Никто не знает Сашу - Константин Потапов
– Да как тут выступать? Вы слышите?
К барабанам прибавились гитары, вокалистка. Можно было разобрать отдельные строчки.
– Алексей, ну вы же знали. Что в соседнем зале будут выступать «Нервные».
Саша смотрел на пульт. На гитару и подключённые провода.
– Давайте перенесём? На пару часов? Я сам выйду и скажу зрителям, что по техническим причинам концерт переносится на полтора часа. Или сколько у них сэт?
– Через два часа тут мастер-класс по ведению Инстаграмма. А потом мы закрываемся.
Саша смотрел на гитару, провода, пульт.
– Я не буду играть. Я не могу.
Антон изучал его мятую футболку.
– Простите, но тогда я вынужден взять с вас неустойку.
– Слушайте, это я вообще-то должен…
Антон уже кому-то звонил. Саша быстро набирал сообщение Алине.
– Леночка, есть предпродажа по Далю? А! Оплата на входе?
Антон пошёл к двери, остановился.
– Ну что я могу сказать – нет так нет. Очень печально. Мы выполнили всё со своей стороны. Объявите тогда, что не будете играть сегодня.
– Нет, я не буду объявлять, идите и скажите, что произошло на самом…
Антон уже вышел.
18. Элина Аристарховна, библиотекарь, 53 года, Каховка (Черноземская обл.) в маршрутке
Ох, на что, на что мне всё это, зачем, господи, боги мои, гнев Ахилесса, двадцать два несчастья, почему, зачем? Какой гад этот Александр Даль, моя дочь так любила его песни, а он, мы ехали на его концерт из такого далека, а он, какая, простите, сволочь, какой мудак, нет, не надо таких слов, никто таких слов не достоин, такие слова неэтично, такие слова неприлично, простите меня за такие слова, просто недостойный её любви, бессовестный, легкомысленный дурак, ни стыда ни совести, безответственный, неумный, сволочь, подлец, подонок, мерзавец, дрянь, ой нет-нет, простите меня за такие слова, прошу прощения, он просто ошибся, сошедший с тропы, заблудшая душа, нищий духом, ранящий в своей слепоте, ох, как же он её, равнодушие страшнее всего, идиот, мудак, мразь, господи, простите меня за такие слова, нет, нет, он просто такой человек, он не виноват, да почему не виноват, он виноват по всем статьям, а судьи кто, имею ли я право?
А почему нет? Почему я не отменяла наш поэтический, куда пришло всего четыре человека, почему я работаю в глуши, почему я содержу пыльный бастион книг, преданья старины, я же делаю это, для кого я ехала туда, всё для неё, и это ужасное заведение, вычурное, аляпистое, неприличное – для неё, и потратила на билет – для неё, а он, в своём пошлом пальто, он сделал это. Я для неё взяла и подошла, и сказала, взяла и подошла, взяла и сказала, для своей дочери, что так любит его песни, а он сделал это.
Она была ошеломлена. Она была так расстроена. Она побледнела, о боги, бледные ланиты, как побледнела, и губа задрожала, как в детстве, дитя сама в толпе детей, но удержалась и никто не заметил, кроме меня, но я-то знаю, сволочь, преступник, мужлан, ублюдок, выблядок, блядь… ой-ой-ой, не надо так, никто этого не слышал, жутко неприлично, фу, нельзя, в конце концов, не эстетично, не литературно.
Никогда мне не нравились его песни. Это ни Пушкин, ни Лермонтов, ни даже, простите, Окуджава, господи, всё это было бы смешно, когда бы не было так, нет, что-то есть, что-то есть, но я никогда не понимала мою девочку, её увлечённость. Зачем, когда есть великие вершины, солнце наше, лучшее учение, нет, я не понимаю это поколение, вы друзья как ни садитесь, нет, это всё не то, да ещё и выступление в таком месте, здравствуй, племя молодое. Откровенные платья девушек, и причёски гостей, почему у всех лысые виски, и такая яркая помада, и узкие джинсы, срамота, и эти картины на стенах, а главное, книжный магазин и кофейня, носящие имя пусть странного, но достойного Платонова, как это – книги в одном ряду с кофе? просто праздник, их же можно изгваздать, посадить пятно, замарать, дымящийся куб совести, книги и пирожные в одном ряду, как будто книги – еда, величайшее из чудес, как будто книги – едят, всё как-то напоказ, как на сцене, и негде сесть, если стеснён в финансах… Не надо было ехать в такое место, но она так хотела, и тут вышел этот молодой человек в голубой рубашке, совсем юноша, и всё сказал, пренеприятнейшее известие.
И я не смогла сдержать возмущения, моя дочь так расстроилась, я спросила, почему, что случилось, и молодой человек сказал, что он отказывается играть из-за группы в соседнем зале, да, слышно было, как они настраивают свои чудовищные инструменты, и это было уже чудовищно громко, и она побледнела, но в её глазах ещё была надежда, и ради той надежды я спросила, а он разве не знал про группу? И молодой человек сказал: он знал. И удалился, вышел вон и растворился.
И мы стояли там, две растерянные, униженные и оскорблённые, лишние люди посреди огромной очереди на чудовищную музыкальную группу, бритые виски, знакомые всё лица, мы стояли там, мать и дочь, мы не знали, что делать, и тогда я решила, решилась. Ради неё. А он. Наглец, бесстыдник. Какое хамство, хам, хамло, трепло, брехло, преступник, нарушитель, и подколодная змея, гадюка, врун, и лжец, и лгун, и трус жестокосердный, равнодушный, он просто отказал, он сволочь, хватит, хватит, нет, не надо.
С самого начало всё как-то пошло не так, о, ледяная, сырая, прокуренная маршрутка. Как же мне было стыдно перед ней за нашу бедность, за жидкую грязь под ногами, она же выбрала свой лучший наряд, это платье, немного откровенное, но ладно, быть можно дельным человеком, сегодня же был такой день, такой её день, а вокруг грязь, а мы выглядели так хорошо, слишком хорошо для этой маршрутки, мне было так стыдно за нашу бедность и нищету, и я так глупо поругалась с водителем из-за его громкой пошлой музыки, блатной песни, а ещё он курил в маршрутке и разговаривал по телефону за рулём, о, зачем он так мне нахамил, и его совершенно не волновало, что у нас такой день, его не задела моя фраза про ударение в слове «звонит», как мы препирались всю дорогу, он всё грозился нас высадить, невежи судят точно так, и за остановку до заведения «Платонов» остановил маршрутку и сказал, что не поедет дальше, пока мы
