Вся синева неба - Мелисса да Коста
— Жоанна?
Она перестает метаться. Но все еще не проснулась. Он видит, как быстро движутся глазные яблоки под сомкнутыми веками.
— Жоанна, как ты?
Она вздыхает, медленно поворачивается к нему лицом. Но все еще спит. Глаза закрыты, дыхание прерывистое. Она протягивает к нему руку, обхватывает его за шею. Приближается, прижимается к нему, обнимает. Эмиль боится шевельнуться. Она здесь, горячая от жара, приникла к нему, уткнулась головой в его шею. Надо бы ее разбудить, тихонько отстранить и повторить: «Жоанна!», но она вдруг шепчет во сне, слабым голосом, еле ворочая языком:
— Леон, ты сказал, что перестанешь звонить.
Она устало вздыхает, нежным жестом запускает руку в его волосы, бормочет на выдохе:
— Зачем ты отпустил его… Ты же знал, какой он… Перестань плакать, пожалуйста…
У нее жар, она бредит. Она принимает его за мужчину, который ей звонил, которому она без конца повторяла: «Нет. Перестань. Перестань плакать». Леон, кажется. Эмиль отводит прилипшую к влажному от жара лбу прядку волос и шепчет:
— Жоанна?
Она перестает ворочаться, что-то бормочет.
— Жоанна!
Он заговорил громче. На этот раз она открыла глаза. Несколько мгновений не понимает, что происходит. Она видит Эмиля, напряженного и застывшего на матрасе, не смеющего шевельнуться, видит свои обнявшие его руки, свою голову, уткнувшуюся в его шею. Ужас вырисовывается на ее лице. Он пытается что-то сказать, чтобы сделать ситуацию не такой неловкой.
— У тебя жар…
Но это ее не успокаивает. Она закрывает рот рукой.
— Ох! Я… Мне очень жаль!
— Ничего страшного. У тебя жар… Я… Мне надо было дать тебе лекарство.
Она мотает головой, садится. Она как будто не совсем здесь, а еще наполовину в объятиях Леона. В Сен-Мало.
— Что ты делаешь? — шепчет Эмиль.
Она берет свою подушку, спальник.
— Я спущусь, посплю внизу.
— Нет!
Он пытается удержать ее за руку.
— Ничего страшного, Жоанна, уверяю тебя. С кем не бывает…
Она вырывает руку. Говорит очень быстро, не глядя ему в глаза.
— Я теперь буду спать внизу.
— Все время?
— Да, все время.
— Жоанна, это смешно!
Но она уже спускается по веревочной лесенке с подушкой и спальником под мышкой. Очень поспешно. Она отвечает быстрым шепотом:
— Мне не трудно. Банкетка внизу достаточно широкая. У каждого будет своя спальня.
— Тогда оставайся наверху. Банкетку займу я.
Он слышит ее ответ уже снизу:
— Не беспокойся. Мне здесь хорошо. Не так жарко.
— Ты уверена?
— Да.
— Прими лекарство. Аптечка в моих вещах… Под банкеткой.
— Зачем?
— От жара.
— Это естественный процесс. Глупо ему мешать.
Он не может удержаться от улыбки. Жоанна с ее ответами…
— И что ты будешь делать? Ждать, пока само пройдет?
— Да. Разве только у тебя есть ромашка.
Сначала объятие, галлюцинации, потом резкое пробуждение и ночной переезд. Теперь этот бессмысленный разговор.
— Нет. Откуда у меня ромашка?
— Мне бы не помешал отвар ромашки.
— Он помогает от жара?
— Да.
— У меня нет, извини.
Снова в автомобиле повисает тишина. Эмиль слышит, как шуршит Жоанна внизу. Должно быть, устраивается на банкетке.
— Жоанна, знаешь, ты можешь вернуться сюда… Это глупо…
Но слабый голосок категоричен:
— Мне здесь удобнее. Спокойной ночи.
Он еще улыбается, отвечая:
— Окей… Ладно… Спокойной ночи.
6
Он еще не проснулся окончательно, но уже и не спит. Слышит звуки снаружи: пение птиц, шаги туристов по гравию парковки, свист чайника. Жоанна, должно быть, уже встала. А он пока в странном полусне. Под утро ему вспомнилась Лора, и он плывет в воспоминаниях. О втором годе их совместной жизни. О том, как она впервые заговорила о ребенке. Тогда он просто обратил все в шутку.
Он пошел выпить пива с Рено. Они с Летисией тогда еще не планировали детей. Друзья пили пиво в ирландском пабе, потому что Летисия уехала на несколько дней к матери и Рено пользовался свободой. Эмиль предложил Лоре присоединиться к ним, но она тоже встречалась с подругами. Они собирались каждую неделю, в пятницу вечером: красное вино и тапас «Лока Чика». Поначалу Лора не пропускала этих встреч. А потом, когда они поселились вместе, она все чаще пренебрегала подругами. Говорила, что предпочитает остаться с ним, даже если они ничего не делали, просто засыпали на диване. Время от времени она все-таки ходила, чтобы «быть в курсе, кто с кем спит». В ту пятницу она решила пойти. Когда он вернулся после встречи с Рено, у него кружилась голова. Он слегка перебрал пива. Он нашел ее на диване в белой пижамке: мини-шортики и кружевной топ, пожалуй, слишком соблазнительный. Ему ужасно хотелось опрокинуть ее на диван, но личико у нее было грустное. И он просто спросил:
— Ты уже вернулась?
Она поджала губы.
— Да.
— Было плохо?
— Да. Очень плохо.
Он сел рядом с ней на диван, обнял ее за талию.
— Что было плохо? Расскажи мне.
Она прижалась к нему.
— Всё. Никто не пришел. Нас было только двое.
— Только двое?
— Да. Инес и я.
— Почему же?
Она глубоко вздохнула.
— Я столько всего пропустила! Я, например, не знала, что Лиза ждет ребенка!
— Лиза? Блондинка, которая с тобой училась?
— Да. Ну вот, она беременна четыре месяца. Она что-то говорила, но я не думала, что это серьезно. А теперь еще и Надя!
— Надя…
— У которой парикмахерский салон.
— А!
— Она меньше. Всего два месяца. Это произошло случайно, но она, кажется, счастлива. Они уже придумали имя…
— А!
