Ксения Ершова-Кривошеина - Русская рулетка
- Нет, я прошу тебя, убедительно прошу, ничего не предпринимай! Вот так, сгоряча, ты наломаешь дров. Все будет хорошо, и пожалуйста, без глупостей. Сейчас уже поздно, но завтра я позвоню в Москву, у меня там есть с кем проконсультироваться. Что этот тип тебе еще говорил? - Отец старался успокоиться, а главное, утихомирить меня.
- Говорил, что Иван может стать заложником, если я буду плохо себя вести.
- Слушай, Ксюша, ты знаешь, что я тебя люблю больше всех на свете, я тебя никогда не подводил, не предавал. Будь умницей и поверь мне! Только об одном помни, всегда - ничего не подписывай с этими людьми. Если они тебе будут предлагать подписать... нечто... ну, да ты поймешь, о чем идет речь. Умоляю, не подписывай! А решать, конечно, тебе, я не хочу быть виновником твоих страданий.
Вид у отца был жалкий, побитый, он выглядел не победителем, а побежденным.
Засыпая, я молилась Господу о том, чтобы искушения и испытания, выпавшие на нашу с Никитой долю, не сломили нас. Чтобы мы могли встретиться, поговорить обо всем, без страха быть подслушанными телефонистками. Молилась о том, чтобы Господь защитил Ивана и меня, сохранил нас вместе и не разлучил навсегда, чтобы козни дьявольские не коснулись нашей жизни.
Город мой состоит из руин красоты
Он белеет и тает как призрак.
Полуночь, полудень,
Запах гнили воды из каналов
Вперемешку с черемухой горклой...
В предрассвете зари полечу за мостом,
Тот, что перекинут через реку.
До банальности захваленная белая ночь,
Приземлюсь, с рекою побеседую.
А на той стороне, за другим мостом,
Третий справа - это мой дом.
Если сжаться в комок,
Превратиться в платок,
Подстелиться под дверь и пролезть...
Я увижу других,
Я услышу чужих,
Запах мой не узнаю в своей колыбели...
До банальности захваленная белая ночь,
Не укроешь ты пологом колыбельным.
Ты оставишь меня, не в защиту себе,
Оголив мои раны детства,
Не услышу друзей,
Не увижу родных.
На могилы их брошу цветы...
Пролечу над Невой,
Поверну на залив
И махну на прощанье рукой.
* * *
Я так и не смогла поговорить с Машей, рассказать мой сон, поездка в Морозовичи состоялась, но была печальной. За время моего отсутствия Мария Михайловна тяжело заболела и скончалась. Идея покупки дома отодвигалась на неопределенное время.
Наша переписка с Никитой не прерывалась. Хоть несколько строк мы старались писать друг другу каждый день. Корреспонденция не пропадала, видимо, содержание интересовало "читателей", иногда конверты были плохо заклеены. По письмам и звонкам Никита познакомился с Иваном, а смешные французские открытки с "пищалками" вызывали особенный интерес у "работников почты". Игрушки в виде "лего"(детский конструктор) приходили с недостающими деталями. Никита писал изо всех стран мира, дневниковость нашей переписки, видимо, хорошо конспектировалась ими. Но официальный канал связи мы с Никитой использовали вовсю и не стеснялись в своих письмах, пусть себе читают... Зато осторожность и полное молчание в связи с моим оформлением мы сохраняли обоюдно. Даже когда однажды возникла оказия передать письмо Никите с его другом, я не решилась описать всю многосложность ситуации.
Прошло лето, наступила осень, ОВИР молчал. И вот опять раздался телефонный звонок, голос "николая ивановича". Просьба встретиться на том же месте. Свидание наше происходило днем, конец сентября стоял солнечный и теплый. Мы поднялись на лифте, пошли по лестницам, мне показалось, что это другое крыло гостиницы "Европейская" и другой номер. Окна зашторены. Опять коньяк, кексы, а "николай иванович" в веселом расположении и болтает о рыбной ловле. Оказывается, это его страсть. Что означает эта смена настроения? Тактика поведения? Сама вопросов не задаю, разговор о поездке не начинаю.
- Смотрите, что я вам принес, - и достает из своего портфеля журнал "Континент", - загляните в оглавление.
Пока я листаю журнал и всматриваюсь в тексты, он разливает коньяк по стаканам. Вижу фамилию, мне незнакомую, Петр Равич, а переводчик - Н. Кривошеин. Пробежала глазами текст, думаю, как ответить.
- И что вы хотите этим сказать? - спрашиваю. - Ведь Н.К. здесь как переводчик, это его специальность, он этим деньги зарабатывает. А когда на французский переводит, тогда подпись "NK" и авторы другие.
