Антон Чехов - Том 19. Письма 1875-1886
У Вас 600 кустов георгин… На что Вам этот холодный, не вдохновляющий цветок? У этого цветка наружность аристократическая, баронская, но содержания никакого… Так и хочется сбить тростью его надменную, но скучную головку. Впрочем, de gustibus non disputantur[34]. Я не хотел поместить в «Осколках» объявление о моей книжке* не потому, что считаю это бесполезным, как Вы на меня клевещете, а просто потому, что боялся стеснить Вас: места у Вас мало, а брать с меня, как с других берете, Вы поделикатитесь… Поместите объявление, скажу спасибо*. Ежели возможно вставить фразу «иногородние получают через редакцию „Осколков“», то скажу сугубое спасибо. Покупателей много не будет, и Вас эта фраза не стеснит. Ежели паче чаяния найдется желающий купить книжку через редакцию, то Вам придется только сообщить мне в ближайшем письме адрес счастливца и — больше, кажется, ничего. Впрочем, в издательском деле я решительно ничего не понимаю… Действуйте, как лучше… За указания поклон и спасибо*. Исполню всё так, как Вы написали. Страсть, сколько я написал Вам! Через день хожу в земскую больницу*, где принимаю больных. Надо бы каждый день ходить, да лень. С земским врачом* мы давнишние приятели.
Votre А. Чехонте.
Лейкину Н. А., 14 июля 1884*
78. Н. А. ЛЕЙКИНУ
14 июля 1884 г. Звенигород.
Уважаемый Николай Александрович!
В настоящее время я нахожусь в граде Звенигороде, где волею судеб исправляю должность земского врача*, упросившего меня заменить его на 2 недельки. Полдня занят приемкой больных (30–40 человек в день), остальное же время отдыхаю или же страшно скучаю, сидя у окна и глядя на темное небо, льющее уже 3-й день нехороший, безостановочный дождь… Перед моим окном гора с соснами, правее дом исправника, еще правее паршивенький городишко, бывший когда-то стольным городом… Налево заброшенный крепостной вал, левее лесок, а из-за последнего выглядывает Савва освященный*. Заднее крыльцо, или вернее задняя дверь, около к<ото>рой воняет сортиром и хрюкает поросенок, глядит на реку. Теперь суббота. Чтобы не обмануться в почте, спешу послать срочную работу*. Рассказ же* нацарапаю сегодня под ночь и пришлю завтра*. Письма посылайте в Воскресенск. Оттуда мне пересылается всё исправно. Был в Москве и слышал, что Л. И. Пальмин венчался со своей старухой*. Видел его, но он мне ничего не говорил об этом. Не говорите ему, что я Вам сообщил эту прозаическую новость про поэтического человека… Может быть, эта новость для Вас уже не новость! Прощайте.
Ваш А. Чехов.
Чехову Ал. П., середина июля 1884*
79. Ал. П. ЧЕХОВУ
Середина июля 1884 г. Звенигород.
Сашаъ!
Посылаю письмо для Левенсона*. Жалею, что заставляю тебя, беднягу, шляться по 10 раз к этим жидам, скорблю и утешаю себя тем, что сумею с тобою расквитаться. Послал книжку в редакции?*
Посылаю письмо отца для руководства*. Стыдно Николаю заставлять самолюбивого старика брать взаймы! Поездка к Пушкареву обошлась Николаю рублей 4–5… Эти деньги мог бы он лучше отдать в уплату…
Живу в Звенигороде и вхожу в свою роль.
Гляжу на себя и чувствую, что не жить нам, братцы, вместе! Придется удрать в дебри в земские эскулапы… Милое дело!
Пиши в Воскресенск. Оттуда мне вышлют.
А. Чехов.
Николая ждут в В<оскресенске>.
Письмо, начинающееся словами «Евочька*…и проч.»… неподражаемо сочинено. Ты и Николка показали себя художниками*.
Лейкину Н. А., середина июля 1884*
80. Н. А. ЛЕЙКИНУ
Середина июля 1884 г. Звенигород.
Многоуважаемый Николай Александрович!
