Берта Исла - Хавьер Мариас
– Гм, гм, – промычал он задумчиво, пожалуй и не без театральности. Потом пару раз скрестил и снова развел ноги, вполне артистично справляясь с покрывавшей их черной тканью мантии. – Гм, гм… Поговори с Питером. – Несмотря на разницу в возрасте и положении, Саутворт называл Уилера просто по имени. – Поговори с профессором Питером Уилером, – быстро поправился он, поскольку все-таки беседовал со студентом, пусть и блестящим, которого высоко ценили преподаватели. – Он наверняка знает, как тут надо поступить, наверняка что-нибудь тебе присоветует, поможет. Лучше, чем я. Лучше, чем твои родные и твой покровитель Старки, лучше, чем кто угодно другой. У него повсюду есть связи, буквально повсюду – за очень редким исключением. Расскажи ему, что произошло, хотя новость до него наверняка уже дошла. К этому часу, – он машинально глянул на часы, не слишком присматриваясь к стрелкам, – он должен быть в курсе дела и знает о нем куда больше, чем ты.
– Как это? – изумленно спросил Томас Невинсон. – Как он может что-то знать? Там ведь был я, а не он?
– Ну, не о том, конечно, чем ты вчера занимался с девушкой, это его меньше всего интересует. Если, конечно, ты не убивал ее. Сам я в это не верю, и он, скорее всего, тоже не верит. Но допустим, что ему уже известно, кто был ее любовником в течение последних лет, то есть кто такой этот Хью. Известно и про визит Морса, возможно, он с самого раннего утра знал, что тот сюда к нам пожалует. Известно, что этот Морс за личность и много ли от него зависит. – Саутворт спустил очки на нос, чтобы взглянуть на Тома поверх стекол, из-за чего в лице его смешались ехидство и озабоченность. – Мало что из того, что происходит в нашем городе, может ускользнуть от Питера. А уж об убийстве и говорить нечего.
Уилер был настолько хорошо осведомлен, что даже не счел необходимым увидеться с Томом, назначить ему встречу.
– Я ждал твоего звонка, – сказал он по телефону совершенно спокойным тоном. – Во что ты там впутался? – спросил он, и Томас именно как вопрос это и воспринял, что вообще свойственно молодости, а поэтому принялся подробно объяснять ситуацию.
Но Уилер резко его оборвал:
– Все это я уже знаю, и времени у меня мало.
Томас решил, что он сердит или разочарован его отказом от предложения, сделанного несколькими днями раньше. Во всяком случае, не слишком расположен с ним общаться. После того разговора Томас только один раз посетил его занятия, правда, они встречались в коридорах Института Тейлора и здоровались вроде бы, как обычно, но ни разу не остановились поговорить, в чем, собственно, тоже не было ничего из ряда вон выходящего. Однако профессор принадлежал к числу людей, которые полагают, что им в голову приходят исключительно правильные мысли, и не понимают, когда кто-нибудь с ними не соглашается и смотрит на дело иначе. Вероятно, он был скорее обескуражен, чем обижен.
– Послушай меня внимательно, очень внимательно. Мне кажется, ты попал в куда более неприятную историю, чем тебе самому кажется. Есть детали, которых ты не знаешь и которые осложнят твое положение, короче, все складывается для тебя очень плохо. Тебе поможет один мой лондонский знакомый, мистер Тупра, – посмотрим, вдруг ему что-то удастся сделать. – И он по буквам повторил фамилию, совсем непохожую на английскую. – Завтра он будет в Оксфорде. Будет ждать тебя в половине одиннадцатого в “Блэквелле” на верхнем этаже в букинистическом отделе. Побеседуй с ним, и что-нибудь он тебе подскажет. А ты сам решишь, подходит тебе это или нет, но мой тебе совет: отнесись к разговору со всей серьезностью и с большим вниманием. Он человек многоопытный. Понапрасну обнадеживать не станет. Зато даст хорошие советы.
– А как мы друг друга узнаем? – спросил Томас.
– Да, кстати… Ты будешь листать томик Элиота. И он тоже будет держать в руках Элиота.
– Томаса Стернза Элиота или Джордж?
– Поэта, Томас, поэта. Твоего тезку, – ответил Уилер уже не без раздражения. – “Четыре квартета”, “Бесплодную землю”, “Пруфрока”, что угодно.
– А не лучше будет, если нас познакомите вы, профессор? Чтобы вы послушали, что он мне скажет?
– Я вам совершенно не нужен, да и не желаю ни в чем таком участвовать. Это исключительно ваше с ним дело. Ваше с ним, – твердо повторил он. – И то, что он тебе скажет, будет правильно, даже если тебе не понравится. Хотя в нынешних твоих обстоятельствах тебе, на мой взгляд, мало что может понравиться. – Уилер помолчал. Он говорил торопливо, как человек, желающий поскорее закончить разговор и отвязаться от свалившейся на него проблемы. Но потом тем не менее позволил себе минутное рассуждение: – Будет хуже, если тебя арестуют по обвинению в убийстве, поверь мне. Никому никогда не ведомо, чем закончится суд, как бы ты ни был уверен в своей невиновности, и даже если все факты вроде бы говорят в твою пользу. Истина тут не имеет никакого значения, поскольку есть человек, который все решит и установит эту истину, хотя сам никогда не знает, в чем она состоит. Я говорю про судью. Не следует отдавать свое будущее в руки тому, кто способен двигаться не иначе как вслепую, кто принимает решения, бросив монетку, кто способен лишь строить догадки или полагаться на собственную интуицию. На самом деле, по здравом размышлении, подвергать кого-то суду – абсурд. Абсурдно выглядит как уважение к этому обычаю, так и то, что он действует на протяжении многих и многих веков, что он распространился по всему миру с большими или меньшими гарантиями беспристрастности, а иногда и без всяких гарантий… Ведь суд порой превращается в чистый фарс… – Уилер осекся, но потом продолжил фразу: —…и сам факт, что никто не додумался до неправомочности этой древнейшей и всемирной практики, ее бессмысленности, просто не поддается моему пониманию. Я бы никогда не признал власти ни за одним судом. И насколько это зависело бы от меня, никогда не пошел бы ни в один суд. Что угодно –