- Э нет... Вы не думайте, что все так просто. Во-первых, хочу сказать, текст очень интересен по своему содержанию и, видимо, взгляды автора совпадают с мнением переводчика. А потом нам известно, что они дружат и переводчик тут работал с большим старанием...
- Может, он работал со старанием, чтобы деньги за перевод получить? Вот и весь интерес, - ответила я.
- А Амальрика он тоже из-за денег переводил? Слишком тенденциозная компания получается. Хотя понятно, что подобные тексты хорошо оплачиваются. Они ведь направлены на подрыв нашей страны, и кто их финансирует, нам понятно. Посмотрите, что делают его друзья на разных радио, как они освещают войну в Афганистане. Ведь там наши русские парни гибнут...
В его голосе звучали патриотические нотки. Но у меня было чувство, что все это ему далеко до лампочки. Его сытый, упитанный вид, импортные шмотки, командировки в ГДР, дорогостоящие хобби, рыбалка и футбол, интересовали "николая ивановича" гораздо больше.
- Скажите мне откровенно, а вы сами верите в патриотизм современного советского человека? Не кажется ли вам, что эта черта характера изжила себя и на ее место заступили другие, более жизненные категории. Молодежь, которая гибнет непонятно за что в чужих песках, уже не та, что в Отечественную войну. Их боевой дух одними приказами и заградотрядами не поднять. - Почему меня дернуло все это ему выложить, до сих пор не понимаю. - Вы послали бы туда своего сына и поехали бы сами? Нет у них комсомольского задора, они другие, циники, за пару джинсов страну с потрохами продадут. А вы меня спрашиваете о людях, которые старались сказать правду в своей стране, но их пересажали или выслали... Вы же сами говорили, что семья Кривошеиных героическая, а теперь выходит, что они враги и выкормыши американских спецслужб?
Видимо, такого он от меня не ожидал, присмирел и спор не продолжил. Коньяк из стакана перекочевал в его желудок, и он сказал:
- Смотрю я на вас и все больше понимаю, почему ваш отец такую характеристику на вас давал. Решительная вы женщина, видно, много литературы в Женеве читали, просветили вас там хорошо... Вот в таком духе и продолжайте в Париже, у вас хорошо получается. Я хочу вам дать один адрес. Когда окажетесь в Париже, подробно пишите обо всем и посылайте... хотя бы раз в месяц по этому адресу.
- Наверное, я неправильно объяснила вам в тот раз. Я никаких писем, рассказов и дневников посылать вам не буду и адреса не возьму. У меня характер совершенно не годится для столь тонкого дела, - решительно ответила я.
Ну вот, наконец-то они от меня отстанут, но разозлятся.
- Я прошу вас никому и никогда не говорить о наших встречах и разговорах, - тихо произнес "николай иванович", глядя в свой пустой стакан.
- Конечно, не буду! Это я вам обещаю, я не из болтливых.
- На это-то мы и рассчитывали, надеялись, что сотрудничество наше будет взаимовыгодным...
На этом наше свидание закончилось. Моя уверенность, что мне откажут в поездке к Никите, была стопроцентной! Я пришла домой и проплакала всю ночь.
Через полтора месяца меня вызвали в ОВИР для получения паспорта на поездку во Францию. Чуть позднее у меня состоялся разговор с отцом, который прямо сказал, что мой случай рассматривался в Москве и все висело на волоске. Неужели мне и нашим отношениям с Никитой придается столь государственное значение? Это же все бред! Кто я? Очередной винтик в заржавевшей машине ГБ, каких сотни. Ну не вышло у них меня ссучить, так выйдет с другими. И дался им Никита с его мистическими разведками мира. Неужели они будут терзать теперь Ивана и меня ради каких-то рассказов о том, что ест на завтрак Игорь Александрович Кривошеин, отец Никиты, сколько водки вливают в себя его друзья или с кем "живут" эмигрантские красавицы. Я твердо решила, что все без исключения расскажу Никите и его родителям, ну а какова будет их реакция, увидим. Отец мне давал напутствие перед дорогой: "Ты ни в коем случае не должна отказываться от советского паспорта. Даже если Никита будет настаивать. Ивана тебе тогда не видать!"
Стояло начало декабря, со слякотью черного снега под ногами. Поздно вечером я поцеловала маму, спящего Иванушку, и мы вышли с отцом на улицу к такси. Он провожал меня. Вот мы выехали на набережную Невы, на горизонте подсветка Смольного монастыря, ангел Петропавловки, Летний сад... Я попросила шофера поехать своим маршрутом. Слезы потоком омывают мое лицо, я захлебываюсь в слезах, я последний раз еду по любимому городу, прощаюсь с ним навсегда. Мой сын уплывает от меня в ночи с каждой минутой, я не в силах уже остановить колесо судьбы, назад пути нет, меня мчит вперед в полную неизвестность и, может быть, в пропасть. Отец видит мои слезы и мрачно молчит.
