13 дверей, за каждой волки - Лора Руби
– Что ты можешь знать о том, что я замечаю? – спросила Фрэнки.
– Ты – моя сестра.
– И что?
– Это значит, что я знаю тебя лучше, чем ты сама себя.
– Ты ничего не знаешь.
– Я знаю, что ты разговаривала с высоким парнем с каштановыми волосами в серой кепке. Как его зовут?
– Святой Антоний. Я спрашивала его, где ты потеряла свой разум.
Сестра Берт резко остановилась, и все девочки врезались друг в дружку. Монахиня развернулась и стала всматриваться в строй.
– Франческа! Антонина! Ваша болтовня скоро привлечет всю антигитлеровскую коалицию!
– Что? – переспросила Тони. – Я не…
– Простите, сестра, – произнесла Фрэнки.
– Но… – начала Тони, однако Фрэнки ткнула ее локтем так сильно, что та упала на витрину мясной лавки. За ее спиной завертелись сосиски.
Послание до нее дошло.
– Простите, сестра, – промолвила Тони.
– И? – поинтересовалась монахиня.
– Постараемся держать рты на замке, – заверила Фрэнки.
– Хорошенько постарайтесь, – сказала сестра Берт. – От этой жары у меня разболелась голова.
Она развернулась и повела нас к кондитерской.
– Она не должна была так рассердиться, – пробормотала Тони, потирая ребра. – Мы просто разговаривали.
Лоретта, до сих пор молчавшая, произнесла:
– Она не рассердилась. Если бы рассердилась, то угрожала бы позвать президента Рузбельта.
– Президента Рузвельта, – поправила Тони самым противным тоном.
– Нет, – ответила Лоретта, – президента Рузбельта[11]. И этим ремнем она бы вас отхлестала, если бы правда рассердилась.
Тони разинула рот.
– Но все девчонки говорили, что сестра Берт не бьет людей.
– Может, ты станешь первой, – предположила Фрэнки.
Тони нахмурилась и прошла вперед, поравнявшись со Стеллой, своей новой лучшей подружкой. Теперь это был союз, заключенный на Небесах. Мысли Фрэнки перескочили на союзы, заключенные на Небесах, а потом – на Сэма, отчего ее коленки стали как резиновые и начали подгибаться.
– Эй, Лоретта!
– Что?
– Ты во всем признаешься?
– Что ты имеешь в виду?
– Когда приходишь на исповедь, ты во всем сознаешься?
Лоретта прикусила губу.
– Положено во всем.
– Это не ответ на мой вопрос.
– Чаще всего да. Но иногда – нет. – Она слегка порозовела. – Некоторые вещи слишком смущают. Но в таком случае я признаюсь лично Господу по ночам. И тогда читаю «Аве, Мария» и «Отче наш» напрямую Господу. Это считается, как думаешь?
– Думаю, да.
Фрэнки хотела спросить, что так сильно ее смущает, чтобы об этом говорить, но решила, что если Лоретта не рассказывает отцу Полу, то подруге тоже не скажет.
– А откуда ты знаешь, сколько раз читать «Аве, Мария»?
– Отец никогда не назначает мне больше десяти, поэтому я обычно на всякий случай читаю пятьдесят раз.
– Пятьдесят?!
Теперь Фрэнки в самом деле захотелось знать, о чем думает Лоретта. Может, есть человек, на которого она положила глаз, человек, от одного вида которого ее бросает в дрожь. Так оно и было. И Лоретта тоже не могла признаться в этом на исповеди.
– Девочки! – позвала сестра Берт, поджидавшая с остальными на углу. – Что вы там застряли? Не отставайте.
Фрэнки и Лоретта побежали догонять группу, но пришлось подождать, пока пройдет трамвай. В присутствии других Фрэнки не хотела продолжать расспросы об исповеди, но больше говорить было не о чем, поэтому она молчала. Ходить с Лореттой хорошо тем, что с ней можно просто молчать. Некоторые девочки трещали без умолку: то ли не выносили тишины, то ли просто не хотели оставаться наедине с самими собой. Фрэнки любила поговорить, но и молчать тоже любила – особенно в такой теплый день, когда в воздухе пахло дождем. Лоретта была такой же. Пока она на ходу заглядывала в витрины, любуясь обувью и платьями, Фрэнки читала плакаты, наклеенные на некоторые двери и стены.
«Покупайте облигации военного займа!» Прекрасно, но у Фрэнки не было денег вообще ни на какую покупку. И она не знала точно, что такое облигации.
«Книги – оружие в войне идей!» Она знала, что идет война, но не думала, что в ней есть какие-то идеи. Разве только идея, что бомбить людей – очень плохо.
«Защити свою страну. Запишись в армию».
На последнем плакате Дядюшка Сэм закатывал рукава, демонстрируя огромные мускулы. Оглядевшись, Фрэнки увидела толпу моряков, прогуливавшихся в своей чудно`й униформе с широкими штанами. Но все они казались слишком юными, даже моложе Вито, чтобы иметь такие большие мускулы, как у Дядюшки Сэма на плакате. Заметив девушек, они принялись пихать друг друга. Стелла захихикала и помахала одному из них. Моряки отшатнулись.
Сестра Берт завела их в кондитерскую, потому что у двух девочек имелось немного денег, которые им дали родственники. У Фрэнки не было ни цента, но ей нравились ароматы кондитерской и радующие глаз цвета сладостей. Несмотря на войну, здесь стояли баночки с лакричными палочками, леденцы, тянучки и карамельки, хотя и не так много, как раньше. Фрэнки понятия не имела, как кондитерская умудряется готовить конфеты с сахаром, который выдается по карточкам, но предполагала, что хозяину разрешено закупать больше сахара, чем остальным людям.
Лоретта с Гекль мечтательно рассматривали сладости, а Фрэнки подошла к оконной витрине. Там стояли хорошенькие белые коробочки, перевязанные бантиками. Но если присмотреться, было видно, что коробочки и бантики покрыты пылью и в них нет сладостей, потому что у окна слишком жарко. Фрэнки потянула воротник и подумала, тепло ли в Колорадо. Вито в последнем письме об этом не говорил.
Дорогая Фрэнки,
спасибо за рисунок, никогда не видел такого замечательного. Я практически ощутил вкус этих фруктов на блюде! Рад, что тетя Марион выполнила обещание и навестила вас. Не знал, что папа посылал ей деньги, чтобы она купила тебе и Тони подарки, но рад и этому тоже. Я уже упоминал, что папа сильно скучает по тебе и Тони. Он все время о вас говорит. «Belle! – говорит он. – Мои прекрасные девочки».
Здесь все по-прежнему. Ада либо делает вид, что не понимает ни слова из того, что я говорю, либо ведет себя так, словно я произношу гадости, каких она в жизни не слышала. Я уже писал, что она ужасно готовит? (Однажды она полила спагетти кетчупом. Папа чуть со стула не упал.) Девочки по-прежнему страшно избалованы, но стали меньше капризничать, потому что папа рассердился на младшую и отлупил ее за то, что она распускает язык. Я не сторонник побоев, но не могу сказать, что она не заслужила. Мальчики, как всегда, ужасны. Стараюсь держаться подальше от всех, а все – от меня. Подарков здесь не дождешься, кроме тех, что я покупаю сам. Не то чтобы я
