Владимир Хлумов - Мастер дымных колец
- Я, знаете ли, пишу сейчас книгу, - донеслись до сознания Варфоломеева слова Евгения.
- Книгу? - переспросил он. - О чем? Впрочем, какая к черту книга?
- "Венец исканиям и размышлениям".
- То есть? - опешил Варфоломеев.
- Я пишу о том, как один гордый человек нашел свое счастье.
- Гордый человек? - будто вспоминая что-то, переспросил Сергей.
- Да уж, именно наш русский тип, - Шнитке остановился, поглаживая живот. - Представьте себе, нашел силы понять душу народа. Он даже, представьте себе, чтобы быть ближе к народу, уехал из столицы, то есть бросил свет, и поселился на самом полюсе, полюсе скуки. Но скуки, конечно, только для гордого человека...
- А, - догадался Варфоломеев и процитировал Основоположника: "Презрев оковы просвещенья, Алеко волен, как они; он без забот и сожаленья ведет кочующие дни."
- Да, но только в более высоком смысле. Понимаете, Сергей, мы раньше думали: для чего она, русская интеллигенция...
- И для чего же? - с желчью спросил Варфоломеев.
- Я д-думаю, что не для открытий великих, да, да, - Шнитке разнервничался и опять стал заикаться. - Я д-думаю, мы должны пойти в народ, ч-чтобы с-сохранить братство для Европы. П-понимаете, Сергей, с-сохранить святое братство, которого в мире совсем не осталось, т-только у н-нас. Да, да, не удивляйтесь, у нас, б-быть может, нет демократии, нет свободы личности, но нет и эгоизма западного, нет...
- Бросьте.
- Что?
- Бросьте писать. Мысли у вас интересные, а писать бросьте. Вся наша провинция забита чудаками, которые день и ночь чего-то пишут. Вы, Евгений, бросьте это.
- Почему? - удивился Евгений.
- Ничего у вас не выйдет, - уверенно повторил Варфоломеев.
- Да почему?
- Потому что глухомань. Не иначе как дрянь какую-нибудь напишете. Да, да, хорошие книги пишут в столицах, а здесь только дрянь.
- Но как же, вот ведь Илья Ильич тоже пишет об обитаемости миров...
- Илья Ильич тоже дрянь пишет.
- Как! - воскликнул Евгений. - Но как вы можете! Вы что же, не верите?
- Чему? В обитаемость Вселенной? Конечно, не верю. Да дело здесь не в вере. Какие к черту пришельцы, где вы их видели, что они, госпланом утверждены на следующую пятилетку?
Варфоломеев вдруг остановился. Через дорогу как раз под фонарем бежала, то и дело оглядываясь по сторонам, блестящая болотная крыса. В зубах она держала мозговую косточку. Шнитке вздрогнул и рефлекторно схватился за рукав своего провожатого.
- Крыса!
- Странно, - заметил Варфоломеев. - Чего это они разбегались, чай не весна.
Но Шнитке даже не улыбнулся. Похоже, он догадался, в чем дело, хотел сразу сказать, потом передумал, а потом все-таки не выдержал:
- Этого следовало ожидать.
- Как это следовало, из чего? - удивился Варфоломеев дребезжащему голосу Евгения.
- Понимаете, вороны вчера покинули Заставу, вот крысы и оживились мусор-то надо кому-нибудь убирать.
- Хм, действительно, вам не откажешь в логике, - похвалил Варфоломеев и тут же добавил: - Ну что ж, до свидания, Евгений Шнитке, врать не буду, мол, рад, что познакомились, я вообще не люблю знакомиться. Прощайте.
Так они и разошлись, чтобы уже никогда в будущем не встретиться. По крайней мере в этой сегодняшней жизни.
16
Прошло несколько дней. Варфоломеев, нет, вернее сказать, Сергеев вернулся в Южный город. Это будет еще потому правильно, что здесь, в Южном, почти никто его Варфоломеевым называть не мог. А кроме того, Сергеев совсем не то, что Варфоломеев. И дело не в том, что Сергеев звучит проще, ну, как, например, Петров или Иванов, без всяких, так сказать, намеков на кровавые события западной цивилизации. Ведь Варфоломеев вполне распространенная фамилия. Но теперь, в Южном, Сергеев был Сергеевым еще и потому, что он, в отличие от Варфоломеева, ничего не знал о Соне Пригожиной, или точнее сказать, старался о ней совсем не думать.
