Виль Липатов - Сказание о директоре Прончатове
- Кто же будет говорить, товарищи?
- А что тут говорить! - сказал начальник КГБ, отрываясь от блокнотных рожиц. - Безобразники, и все! Бе-зо-браз-ники! - подумав, по слогам произнес он и, утыкаясь опять в блокнот, добавил: - Наказать! Наказать!
- Кто еще?
- Выговор без занесения в личное дело! - страдая одышкой, сказал генерал. - Работать они могут, но не хотят!
- Еще кто?
Прончатов и Анисимов незаметно от членов бюро переглянулись, снова испытующе посмотрели на первого секретаря - он по-прежнему читал дело. И по-прежнему молчал весь зал заседаний. Это было так странно, что Прончатов и Анисимов уже открыто переглянулись, откровенно удивленно посмотрели друг на друга. Все это так не походило на обычные напряженные, бурные бюро, что они почувствовали растерянность.
- Это же комедия! - пробормотал Прончатов.
- Мгу! - отозвался Анисимов.
- Значит, никто не хочет говорить? - спросил Арсентий Васильевич, снимая руки со стола. Ему никто не ответил, и первый секретарь встал. Он и за столом казался громадным, а теперь представился двухметровым. Арсентий Васильевич снял очки, потер усталые глаза пальцами. Синее пятно на виске виделось особенно четко.
- Положение действительно ясное! - неторопливо заговорил первый секретарь. - Тем не менее у меня есть несколько вопросов.
Арсентий Васильевич повернулся к полукреслам Прончатова и Анисимова, несколько секунд смотрел на них, потом привычным, резким движением надел очки.
- Олег Олегович, - спросил он, - в прошлом году на двадцать девятое апреля вы сколько недодавали по молевому сплаву?
- Шесть процентов! - ответил Прончатов.
- А вы, Николай Иванович?
- Семь процентов.
Секретарь удовлетворенно покачал головой.
- Еще вопрос, - тускло сказал он. - А в позапрошлом году сколько было недодано по обеим сплавным конторам на двадцать девятое апреля?
- Шесть процентов, - ответил Прончатов.
- Семь, - сказал Анисимов.
- Спасибо! - поблагодарил первый секретарь, повертываясь к членам бюро и чуточку повышая голос.
Вопросы помогли мне окончательно уяснить суть дела, а она, товарищи, такова... - Он вдруг сдержанно улыбнулся. - Мы были правы, товарищи, когда предполагали фальсификацию...
Первый секретарь поднял папку на уровень глаз, близоруко заглянув в бумаги, читающим голосом продолжил:
- Вот уже три года подряд товарищи Прончатов и Анисимов в конце апреля оказываются в числе тех, кто недовыполняет месячный план. Их вполне резонно вызывают на бюро обкома и делают серьезное внушение... Горячо пообещав исправиться, директора возвращаются домой, и четвертого мая оказывается, что обе конторы значительно перевыполнили план. Видимо, происходит чудо...
Арсенткй Васильевич положил папку, надев очки, так посмотрел сквозь них на Прончатова и Анисимова, что они затаили дыхание. Затем он спокойно продолжил:
- Мы обсудили предварительно на бюро ваш вопрос, товарищи Прончатов и Анисимов. Учитывая то обстоятельство, что вы прекрасные работники, бюро обкома считает возможным отнестись к вашей игре с месячными сводками снисходительно. - Он повернулся к своему помощнику и, помахивая указательным пальцем, мерно продиктовал: - В протокол надо записать так: "За порочную практику задерживания производственных сводок отстранить от должности директоров Тагарской и Зареченской сплавных контор товарищей Прончатова и Анисимова в том случае, если в апреле будущего года план окажется невыполненным". Записали? Отлично!
Первый секретарь неожиданно для всех сел на место и снял очки; несколько мгновений помолчав, он задумчиво сказал:
- Таким образом, план апреля будущего года уже можно считать перевыполненным, товарищи! - Он еще раз улыбнулся. - А теперь прошу голосовать. Кто "за"?
Арсентий Васильевич снова встал; теперь было видно, что он не только высок ростом, но и то, что у него холодные, властные глаза, квадратный подбородок и контуры губ тверды, хотя в уголках, их скрывается еле приметная усмешка.
- Единогласно! - подвел итоги первый секретарь. - Вы свободны, товарищи Прончатов и Анисимов.
Они осторожно поднялись со своих мест, повертываясь, чтобы идти к выходу, заметили, что все переменилось на бюро обкома: начальник КГБ уже ничего не рисовал в блокноте, секретарь обкома по промышленности глядел на директоров отстраняющими глазами, генерал непреклонно блестел опогоненными плечами. Сидели перед директорами люди, которые никоим образом не могли ответить на шутку, и Олег Олегович Прончатов на лету зажевал движение губ, которые собирались неловко улыбнуться.
