамемнон решил первым нанести удар.
Но боги покарали лжецов, к тому же нарушивших законы гостеприимства (Телеф был гостем многих ахейских царей). Когда флотилия отплыла от берегов Мисии, начался страшный шторм, раскидавший корабли ахейцев, и потерявшим друг друга вождям пришлось возвращаться в Авлиду.
Пока купец рассказывал все это, мы с Антиклеей с трудом сдерживали волнение. Ведь в Мисии разыгралось кровопролитное сражение, да и шторм мог погубить часть кораблей. Наконец я не выдержала:
— Скажи мне, достойный Илимилку, не слышал ли ты, что во время всех этих событий делал царь Итаки Одиссей? Вернулся ли он в Авлиду со своими воинами? Выступил ли в новый поход?
Я боялась, что купец ничего не сможет мне рассказать, — Одиссей был всего лишь одним из многих десятков ахейских вождей. Но, к моему удивлению, мой гость хорошо знал его. И то, что он поведал, заставило меня много ночей проливать слезы. Мне хотелось бы верить, что купец солгал, но это было слишком маловероятно: зачем гостю очернять хозяина дома в глазах его жены и матери? Кроме того, люди не склонны тепло принимать тех, кто приносит дурные вести, и, если бы купец хотел обмануть меня, он скорее сочинил бы историю о ратных подвигах Одиссея и о богатой добыче, которую тот захватил в Мисии, — это помогло бы ему продать нам свои товары, да еще и получить дорогие подарки в придачу.
Впрочем, купец не прогадал — Антиклея была так рада, что сын ее жив и здоров, что отдала ему несколько десятков узорных плащей и хитонов почти задаром. Что же касается меня, то принесенные купцом вести потрясли меня, и все же я подарила гостю два критских треножника из тех, что Одиссей когда-то выменял на мое приданое. Я считаю, что людей надо вознаграждать за правду, какой бы горькой она ни была. И я сама, раз уж я пишу эти заметки, стараюсь сообщать в них одну лишь правду. Поэтому я ничего не утаю из того, что, по словам купца, произошло в авлидской гавани перед второй попыткой Агамемнона выйти в поход на Трою.
Несчастье зрело давно. Еще полвека назад отец Агамемнона Атрей дал обет принести в жертву Артемиде лучшего ягненка в своих стадах. Но когда у одной из овец родился ягненок из чистого золота, Атрей нарушил клятву — он задушил его и спрятал в ларец. Артемида не стала преследовать нечестивца, но обиду затаила и решила выместить ее на потомках царя.
В те дни, когда флотилия ахейцев готовилась вторично выступить из авлидской гавани, богиню вновь прогневили, теперь это сделал сын Атрея Агамемнон: поразив на охоте оленя, он сказал, что даже сама Артемида не справилась бы лучше. И тогда разгневанная дочь Зевса, вспомнив заодно и былую обиду, запретила ветрам нести по морю ахейские корабли. Тщетно ждали мореходы попутного ветра, и в конце концов прорицатель Калхас вопросил богов и объявил волю Артемиды: она потребовала, чтобы ей принесли в жертву дочь Агамемнона Ифигению.
Мы с Ифигенией были хорошо знакомы и в детстве часто играли вместе: она не раз гостила у своего дяди Менелая в Спарте. А однажды отец взял меня в Микены, и мы с ним жили во дворце у Агамемнона. Меня поселили в одной комнате с Ифигенией, и мы бегали по микенским улицам с ее подружками, а по ночам подолгу болтали и лакомились сушеными фигами, которые