Да и думать о ней, собственно, было некогда. Дел было много, а времени оставалось мало. Ему явно нужен был помощник. Конечно, он мог попросить Марту, тем более, что она уже несколько раз звонила ему, говорила, что ей все обрыдло, что она устала и хочет встретиться с ним. Но именно из-за этого он не хотел ее просить сейчас ни о чем. Марта обижалась. Она явно что-то заподозрила. Сергеев жалел ее, но ничего поделать не мог. Пропадал на работе, домой приходил далеко за полночь. Некоторые хозяйственные дела поручил своему соседу по лестничной клетке, ранее репрессированному, бывшему врагу народа, а ныне персональному пенсионеру Марию Ивановичу Чирвякину. Марий Иванович, человек добрый, но уставший от жизни, часто заходил к Сергееву поболтать о том о сем по-холостяцки - очень сильно скучал. Единственным его развлечением было конструирование радиоприемников повышенной чувствительности с последующим прослушиванием вражеских голосов, их подробный анализ и еженедельный отчет своему молодому соседу. Поэтому Чирвякин с удовольствием принял порученное задание. Он даже причмокнул от оказанного ему доверия и сказал: "Донской не подведет!".
- Какой такой Донской? - удивился Сергеев своему соседу.
- А это у меня кличка была партийная, - пояснил Чирвякин.
Таким образом, хотя и с напряжением, но важное дело продвигалось вперед по намеченному руслу. И все бы, наверное, так и пошло дальше, если бы не одно событие. Как-то вечером, кажется, на третий или на четвертый день после возвращения с Северной к Сергееву зашел старик Чирвякин и с погребальным видом протянул какой-то клочок бумаги.
- Нате, это вам.
- Что это?
- Я так и знал, я чувствовал... - бормотал Чирвякин.
Сергеев развернул вдвое сложенный листочек и прочел несколько раз его содержимое. Это была повестка из Комитета Государственной Безопасности.
- Я все эти дни чувствовал неладное, - у Чирвякина подкосились ноги и он бухнулся на стул. - Не зря этот мужик у подъезда все время крутился. А тут сегодня заходит ко мне и говорит: вы, мол, такой-то? Я говорю, да, я такой-то. Вот распишитесь, говорит, здесь и передайте это вашему соседу товарищу Сергееву. А напоследок сказал: "Только никому ни слова, - и после паузы добавил: - Вы ведь знаете". А что я знаю, Сергей Петрович? Что я знаю?
- Тихо, не надо кричать, - попросил Сергеев расстроившегося гостя.
Дальше он успокоил Чирвякина, отправил спать, а наутро, как и положено было в повестке, явился по указанному адресу. На проходной дежурный долго вертел в руках документы, удивленно смотрел на повестку, потом на Сергеева, наконец сказал:
- Это не ваша повестка.
- Нет, моя, - нетерпеливо возражал Сергеев.
- Но ведь фамилия не совпадает.
- Не совпадает, - подтвердил Сергеев.
- Ну!
- Звоните своему начальству, - строго сказал Сергеев.
Дежурный позвонил и, выслушав указания сверху, пропустил двуличного гражданина. Здесь наступила очередь удивляться Сергееву. В кабинете 409а (четверка означала номер этажа) его встретил попутчик пассажирского купейного вагона Константин. Правда, теперь у него не было тараканьих усов, да и вид у него был не приятельский, а такой, как будто он был не в гражданской одежде, а в военной форме.
- Константин?! - вырвалось у Сергеева.
- Капитан Трофимов, - уточнил хозяин кабинета 409а.
Капитан сам сел и предложил сесть Сергееву. Воцарилось неловкое молчание.
- Даже не знаю, с чего начать, - прервал затянувшуюся паузу капитан. Руки его легли на коричневую шершавую папку "Дело N..." - Вот, Сергей Петрович, такое, понимаете ли, дело, - капитан снова умолк. - Может быть, вы сами что-нибудь скажете?
Капитан достал сигареты и предложил Сергееву. Тот с удовольствием принял. В комнате по-прежнему стояла муторная зыбкая тишина, воздух застыл, и Сергеев, воспользовавшись этим, принялся пускать кольца дыма. Кольца у него получались превосходные. Вообще, он был мастером этого дела, причем пускал он кольца исключительно ради собственного удовольствия и никогда не делал колец ради зрителей. Ну, почти никогда. А здесь, в условиях полной неподвижности, кольца жили долго. Знающие люди понимают, что кольца нужно делать из дыма, не прошедшего через легкие, тогда они получаются синими, а не желтыми, и кроме того, теплыми. Такие кольца легче плавают в воздухе. Капитан вслед за Сергеевым завороженно наблюдал за одним особенно удачным кольцом. Оно встало посреди кабинета прямо над тем "Делом N...". Через несколько секунд у нижней кромки кольца появилась небольшая нашлепка, потом она превратилась в продолговатый отросточек, вдруг сорвавшийся вниз тоненькой струйкой дыма, а еще через мгновение тоненькие синие волоконца стали закручиваться, одновременно разбегаясь от оси симметрии - возникло новое маленькое колечко. Тем временем рядышком, из соседнего отростка появилось еще одно небольшое колечко, а рядом еще и еще. Вновь появившиеся кольца сами рождали новые системы еще меньших колец. В воздухе повисла дымная гирлянда, сквозь которую едва проступали мужественные черты капитана Трофимова.