Если милиционер с лицом главы большого семейства только проверял партийные билеты знакомых людей перед входом в обком, то на обратном пути он эти же билеты тщательно исследовал - ведь бывали уже случаи, когда в обком входили с партийными билетами, а выходили без оных и добродушному милиционеру приходилось звонить заведующему общим отделом, чтобы выпустить из здания человека, у которого нет больше партийного билета.
У Прончатова и Анисимова партийные билеты оказались на месте.
- Пока! -дружески улыбнулся им милиционер.
- Пока, пока, - ответили директора.
Они остановились на том же самом месте, где стояли раньше, и пристально поглядели друг на друга. Анисимов был красен и потен, Прончатов обычен. Усмехнувшись, они огляделись. Прошло минут тридцать, как они вошли в обком, но город за это короткое время переменился.
Обкомовскую неширокую улицу перепоясал надутый ветром кумачовый лозунг, на углу болталась гроздь разноцветных воздушных шаров; подметальная машина с ревом чистила асфальт. Город издавал такой шум, какой издает всякий город перед праздником, - ревели всполохами клаксоны машин, весело перекликалась толпа, галдели пионеры, идущие строем, гремел военный оркестр, репетируя парад. Город готовился произносить торжественные слова, пить, есть, петь, любить, плакать, радоваться, драться, наряжаться, смеяться и скучать...
- Умен, а? - спросил Анисимов, прищуривая один глаз. - Умен, собака!
- Умен! - ответил Прончатов.
- Последний разочек, - весело сказал Анисимов.
Алое полотнище бурлило на ветру. "Да здравствует 1-е Мая - день международной солидарности трудящихся!" - было написано на "ем, и Прончатов вдруг почувствовал детскую радость. Бесшабашным движением руки он сбил на затылок шляпу, распахнул шлащ, повернувшись к Анисимову, открыл в улыбке белые, как у негра, зубы.
- Последний нонешний денечек... - баритоном пропел он. - Пошумим так, что небу станет жарко!
- У Риты? - хлопотливо спросил Анисимов.
- Конечно! - проревел Прончатов. - Ее дурень опять в командировке. В научной! Двинули, Николаша!
Они пошли вдоль здания обкома, к центральной, самой шумной и веселой улице сибирского города. Всего двести метров теперь отделяло Прончатова и Анисимова от нее. Там, на конце двухсот метров, на центральной улице, ждали их распахнутые двери ресторанов, блестящие ради праздника такси, неоновые огни аэродрома, где зимой и летом водятся ананасы и черная икра; ждали их три городских джаза и филармония, тайны кулис областного театра, загадочная улыбка Риты - академиковой жены, который опять был в командировке. В научной!
- Алешка! - радостно охнул Анисимов. - Сбежал, стерва!
Их неторопливо догонял заведующий общим отделом. Сверкал на солнце его синтетический костюм, скрипели туфли, развевался на ветру выхваченный из-под пиджака галстук.
- Сбежал? - нежным голоском спросил Анисимов, когда заведующий догнал их. - Мамаша заболели?
- Мамаша здоровы! - ответил заведующий и тонко улыбнулся. - И папаша тоже!
После этого заведующий повернулся лицом к металлическим резным воротам обкома. Прончатов и Анисимов тоже посмотрели на них и удивились - ворота сами, как при словах "сим-сим, откройся!", медленно распахивались. Для чего это делалось, сначала не понималось, но потом медленно, сказочно показался ослепительный от никеля и глянцевой черни капот единственной в городе "Чайки". Плавным лебедем выплыла она на блестящий асфальт обкомовской улицы, бесшумная, как привидение, подвернула к Прончатову и Анисимову.
- Здравствуйте! - бесшумно открыв зеркальную дверцу, сказал шофер. Прошу, товарищи Прончатов и Анисимов!
- Алеша? - тихо спросил Анисимов.
- Хе-хе два раза! - ответил заведующий общим отделом, заправляя галстук за борт пиджака. - Арсентий Васильевич изволили раскусить вас, господа!
- Так! - сказал Прончатов.
- Опять же - хе-хе два раза! - показывая золотые зубы, сказал заведующий. - Вам, господа, интересно, что сказал Арсентий Васильевич, когда вы вышли из зала заседаний?
- Интересно! - тихо сказал Прончатов.
- Арсентий Васильевич сказали: "Хулиганство!"
- Говори все! - прикрикнул Прончатов. - Говори!
- Потом Арсентий Васильевич сказали: "Эти хулиганы-директора, видимо, любят встречать Первомай в городе!"
