Федор Сологуб - Королева Ортруда
- Государыня, не верность к вам заставляет меня говорить вам это, а иное чувство. О, я - гадкая, презренная!
- К чему такое самоунижение! - презрительно сказала Ортруда.
Маргарита заплакала. Продолжала:
- Не верность, о, нет,- ревность, ревность привела меня к вашим ногам. Ревность измучила меня,- поймите, государыня,- ревность!
Бешеным криком вырвалось это слово из груди рыдающей Маргариты.
- Что вы говорите, безумная женщина! - воскликнула Ортруда.
- Я была любовницею принца Танкреда,- тихо, но решительно сказала Маргарита.
- Неправда! - с ужасом сказала Ортруда.
Маргарита засмеялась. Жутким казался этот внезапный переход от слёз и рыданий к смеху. Бледное до синевы лицо Маргариты дрожало мелкими судорогами. Страх и торжество изображались на нём в странном, безобразном смешении. Дрожащими руками она вытащила из-за ворота своего белого платья связку писем. Протянула их Ортруде. Сказала:
- Почерк, знакомый вашему величеству.
И опять слёзы хлынули из её глаз.
Ортруда торопливо читала письма. И было страшно, и было стыдно. Маргарита Камаи, эта пустая, болтливая, неумная женщина! Ей расточал Танкред эти нежные слова!
Ортруда бросила недочитанные письма на стол. Глядя на Маргариту гневными глазами, она говорила задыхающимся голосом:
- О, как счастливы простые женщины! Отчего я - не рыночная торговка! Отчего я не могу избить вас, бить, кусать, царапать! А, вы - моя соперница! И даже бранного слова я не смею сказать вам, ужасная женщина, вам, с которою я делила, сама того не зная, ласки моего Танкреда. О, что мне теперь до того, что я - королева!
Маргарита, смеясь и плача, и ломая руки, стояла на коленях перед Ортрудою, и говорила:
- Вон там, на столе у окна, лежит дага. Она остро oтточена. Возьмите её, пронзите ею мою грудь,- пусть умру, пусть умру я у ваших ног. О, как королева Джиневра, убейте меня!
Ортруде стало стыдно своего гнева, своей несдержанности.
- Извините, графиня, - сказала она,- я сказала вам что-то ненужное. Но вы понимаете, что ваши слова не могли меня обрадовать. Встаньте, графиня.
Но опять гнев овладел Ортрудою. Широкий, прямой клинок даги дразнил её взоры. Она схватила левою рукою узорную, рогатую рукоятку даги. Маргарита порывисто запрокинула голову, открывая горло. Кричала:
- Сильнее, одним ударом, вот сюда!
Её длинная шея трепетала от крика. И точно чья-то чужая рука влекла Ортруду к этому трепетному горлу. Ударить, увидеть кровь!
Бледнея и дрожа, Ортруда подошла так близко, что её колени прижались к животу Маргариты. Взяла правою рукою под затылок голову Маргариты, и смотрела в её лицо сверху вниз.
Бледное некрасивою, меловою бледностью лицо Маргариты исказилось выражением предсмертного ужаса. Её отведённые за спину руки судорожно вздрагивали и вытягивались, и вся она словно застыла в своей отдающейся позе.
Ортруда опомнилась. Дага упала на ковёр.
- Идите,- задыхающимся голосом сказала Ортруда,- идите скорее.
Маргарита поцеловала край её платья, и вышла торопливо. Радость возвращения к жизни охватила её, и она бежала быстро по холодным плитам сумрачных зал.
Ортруда долго сидела перед письмами Танкреда. Казалось ей, что она ни о чём не думает. Опять взяла она эти красивые, ароматные, отравленные ядом измены листки. А это письмо как сюда попало?
"Дорогой граф!"
- Зачем же я его читаю?
Но вдруг смысл слов стал страшен ей. С холодным ужасом она перечитала эти строки:
"Ваши мысли о том, как опасна слабость носителя верховной власти, я вполне понимаю. Но мы должны прежде всего иметь в виду благо государства. Если обстоятельства потребуют, я готов предоставить себя в распоряжение государства, и сумею подавить в себе личные пристрастия".
И в конце письма:
"Эти беглые, случайные строки сожгите".
Ортруда порывисто подошла к окну. Распахнула его. Сказала, и выражение глаз её было безумно:
- Господин Меччио, вы правы! Мой Танкред - изменник!
Грусть отяготела над Ортрудою, неотступная, как всё усиливающийся на далёком острове дым вулкана.
Мысль о любовницах Танкреда язвительно мучила Ортруду. Вот, значит, она была для Танкреда только одною из многих! На части мелкие, как сор, была разделена его любовь!
Ортруда, отдавшая ему всю свою гордую и страстную любовь, чувствовала себя жестоко обманутою. Пусть бы он сказал ей прямо, что разлюбил её. Она бы поняла его. Было бы горько, но что ж! Над сердцем нет закона. Но обманывать, ласкать её, теми же нежными и сладкими называть её словами, как и тех других! Какое гнусное притворство!
