Только сегодня - Нелл Хадсон
– Ого! – воскликнул Генри. – Гигантская летучая мышь!
Воспользовавшись его вниманием, Клара подняла руки к коленям и соскочила с перекладины с помощью эффектного сальто.
– Здорово! – похвалил Генри. – Ты можешь стать гимнасткой.
Клара подбежала ко мне и принялась взволнованно рыться в своем рюкзачке.
– Ты что ищешь, гимнастка? – спросила я.
– Мою бутылку с «дло», – ответила Клара.
Наконец она вытащила из рюкзака бутылочку с водой и спешно припала к горлышку.
Сделав несколько глотков, Клара замешкалась, не зная, чем ей теперь заняться.
– Джем, – позвала я. – Может, тебе тоже глотнуть воды?
– Не, я нормально! – отмахнулся Джем.
– Да ладно, нормально, ты же верещал во всю мочь. Могу поспорить, тебя жажда мучит.
– Ох, меня вот точно жажда мучит, – вмешался Генри. – Я бы не отказался от глотка воды.
– Ну, я вообще-то тоже немного пить хочу, – подумав, решил Джем.
Они наперегонки подскочили к скамейке. Я передала Джему его бутылку, и он жадно пил, запрокинув голову назад.
– Ну как, весело тебе, Джем? – спросила я, когда он утолил жажду.
– Да! – тяжело дыша, выпалил Джем. – Генри очень страшный дракон.
Внезапно послышалась музыка. Мелодия была знакомая, но я не помнила ее названия. К игровой площадке впервые после зимнего перерыва подъехал фургончик с мороженым. Лица детей вытянулись от крайнего искушения.
– Няня Джо, – пропела Клара своим самым сладким голосом, – пожалуйста, можно нам с Джеммаркусом фруктовый лед?
– Даже не знаю, – засомневалась я. – А вам не кажется, что еще прохладно для мороженого?
– Нет, мне не кажется, – заявил Джем.
– А ты как считаешь, Генри? – спросила я.
– Я думаю, – с серьезным видом начал Генри, – одному дракону просто необходим фруктовый лед после того, как он полдня изрыгал пламя.
Я вручила Кларе пятерку и позволила им с Джемом самостоятельно пойти к фургону, где уже образовалась очередь. Мы с Генри остались на скамейке и присматривали за ними.
– Ты знаешь высказывание Рильке о драконах? – спросила я Генри.
– Не припомню.
– Хочешь послушать? Это очень красиво.
– Давай, раз так.
– «Быть может, все драконы нашей жизни – это принцессы, которые ждут лишь той минуты, когда они увидят нас прекрасными и мужественными. Быть может, все страшное в конце концов есть лишь беспомощное, которое ожидает нашей помощи»[13].
Генри молчал.
– Ну и? – поинтересовалась я.
– Да, – откликнулся он, – хорошо звучит.
На пути домой я периодически покрикивала на скачущих впереди мальчишек: «Притормозите!» – а Клара шла рядом, шоркая подошвами по асфальту. Так мы подошли к двери дома Терри и Рафа.
– Ну ладно, я тогда пойду, – сказал Генри, поглаживая дверной молоточек в форме лисицы.
– Нет! – закричал Джем.
– Я снова приду поиграть с тобой, обещаю, – уверил Генри и нежно ущипнул мальчугана за щечку с ямочкой.
Затем он повернулся ко мне:
– Хорошо тебе провести время с родителями, – сказал Генри и поцеловал, едва прикоснувшись губами к моим губам. – До встречи.
Мимолетный поцелуй заставил детей восхищенно вскрикнуть. То же самое произошло и внутри меня.
Двумя часами позже я поджидала Дила на Кинг-Кросс. Завидев меня, он направился ко мне своей фирменной расхлябанной походкой, которую я распознаю за милю. В руках у него был полиэтиленовый пакет, который, казалось, вот-вот порвется под тяжестью пивных банок.
