Возвращение - Роман Иванович Иванычук
— И ставите под ними свою фамилию, — добавила Перцова.
«Ну и въедливая же эта Перцова», — подумал Нестор. Он чуть не засмеялся, чем навсегда бы обидел Миська, который еще стоял в мечтательной позе, но в это время вдруг зазвучала песня.
Эта песня была о нем, Несторе, о его седине, прядью упавшей на глаза и напомнившей, что пора возвращаться домой, возвращаться и принести с собой то добро, что нашел на жизненных дорогах.
Нестор слушал, задумавшись: большая правда была в этих словах о далеких странствиях, которые каждого, кто честно их прошел, ведут в итоге к отцовскому порогу, и счастлив тот, кто в безвестности жизненных странствий сумел сберечь самый драгоценный изначальный дар — любовь и тоску.
— Когда-то не так пели… — вздохнула Перцова. — Где-то наши романтические песни!.. Теперь уже другое поют… Но, скажу вам, извините, — снова повернулась к Копачевой, — не так уж и плохо!
Нестор встал. Его нахмуренное лицо просветлело. Под звуки этой песни в запутанном клубке мыслей высветилось главное: Копач, Перцова, Галя уже контурно очерчивались как персонажи нового фильма, и неразгаданным остался только один, может, главный — Кость Американец. И Нестор еще раз попросил Костя:
— Сыграйте ту песню, которая сорвалась у вас сегодня на сцене…
Кость не поднял головы. Тогда к нему подошла Галя.
— Почему вы терзаетесь, сосед? Ведь у вас все хорошо. Я забыла вам сказать… Только вы выбежали от Вадима Ивановича, оставив у него на столе чемодан со своим сокровищем, как он послал за мной в производственный отдел. Он ведь знает, что мы соседи. Когда я вошла, он сказал, покачав головой: «Что за нетерпеливый народ эти галичане! Надо ведь подумать, вот… Надо подумать, куда его… Скажи, пусть зайдет ко мне на той неделе!» Слышите, Американец? Завтра в девять приходите. Пропуск на вас уже заготовлен. Возьмете в проходной. Успокойтесь. Сыграйте свое соло.
— И мне то же самое сказал директор, — поддакнул Нестор.
— Соло… — проговорил Кость, и глаза его заблестели. — А вы и не заметили, что я весь вечер наигрываю на своем банджо. Гм… Должно быть, слишком тихо играл…?
Американец взял банджо в руки, ударил по струнам и рассыпал по комнате дробь живой коломыйки.
— Вы хорошенько смотрели? — нагнулась Перцова к Копачевой. — Он играл или нет?
— Так ведь сказал, что играет все время.
— Должно быть, мне уже нужны очки.
— И еще немножко слуха.
Кость пел, аккомпанируя на банджо:
Будь здорова, моя мила, бо я вже мандрую,
Підступися до коника, най тя поцілую.
Подай, мила, біле личко і праву рученьку,
Та най я тя поцілую, бо йду в доріженьку.
Ой місяцю-місяченьку, світи, не ховайся.
Хоч поїдеш, мій миленький, борзо повертайся.
То ли прощальный мотив песни, то ли поздний час напомнил некоторым гостям, что пора расходиться: первым встал Ткаченко.
— Когда вы к своим пенатам, Нестор?
— Может, и сегодня.
— Ничего подобного! — тоскливо простонала Перцова. — Я ничего и знать не хочу о вашем глупом, простите, райзефибере[19]. Не съедено, не выпито, так для кого же я…
— А за него управимся мы, нам не к спеху! — хором заявили артисты.
Мисько был более категоричен. Он сказал, что Нестор не уедет из Города до тех пор, пока Мисько не получит машину, а это будет не сегодня-завтра. Тогда они оба съездят в столицу, и там Мисько сдаст экзамен на артиста.
— А дом на кого оставишь, Мисько, а свиней?
— Не волнуйся, Нестор, всем движимым и недвижимым имуществом ведает мама.
— Но ведь семья, Мисько, подумай, — забавлялся Нестор. — Неужели твоя жена, привыкшая к собственному дому, захочет жить в столичной тесноте?
Мисько воровски посмотрел на Галю и, приложив лодочкой ладонь ко рту, прошептал, став на цыпочки:
— Volens nolens[20], сейчас я — вольная птица…
— A-а, ясно… Кость, — повернулся Нестор к Американцу, — проводите меня, будьте любезны.
Копачева всплакнула. Только Августин, самый рассудительный из всех, сказал:
— Кто должен ехать сегодня, пускай едет, потому что завтра, как говорится, может уже не уехать. Ежели бы я тогда, на второй день после лицитации, не забрал старуху в Город, то не было бы ничего из того, что есть, и был бы нынче Августин Копач не театральным человеком, а обыкновенным босяком.
Нестор подошел к Гале.
— Не вернетесь… — проговорила она.
— Возвращусь… Должен возвратиться. А если сейчас не уеду, то завтра наведаюсь к Ивану Бонифатьеви-чу, — сказал Нестор, и снова ему показалось, что зеленые глаза Гали стали огромным кругом, озером, морем…
— Тогда приходите завтра в шесть в театр, у нас репетиция. Хорошо?
Перцова и Копачева издали наблюдали за ними.
— Какое это счастье, что он нашел ее, — вздохнула Копачева.
— Вы думаете, это ему впервой? — ответила Перцова.
— Э, не говорите, такой, как Галя, нигде нет.
— А верно, ведь нигде нет и такого Города, как наш.
— Слава богу, что хоть раз вы мне не возразили!
…В центре Города между двумя улицами, что разбегались вверх, беря свое начало от ратуши, пах медом треугольный сквер. Кость Американец привел сюда Нестора, они сели на скамейку, и только теперь Нестор узнал то, что ему очень нужно быть знать.
…Сестры уважали и опекали Костя, но с некоторого времени он стал замечать в глазах старшей жадную пытливость к его чемодану, и однажды она все-таки осмелилась спросить, что у него там, в этом самом тяжелом чемодане.
— Забудь о нем думать, — сказал с горечью Кость. — Это мое добро.
А несколько дней назад… Кость не знает, но, должно быть, все это произошло так…
— Ну, зачем ему этот чемодан? — сказала старшая сестра.
— Не цепляйся, это ведь не твое. Все тебе мало, вечно тебе мало, спекулянтка! — не выдержала младшая. — Мы уже свое получили.
— Но на что деньги ему, старому грибу? Ведь у нас он ни в чем не нуждается.
— Да оставь ты его в покое, не возьмет он с собой в гроб этот чемодан.
— Да мы только посмотрим, что там.
— Я не буду. Смотри сама, если хочешь.
Старшая сестра взяла, наверное, топор, воткнула в щель чемодана лезвие, нажала, и скоба вместе с замочком выпрыгнула из гнездышка. Крышка отскочила, сестра посмотрела и, пристыженная, выскочила из комнаты.
Кость пришел домой поздно, слегка под хмельком: засиделся в буфете Перцовой на автобусной площадке. Он вошел в комнату и оторопел: выдвинутый на середину чемодан был открыт, а в