Он притворялся влюблённым в неё, потому что она - королева, потому что связь с нею даёт ему высокое положение. Он притворялся влюблённым в неё, чтобы тем легче обмануть её, и, лаская её, лелеял мечты воцариться на её престоле, и окружал себя людьми, ненавидящими её. Какая низость! Разбитая и даже обманутая любовь была бы только грустью или ненавистью. Но её чувства были так мучительно-сложны!
Как счастливы простые, глупые, некрасивые! Те, кого не стоит так хитро обманывать.
Гордость королевы и красавицы была оскорблена в Ортруде. Это порою приводило её в неистовое бешенство. Так трудно было сдерживаться, притворяться! Хоть бы забыть!
Маргарита почти каждый день доставляла ей, в анонимных письмах, новые сведения о замыслах и делах Танкреда. И презрение к Танкреду возрастало в Ортруде.
Но она долго таила ото всех своё горе. Какая-то суровая гордость долго мешала ей говорить с Танкредом об его изменах. Но она чувствовала, что уже совсем не любит его. В сердце её зрела ярая ненависть к нему. И, как ни таила свои чувства, не могла не быть к нему холодна. Как чужая.
Старалась быть одна. Молилась своему, сладко воображённому ею, Светозарному.
- Ты, Светозарный, что скажешь мне? Прислушиваюсь к тайному твоему голосу в моём сердце, и знаю,- я обречена. Путь мой неизбежен. И ясен мне.
Чтобы остаться одною, Ортруда часто спускалась в своё подземелье.
Ах, эта жизнь! Только моя жизнь! Уйти бы к иным мирам! В иное бытие.
Искала в тёмных переходах новых выходов из своего подземелья. И нашла их, выходы в город. Выходила одна на улицы и на дороги, и смотрела на людей,- какие они, как живут, что думают.
Вот по дороге шла толпа просто одетых, радостных женщин и девушек. Ортруда спрашивала их:
- Милые, куда вы? Отвечали охотно:
- На митинг.
Ах, сказать бы:
- Меня с собою возьмите.
Дымок парохода вился над морем. Океанский пароход.
- Куда?
- В Нью-Йорк, с эмигрантами.
Ах, на нём бы уплыть далеко!
Одевшись скромно, чёрною вуалью закрывши лицо, шла на собрания рабочих. Слушала, что говорили их ораторы. Уходила, неузнанная.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
Ортруда взошла на башню вечером, и стояла там долго. И казалось ей вдруг, что жизнь её - только страшный сон, начавшийся очаровательно. И что Ортруда только снится ей, сначала такая счастливая, и теперь такая несчастная. И что она сама - счастливая, смелая девушка в далёкой стороне, которая идёт, куда хочет, и делает, что вздумает, и любит пламенно и счаст-ливо. Как в ясновидении, предстала перед нею тихая река в том краю, о котором рассказывал часто её Танкред, и над рекою Елисавета.
Вдруг её мечтания были прерваны. Она услышала за собою звуки знакомых шагов. Огляну-лась. Перед нею стоял Танкред. Ортруда вздрогнула. Ненависть синею молниею зажглась и задрожала в её быстром взоре. Ненавистью, как болью от пчелиного жала, зажглось её сердце. О, в какую ненависть претворяешься ты, жестокая любовь!
Ортруда опустила глаза. Руки её дрожали. Танкред спросил:
- Что вы здесь делаете одна, Ортруда, так поздно? Я сейчас был у вас.
Ортруда холодно ответила:
- Я знала, что вы ко мне придёте. Потому я и здесь.
- Но я не понимаю, однако, почему...
Танкред нежно и осторожно склонился к Ортруде, и вкрадчиво-ласковым голосом говорил:
- Ортруда, милая, вы так стали холодны ко мне. Заслужила ли этого моя любовь?
Были противны Ортруде вкрадчиво-нежные звуки его голоса. Как не замечала она раньше, что этот голос лжив! Ортруда воскликнула:
- Вы, Танкред, меня любите! Вы мне это говорите опять! О, Танкред, вы любите многих так же, как меня.
- Ортруда! - воскликнул Танкред.- Что вы говорите!
Он был смущён неожиданностью и прямотою обвинения. Ортруда сказала спокойно:
- Я хочу сказать вам, принц Танкред, что я вас ненавижу.
Так приятно было это сказать, что ей стало легко и почти весело. Точно жалящая змея упала, отвалилась от измученного сердца, и нежная приникла к нему прохлада.
- Ортруда, что вы говорите! - повторил растерявшийся Танкред.
Ортруда стремительно пошла вниз по лестнице, кинув Танкреду:
- Идите за мною, если вам угодно.
В круглом зале она подошла к большому столу у восточного окна. Она гневным движением выдвинула один из ящиков стола,- так быстро, что ушибла палец о перламутр и золото его врезок. Вынула из ящика пакет, перевязанный узкою голубою ленточкою, и гневно протянула его Танкреду.
