Плавильная лодочка. Карагандинская повесть - Елена Ивановна Зейферт
Их делегацию провожают два волонтера: часть группы возвращается сегодня в Казахстан, другая – в Россию. Один волонтер – высокий, светловолосый мальчик, с мягким взглядом. Она глядит на него во все глаза. Его взгляд тоже изумлен.
Увы, она невезучая, их будет провожать не он. Йоханна уходит, отчаянно оглядываясь, не зная, как поступить. Она и ее спутники уже сворачивают за угол, как вдруг этот светлый мальчик догоняет ее, трогает за рюкзак, поворачивает к себе…
– Mein Traum wurde Wirklichkeit56, – голубой взгляд.
На свою ладонь он записывает номер ее телефона. Его зовут Юлиан.
А потом – дождь стеной. Ее поездки в Германию. Не в страну, а к нему. Беловолосый, смотрящий горе, он встречает в аэропорту, дрожит, когда она рядом, ее горло охватывает восторг. В его квартире лишь надувной матрац, телевизор и микроволновка, окна настежь; в сладком поту, они не наглядятся друг на друга. Ей двадцать три, а она еще не раскрылась… Но как им хорошо! Шестое небо вокруг. Однажды она проскользнет мимо него в аэропорту и будет смотреть, как он, встречая ее, нервно ходит и вслух считает свои шаги, его худые ключицы под футболкой родные: он на расстоянии шепота.
Четыре поездки. Когда Йоханна полюбит Германию, Юлиан исчезнет, безболезненно, легко. Она оттолкнет его от себя. Он дух, он часть ее внутренней свободы. Его не было. Германия мифологична, она держит на ниточках сказочные существа, запуская их в клетку к тем, кто ощущает себя в Германии, как в неволе. Юлиана можно кормить с руки, он всеядный, смешливый, его мимические морщинки прячут в себе младенцев их чувств, не боясь их разбудить, линии жизни на его ладонях – круговые, ибо он – время, то время, пока в ее сознании не замерцает очажок «я люблю Германию».
Льется свет, земля нежна. Йоханну не обмануть. Она ощупывает пространство в поисках Юлиана. Ее руки, сами того не желая, лепят человека. Голова, туловище, ноги… Она отходит на два шага назад, всматривается и узнает в сырой, стекающей скульптуре себя – на эскалаторе московского метро, с мобильным телефоном, ищущую Юлиана в Фейсбуке, в белом шумном океане глазеющих из-за монитора ошпаренных, ошалевших рыб.
* * *1984.
Герда, Агей и Люка.
Игра – прелестна, но она лишь корневая система мира вещей.
Три судьбоносных существа всегда внутри Ани – это Герда, Агей и Люка. Жук, арфа и купол. Строфа, берег и жимолость. Послевкусие их лучей в ее прожилках.
Морская галька гладкая, как кожа. На чердаке всюду сено, его запах, цвет. Роскошь позднего лета.
Слуховое окно перечеркнуто хлипкой доской. Агей находит стремянку, взлетает на нее, освобождает окошко.
Гости на даче, эти два мальчика чуть постарше Ани, интересны ей, особенно старший, ему тринадцать, и он называет себя Агей. Анина мама говорит, что его зовут Боря. Но нет, он же сам сказал: «Меня зовут Агей!» Разбрасывая всюду карандаши, он носит с собой большую папку для черчения, в ней наброски стихов, мальчик их зарисовывает, глядя Ане в глаза. Из рукописей его сыплются крупные яблоки, вырезки из журналов, засушенные жуки.
Мальчишки привезли из Москвы импортную куклу, на ярлычке ее – имя Герда. Кукла досталась Ане. Игрушка в розовой водолазке, с белыми локонами до плеч. Игривые икры, фарфоровая кожа, птицы ресниц.
Она отличается от советских кукол с их детскими фигурками женственностью очертаний, и она диковинка. Не Герду ли взрослая Аня теперь видит каждое утро в зеркале? Кукла – вещь – человек: это не кольцо, это разные плоскости в скульптуре времени, где между куклой и вещью колеблющийся творец, пробующий на язык телесного цвета акрил и выбирающий черно-белую натуру. Кукла рассыпается, а вещь вновь и вновь оживает, порой сотни раз на дню. Аня, внутренняя, тянется к Герде, чтобы, никогда не совпадая, иметь с ней одно сердце. Игра – прелестна, но она лишь корневая система мира вещей.
Душистый чердак – огромная игровая комната. Такая же большая, как яблоневый сад у Славянского бульвара, где живет Агей. Аня впервые на море. Всюду, даже на чердаке, песок. Девочка бросается в сено, раскидывает руки, переворачивается на живот, смеется, садится на корточки и вдруг делает кувырок. Копна ситцевого платья, млечный живот девочки – Агей зажмуривает глаза.
Волны бьются о живот. Быть может, ради этого кувырка двести пятьдесят лет назад Люка пришел в Россию? В Караганде беловолосые Герда и Агей долго ведут Аню за руки. Однажды в детстве повстречавшийся и навсегда пропавший потом мальчик и кукла. Стопам девочки тепло, лучится дневная морская галька. Но вот Анна теряет их руки и даже взгляд и уже идет в гору одна. Потом ей нужно потерять и себя.
* * *1996.
Удивленная улица глядит в глазок.
Анна и сама не
