Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах - Никита Александрович Филатов
Ему не исполнилось тогда и девятнадцати лет…
Очень скоро фашистов выбили из Краснодона, и в многотиражке 51-й армии была опубликована короткая заметка про героев «Молодой гвардии», написанная по материалам фронтовой разведки. Местные жители буквально на ходу, из кузова трехтонки, которая должна была развозить почту по воинским частям, расхватывали газету: «Там о моей доченьке…», «Там последние слова моего сынка…». Иллюстрации к заметке сделал фотокор Леонид Яблонский. Он брал в объектив не людей, а стены и подоконники тюремных камер — в пятнах свежей крови, сплошь исписанных предсмертными строками… До темноты корреспондент не успел закончить съемку, а вернувшись утром, обнаружил, что кто-то попытался замести следы зверств — почти все записи, следы страданий, последней воли людей оказались затерты.
В самых первых, еще военных, публикациях в центральных газетах Третьякевич упоминался, был он и в первых списках подпольной организации, в списке замученных, извлеченных из шурфа «молодогвардейцев». Вскоре после освобождения Краснодона военным трибуналом были приговорены к смерти люди, виновные в расправе над подпольщиками: старший следователь полиции Кулешов, его тайный агент Громов и еще один человек, который, согласно материалам органов следствия, на самом деле выдал «Молодую гвардию». Все они по законам военного времени были публично казнены на городской площади, о чем тогда же сообщили местные газеты.
А потом вышел роман Александра Фадеева…
— Я не спорю. — Посетитель взял у адвоката папиросу, закурил и продолжил: — Олег Кошевой был настоящим героем, но не он был первым в «Молодой гвардии», не он руководил организацией. Комиссаром «Молодой гвардии» был мой брат — человек, на котором писатель поставил клеймо предателя.
Да, конечно, Александр Фадеев создавал не документальное, а художественное произведение, однако имена «молодогвардейцев» указал настоящие. Под вымышленной фамилией у него выведен только Евгений Стахович, однако местные жители и родные подпольщиков, конечно же, без труда угадали в нем Третьякевича. И даже после того, как военному следствию стало известно, что Виктор никого не предавал, жизнь его семьи уже оказалась искалечена, а родственникам и близким буквально плевали в лицо. Мать Виктора, Анну Иосифовну, многие бывшие подруги и соседки готовы были растерзать и испепелить своей ненавистью. Ей, оставшейся жить в Краснодоне, пришлось испить горькую чашу и не один год носить на себе клеймо матери предателя. Так же, как и ее дочь Мария Третьякевич, которая работала учительницей, потеряла в войну двух детей и сама умерла в сорок лет…
— Да, но почему Фадеев посчитал предателем именно вашего брата? — Адвокат на мгновение оторвался от пометок, которые по привычке делал в своем блокноте.
— Потому что из справки, составленной специальной комиссией «по расследованию причин гибели „молодогвардейцев“», следовало, будто это Виктор не выдержал побоев и выдал своих товарищей. А справка была основана только на показаниях бывшего белогвардейца, ярого врага советской власти Кулешова.
— Но почему все-таки он назвал именно вашего брата, а не кого-то другого?
— Не понимаю, — тяжело вздохнул мужчина. — Может быть, из-за того, что брат был комиссаром? Мне ведь точно известно, что вскоре после войны, на встрече в ЦК комсомола, «молодогвардейцы», вернувшиеся с фронта, выразили несогласие с тем, что Фадеев бросил тень на Виктора. И Левашов, и Арутюнянц, и Радик Юркин подтвердили, что комиссаром был он, а не Олег Кошевой… Да и раньше, когда вышел первый вариант романа, в Краснодон приезжала целая группа товарищей из Москвы — утихомирить возмущенный город. Люди в штатском заходили в дома и советовали жителям придерживаться согласованной трактовки событий. Потому что историю, написанную Фадеевым, уже постановили считать единственно верной и правдивой… — Владимир Иосифович на секунду прервал свой рассказ, чтобы подсказать адвокату: — Там дальше есть еще свидетельства, что временные комсомольские билеты подписывал ребятам Виктор.
— Александр Фадеев знал об этом?
— Даже не сомневаюсь. Хотя все мои попытки, все попытки других жителей Краснодона прорваться к нему в Переделкино или попасть на прием в Союзе писателей, чтобы донести, в чем он неправ, оказались безуспешными. Вот только в последнее время он стал хотя бы отвечать на какие-то письма родителей «молодогвардейцев»…
— На какие письма?
— Ну, к примеру, в своем первом романе он написал, будто немцы узнали о существовании подпольной организации из дневника Лиды Андросовой. Однако потом сам признался родителям Лиды, что ему было точно известно о том, что немцы дневника не видели и о его существовании даже не догадывались… По его словам, таким образом он хотел сделать роль Лиды «более видной и яркой».
— Да, дела… — вздохнул заведующий консультацией.
— Я ведь не спорю, товарищ адвокат, — почувствовал его сомнения Владимир Третьякевич. — Роман своевременный. Очень сильный и нужный роман. И с политической, и с воспитательной, и с художественной точек зрения… Мне многие говорили: зачем и кому это нужно? Пусть останется так, как у писателя Фадеева. Потому что любое сомнение разрушает веру, у нас вырастет циничная молодежь… Но вот я только думаю, что нельзя наши будущие поколения воспитывать на лжи. Даже если для самой великой цели принесена в жертву светлая память всего одного человека…
— Потому что это память вашего брата?
— Да, — неожиданно честно для военного политработника ответил посетитель. — И еще потому, что он был настоящий герой! И еще потому, что нашей матери пошел седьмой десяток, а живет она на этом свете только для того, чтобы дождаться справедливости.
Дым стоял в кабинете столбом, так что слезились глаза и было трудно дышать.
— Что от меня требуется?
— Так вы действительно согласны мне помочь? — не поверил Владимир Иосифович. — Вы только не беспокойтесь, товарищ адвокат, это не бесплатно… у меня деньги есть, сколько скажете!
— Вот об этом-то я как раз беспокоюсь меньше всего, — усмехнулся заведующий консультацией.
— Знаете, я попытался ознакомиться в архиве с делом «молодогвардейцев», — торопливо продолжил обрадованный посетитель. — Мне так и не позволили. То говорят, что необходимо разрешение прокуратуры Союза, то посылают в прокуратуру Украины…
Степан Иванович молча поднялся из-за стола, отодвинул тяжелую штору и открыл настежь форточку:
— Давайте подумаем, что можно сделать.
Глава пятая. 1966 год
Судье заодно с прокурором
Плевать на детальный разбор —
Им лишь бы прикрыть разговором
Готовый уже приговор…
Юлий Ким. Адвокатский вальс