Прочитавши Ваше письмо, дал знать в Москву брату Николаю о предстоящем Вашем приезде. Брат будет Вашим путеводителем в Воскресенск, сам же я вырваться из Звенигорода не могу до приезда врача, должность коего исправляю*. Перед приездом в В<оскресенск> Вы потрудитесь уведомить меня телеграммой (Звенигород, врачу Чехову), я поеду на 1–2 дня в В<оскресенск>, чтобы повидаться с Вами и показать Вам наши святыни. Или так сделайте: поезжайте на вторую станцию Смоленской дороги, Голицыне. Отсюда до Звенигорода (15 верст) на лошадях. В Звенигороде обозреем Савву освященного и покатим отсюда в Новый Иерусалим (20 верст). Всё это отнимет у Вас не более суток. Прихватите Пальмина. Заранее предупреждаю: удобств на пути не найдете… Дороги и города хуже худшего, но зато масса беллетристического материала. Если переночуете у меня, то свожу Вас в больницу на приемку (рассказ в 300 строк). На Илию, 20-го, у меня будет 60 человек больных, 22-го человек 40. Лучше сделаете, если начнете путешествие Звенигородом. Дороги тряски, но живописны. Жду. Телеграммы в Воскресенск не посылайте, ибо в этом граде телеграфа нет и мне придется платить за эстафету 3 р. 50 к. (Семья заплатит, а телеграммы я не прочту, так как меня нет в В<оскресенске>). Телеграфируйте в Звенигород. Больных я могу бросить на 2 суток. У меня фельдшера доки. Приезжайте же! Брат Николай будет у Вас в Лоскутной. Обитает он на старой квартире.
Неужели Д. К. Ламанч<ский> и Ежини одно лицо?* Если да, то я, значит, хватил не по чину*…Д. К. Ламанч<ский> изображает из себя одного из хороших московских работников. Стишки его милы… Но проза его, в особенности в «Будильнике», несносна… Относительно Рыскина соглашаюсь с Вами*. Читал его мало, но слышал про него много. В Москве, если покопаться, можно найти еще кое-кого. Прощайте.
Ваш А. Чехов.
Пальмина умоляю приехать.
Розанову П. Г., 22 июля 1884*
81. П. Г. РОЗАНОВУ
22 июля 1884 г. Звенигород.
Парафимоз в прежнем положении. Прибегаю к любезности хирурга, имевшего связь с англичанкой и двумя роскошными польками. Без Вас умру, ибо нерешителен и трус.
А. Чехов.
Лейкину Н. А., 11 августа 1884*
82. Н. А. ЛЕЙКИНУ
11 августа 1884 г. Воскресенск.
VIII, 11. Воскресенск.
Многоуважаемый Николай Александрович!
Шлю* купно с большим поклоном плохой фельетон*. Фельетон плох в квадрате, до степени «увы и ах!», но я не виню себя. Тем нет совершенно, а всё то, что есть, донельзя мелко и противно. Другой на моем месте пал бы в уныние, а я ничего, привык… Рассказ в 60 строк написал*, но до того скверный, что посылать жутко. Подожду до завтра: авось переменю свой взгляд на него или напишу что-нибудь другое. Впереди у меня еще целых 2 дня…
Теперь насчет «Сатирич<еского> листка». В этом листке я не работаю* (для первых номеров дал несколько крох*, а теперь — ни-ни) и оного не читаю. Что в нем пишется и что творится, мне неведомо, а ежели бы ведал, то поспешил бы сообщить Вам обо всем, что Вас касается. Сообщаемому Вами не удивляюсь. Не удивлюсь также, если завтра меня, хорошего знакомого Липскерова, обзовут в этом «Листке» так или иначе каким-нибудь поносным именем. Всего можно ожидать от этих господ, и всякая выходка их естественна… Надо Вам сказать, что «еврюга» Липскеров едва ли знает о том, что Вы обруганы в его журнале*. Он ленив, лежебока, ни во что не вмешивается и знать ничего не хочет… Еврюга* добрый, не ехидный и покладистый. Делами этого сатрапа правят секретари. В «Листке» заправляет Марк Ярон*…(выдаю редакционную тайну!), мстящий Вам за то, что я дважды обругал его в «Осколках»*. Ярон человек нехороший, способный на всякую мерзость… но и он, вероятно, не автор и не виновник пасквиля. Пасквиль, как и все статьи, попал в «Листок» без ведома редактора и секретарей: печатают что и как попало, без разбора и что подешевле. Ведется этот «Листок» до того похабно и халатно, что в нем можно напечатать пасквиль даже на самого Липскерова.
Буду в Москве, узнаю всё, а пока напишу Липскерову письмо*, в котором обзову его скотиной. Писал пасквиль, вероятно, какой-нибудь московский мелюзга, писал за неимением материала и по глупости. У этих господ ни такта, ни чувства меры…
Целый день льет дождь. У меня благодаря скверной погоде ногу ломит. Скучно ужасно. Третьего дня ездил в Звенигород на именины, вчера ловил в пруде линей, а сегодня не знаю, куда деваться от скуки. Хочу сесть писать — к постели тянет, лягу — писать хочется… Так бы взял да и высек свою лень!
