Лунь - Марьяна Куприянова
Лена понимала, что Илья Алексеевич придумывает притчу на ходу, чтобы проследить за ее реакцией. Понимала ли это Полина? Вряд ли.
– И больше они никогда не общались? Не помирились?
– Нет, – приподняв брови, ответил Илья.
– А я вспомнила похожую притчу, – сказала Лена. – Библейскую. Жили по соседству два царя. И вот однажды один царь послал гонца к своему соседу. Гонец ехал так быстро, что запыхался, а приехав, сказал царю так: «Мой господин повелел сказать, чтобы вы дали ему голубую лошадь с чёрным хвостом, а если вы не дадите такой лошади, то…», но царь разгневался и не позволил ему окончить фразу. «Доложи своему царю, что у меня нет такой лошади, а если бы была, то…», – царь запнулся, а испуганный гонец выбежал из дворца и возвратился домой. Услышав такой дерзкий ответ, просивший лошади царь рассердился и объявил войну своему бывшему другу. Много было убито людей и сожжено земель. Война дорого обошлась обоим государствам. Когда казна истощилась, и люди устали воевать, цари сошлись, чтобы обсудить претензии друг к другу. Тогда второй царь спросил первого: «Что ты хотел сказать своей фразой: «Дай мне голубую лошадь с чёрным хвостом, а если не дашь, то…»?». «Тогда пошли лошадь другой масти, – ответил первый царь. – Вот и всё. А ты что хотел сказать своим ответом: «Нет у меня такой лошади, а если бы была, то…»?» «То непременно послал бы её в подарок моему доброму соседу, – ответил второй царь. – Вот и всё».
Троица помолчала. И только двое знали, о чем на самом деле ведется речь. Они говорили на своем, аллегорическом языке, чтобы Полина ни о чем не догадалась.
– Иногда люди недопонимают друг друга и не стараются избежать этого, – грустно сказал Илья Алексеевич, глядя на Лунь. – И это может привести к самым печальным последствиям. А в конце, когда трагедия уже случится, вдруг выяснится, что кто-то где-то что-то недоговорил или недопонял… Вы это хотели сказать, Лунь?
– Именно так.
– Я так и понял. Ваша притча действительно очень напоминает мою. Только цари все же примирились в финале.
«Но ведь Ваша история выдумана, а моя – нет», – подумала Лена.
– Да, но какой ценой?
– О, сколькими подобными случаями полнится наша жизнь, история, наш мир!..
– Искусство, – добавила Лена.
– Мир – это и есть искусство, – отозвался Илья Алексеевич чуть более пылко, чем следовало, и тут же сник, будто девушки могли догадаться о его секрете. – Впрочем… не хотите орехов?
Мужчина почему-то посмотрел на Лунь, хотя обращался к обеим, чтобы перевести тему.
– Почему бы нет, – сказала Полина. – Только… они же в скорлупе.
– А этот вопрос легко решается.
Илья Алексеевич поднялся, прошелся к шкафчику и достал орехоколку.
– Лунь, Вы будете? Я мог бы наколоть и для Вас.
Кажется, Поля начинала замечать, что в этот раз дядя уделяет слишком много внимания ее подруге. Но почему именно так, она не могла и подумать. «Совпадение просто, – решила она и не стала развивать эту мысль. – Ну что может быть между ними? Глупости. Ведь это моя Лунь. Да и когда бы? Они видятся третий раз в жизни».
– Если только чуть-чуть, – смутилась Лена.
Для нее эти знаки внимания были как электрические разряды. «Зачем он так, зачем? – пугалась она. – Слишком открыто! Полина же все видит и слышит! Неужели он не понимает, что она может заподозрить? Но как приятно… Боже! Как приятно! И еще более приятно, что она ничего не знает!»
Воздух, которым дышала Лена, был разрежен от напряжения. Длинные тонкие разряды тянулись электрической паутиной между нею и Ильей Алексеевичем, разряды, невидимые для Полины, необъяснимые, но ощущаемые каким-то шестым чувством.
И Лена, и Илья Алексеевич понимали, что эти разряды не означают ничего, кроме общей тайны и возможности говорить о ней иносказательно. Но девушка радовалось и малому, ведь это был шаг к сближению с Ильей.
Разговор продолжался еще довольно долго и все время менял направление – то мистика, то религия, то биология, то политика… В оживленных спорах всегда невозможно уследить, куда спешит коллективная мысль, и останавливать ее не имеет смысла.
Илья Алексеевич медленно и вдумчиво раскалывал орешки, бережно очищал от скорлупы и по очереди протягивал то Полине, то Лене. Забирая очередной орешек, Лена не могла заставить себя поднять глаза, чтобы проверить, смотрит ли на нее мужчина, и если да, то каков этот взгляд? Она касалась его большой раскрытой ладони, касалась чудесных длинных пальцев, и содрогалась от наслаждения. «Он кормит меня с руки», – с упоением думала она, разжевывая фундук, и была безоговорочно счастлива в те моменты.
– Илья! А мед? Мед у вас дома есть?
– Должен быть в кладовой, – нахмурился Вилин, и на высоком лбу прорисовались неглубокие морщины.
– Сейчас же вернусь! – как ребенок подпрыгнула Поля. – Мед с орехами – это же… сейчас я вам покажу, что такое изысканные сладости!
Едва она сделала шаг прочь из кухни, Илья Алексеевич отложил орехоколку в сторону, протянул руку через стол и положил свою ладонь на ладонь Лены. Та смотрела на это, часто моргая и не вполне осознавая, что это происходит в действительности.
– Почему? – негромко, но настойчиво спросил он, и она знала, что он имеет в виду.
Девушка подняла глаза и с трудом разомкнула пересохшие губы.
– Почему Вы не пришли, Лунь? – сколько недоумения играло в его добром голосе!
– Илья Алексеевич, я… это очень трудно объяснить, я не могу, не могу сейчас…
– Я ждал Вас. Как я Вас ждал! – переходя на шепот, горячо говорил Илья, сжимая ее руку.
Из глубины дома раздался грохот.
– Ой! – крикнула Полина. – Я тут какой-то ящик опрокинула!
– Ничего страшного! – крикнул Илья в ответ. – В ней всяческий хлам, не переживай!
– А где же банки?!
– Смотри слева, на полках!
Они понимали, что времени у них очень мало.
– Вижу! А, нет, это варенье…
– Что произошло, Лунь? Я надеялся… С Вами что-нибудь случилось, верно, в тот день? Я прав?
– Вы правы, случилось, и… и очень страшное.
– Лунь… что?!
– Я не могу, – Лена вымученно улыбнулась и покачала головой, освобождая руку. – Не могу Вам всего рассказать. По крайней мере сейчас, я… Знайте, Илья Алексеевич: я больше всего на свете хотела прийти к Вам в тот день…
Глядя друг на друга, они судорожно соображали,