– Привет, бродяга, – сказал он, целуя меня в лоб. – Я затарился жестянками.
Усевшись в вагоне за столиком друг против друга, мы обменялись дневниками.
– Это нечестно, – предупредила я, передавая свой, – у меня уже несколько месяцев не пишется ничего сносного.
– Чем больше перемен, тем больше неизменного, – ответил Дил французской поговоркой, откупорил банку лагера и принялся листать исписанные мной страницы.
Я открыла рубиновый молескин Дила, подавляя желание заглянуть ему в лицо, чтобы увидеть реакцию на прочитанное. О, этот его мелкий почерк! Читать стихи и рассказы из блокнота Дила было не только моей привилегией, но и личной победой над его каллиграфией. Его каракули были просто нечитаемы, и мне потребовались годы, чтобы научиться бегло их распознавать.
– Начни вот с этого. – Дил, перекинувшись через стол, стал листать блокнот. – Вещь недлинная. Интересно твое мнение. Не могу определиться, не слишком ли получилось абстрактно.
Он остановился на рассказе под названием «ПУСТОТА», в котором рассказчик концентрирует все свое внимание на пятне плесени на потолке, описывая его, прибегая к интуитивным, в стиле Джойса, деталям. Получалась своего рода развернутая метафора разрушающейся психики героя.
– Я думаю, то, что надо, – резюмировала я и подняла на него взгляд.
Он уже успел достать карандаш и теперь делал пометки в моем блокноте.
– Ты чего там чиркаешь, засранец? – возмутилась я, открывая банку с коктейлем «Мохито».
– Стихотворение, – не отрываясь от дела, ответил Дил. – Очень хорошее на самом деле. Я просто записал пару предложений.
– Ах, вот как?
– В строке «мало-помалу боль проходит», я предлагаю «улетучивается» – «мало-помалу боль улетучивается». Так лучше, как ты думаешь? Я в курсе твоей аллергии на аллитерацию…
– Нет, ты прав, так лучше, – перебила его я. – Твое здоровье!
Он скорчил в ответ нелепую гримасу, и мы вернулись к дневникам. Так прошла первая половина нашей поездки: Дил, пожевывая карандаш, делал загадочные пометки на страницах моего дневника, а я, с одной стороны, была впечатлена его творческим ростом и с другой – встревожена усиливающейся мрачностью избираемых им тем.
– Итак, – Дил отложил мой дневник и открыл пачку чипсов с солью и уксусом. – Как делишки?
– Хорошо, – сказала я со вздохом, и мы улыбнулись друг другу. – Нет, я хотела сказать, что все у меня в порядке. Генри, – начала я и остановилась, засомневавшись, стоит ли ему об этом рассказывать, – приходил сегодня ко мне, чтобы вместе погулять с детьми.
– Серьезно?
– Да.
– Зачем это ему?
– Захотел. Я думаю, он собирается помогать воспитывать Беара.
Дил бросил на меня оценивающий взгляд.
– Что? – спросила я.
– Это твое стихотворение под названием «Весна», это же о нем? Этот «ты» – это же Генри, да?
– Вообще-то, это задумывалось как песня, – уклончиво ответила я. – Черт, как я скучаю по Эдинбургу! Все-таки здорово иметь пианино в доме.
– Вечно ты вспоминаешь Эдинбург, будто там училась.
– Я практически перевелась, – буркнула я в оправдание.
Уйдя с факультета английского языка в Бристоле, я приехала к Дилу в Эдинбург повидаться. Предполагаемая единичная ночевка в студенческой квартире Дила превратилась в полноценное проживание. Я нашла временную работу и планировала перевестись, но до дела так и не дошло. О, это было золотое время нескончаемых тусовок, крепких ног (все мы перемещались исключительно пешком) и отсутствия любых обязательств.
– Ответь на вопрос, Фил, – сказал Дил.
Я рассмеялась:
– Ну, конечно же, это Генри.
Он демонстративно поднял брови, глядя на меня, но я
