Записки эмигрантки - Ника Энкин
Но вернёмся к 2004 году. Мне очень нравилась Наташа с ее неуемным темпераментом, а Данька, по-моему, очень нравился Вике. По крайней мере, она смотрела на него с немым обожанием. Жили они у Алика и за время пребывания их здесь мы сдружились. Нам было о чем поговорить и мы часто гуляли вокруг домов. В одну из таких прогулок Наташа заприметила большое кожаное кресло, выставленное на улицу кем-то за ненадобностью. Этакое неподъемное, сев в которое и сделав легкое движение спиной вы уже не сидели, а лежали. Надо сказать, очень удобное кресло было.
–
Берем! – уверенно двинулась к нему Наташа. – Оно как раз встанет у тебя на балконе.
–
Оно же неподъемное! – возразила я.
–
Ничего, вместе дотащим! – в этом была вся Наташа. Уверенность так и «перла» из нее.
Конечно, мы его донесли и долгое время я очень любила отдохнуть в нем с книгой или чашечкой кофе на нашем огромном балконе.
На новоселье все пришли с подарками. Лена с Аликом презентовали шикарное пуховое одеяло « с тонким намеком»: в этом доме зимой каждый регулировал тепло в своей квартире по собственному усмотрению: чем теплее – тем больше платишь за электричество. Поэтому, как в Англии, многие не подогревали спальни вообще. Пуховое одеяло пришлось как раз кстати. Наташа со «шведом» подарили утюг. Женя с Олей – картину ( импрессионизм) и огромное «денежное дерево». Мой зимний сад пополнился еще одним цветком. Не смотря на то, что все были общительны и веселы, чувствовалась неприязнь Алика и Лены по отношению к Жене. Оля, не понимая, что данный момент не совсем подходящий, обращалась к ребятам, когда Женя выходил покурить на балкон:
–
Ну скажите ему, ну поговорите с ним, может быть он вас послушает, вы ведь друзья, пусть ищет работу! Так же нельзя больше! Я не могу все тащить на себе.
Что они могли сказать? Все, что необходимо было сказано давно. Женя же, не растерявшись, пытался пропихнуть свою идею шведу, который долго не мог понять, чего от него хотят. И смешно и грустно!
Были еще несколько русских в нашем доме, о которых стоит упомянуть.
Мать и сын, Нина и Слава – москвичи. В Америке они уже пять лет. Нина выиграла Грин Карту с мужем, который ехать не захотел и приезжает сюда каждые полгода «отмечаться». Слава на момент выигрыша находился в возрасте, когда он, по правилам, не мог выехать с матерью в Америку по Грин Карте. Поэтому на него была оформлена студенческая виза – он может жить в Штатах столько, сколько будет учиться здесь. В противном, случае – гуд бай, Америка! И вперёд, в армию! Этого боялись больше всего и мать, и сын. Таким образом, они были невыездными. Нина не хотела лететь без своего «чада» в Россию, а он не мог выехать до двадцати шести лет без страха быть взятым «под белы ручки» сразу же в аэропорту нашими доблестными работниками милиции.
Она – хорошая мать, он – преданный сын. Нина, приятная блондинка неопределённого возраста, одеваясь по молодежной моде в узкие брюки и короткие юбки, вполне могла сойти за подругу Славы, который выглядел старше своего возраста. Высокий, здоровый, симпатичный парень, очень добрый и отзывчивый. Обучаясь в комьюнити колледже, он работал официантом в русском ресторане, а по вечерам играл в хоккей. Нина ни дня не работала в Америке и не знала языка. Она, занимаясь мехами в России, приехала сюда с неплохими деньгами, на которые они сразу же купили Мерседес последней модели и всегда снимали хорошее комфортабельное жилье. Работа официантом в русском ресторане давала приличные деньги, на что они и жили.
Он был младше меня на двенадцать лет и ни с кем не встречался, что у меня не укладывалось в голове. Позже Алик открыл мне глаза на сложившуюся ситуацию. Нина любила сына безумно и, как иногда бывает, эта любовь зашла слишком далеко, смешиваясь с ревностью к любой особи женского пола, которая оказывалась «опасной» для сына. Мать отслеживала встречи своего сына с кем бы то ни было, не давая ему самостоятельности. Она даже в ресторан ходила с ним, якобы помогать накрывать на стол, на самом же деле опасаясь, что там, в разгар веселья, какая-то подвыпившая русская может покуситься на ее Славика.
Я так до сих пор не могу понять, любила ли Нина Славу или еще больше себя, опасаясь, что если Слава встретит свою любовь, то и ее жизнь изменится не в лучшую сторону. Она полностью растворила его в себе – они вместе ездили на природу, отдыхать, в Бруклин и Нью Йорк, делали шопинг, ходили в гости и в русский ресторан, на работу. Этакие голуби-неразлучники. Жили тоже вместе в однобедрумной квартире. Таким образом, у Славы даже не было шанса познакомиться с кем-либо. Нина не водила машину и, как я уже сказала, не говорила на английском – свободное передвижение в одиночку у нее было возможно только в пределах нашего здания. Если встречался Слава, невольно возникал вопрос: «А где Нина?» Раздельно их уже не представляли.
Эти ребята – самые близкие друзья Алика с Леной в этом здании. Поэтому познакомились мы с ними буквально в первые дни нашего приезда. Они часто приходили на ужин к ребятам, когда мы там жили. Позже, когда мы переехали в свою квартиру, мы уже не так часто общались – только по необходимости. Они жили за стенкой от нас, в соседней квартире, и я очень часто слышала Ленин веселый смех поздно вечером – Нина часто устраивала посиделки.
Однажды, когда
