В поисках истины - Чарльз Мартин
И когда Библия говорит нам, что Давид в сердце своём всегда искал Бога, мы верим в это. И Псалом 50 – лишнее тому подтверждение. Вот так-то, господа присяжные заседатели.
Если вы продолжите чтение, то сами убедитесь, что Давид никогда не прятался и не уклонялся от последствий своего греха. И меч никогда не покидал его дом. Он заплатил полной мерой за всё. Но если Давид просто плескался в пороке, то Соломон сделал порочность как бы своей профессией, на личном опыте продемонстрировав всем, как возрастает по экспоненте первородный грех. Но мы-то с вами, живущие почти три тысячи лет спустя, всё равно чувствуем, что тот простой пастух, юноша по имени Давид, ещё почти мальчик, он всё так же ведёт нас за собой, играя на своей псалтири (это такой струнный инструмент типа арфы), ведёт, чтобы мы помолились и воздали хвалу его Богу и Царю. Он ведёт за собой моих сыновей. Меня самого. И вас тоже.
Иоанн Креститель первым призвал к публичному покаянию, что и нашло отражение на страницах Библии. Об этом твердили в своих посланиях апостолы Пётр и Павел. Об этом же идёт речь и в Апокалипсисе Иоанна: Бог потребовал покаяния от пяти из семи существовавших на тот момент церквей. Вполне возможно, в современной культуре общежития покаяние стало чем-то вроде табу. Ведь все мы уже привыкли к половинчатому восприятию тех истин, которые заложены в Священном Писании. Но что бы там кто ни говорил и ни чувствовал, а покаяние, истинное покаяние по-прежнему остаётся тем фундаментом, на котором зиждется наша аутентичность с Творцом, нашим Отцом. Без него не может быть никакой тесной связи с Ним. И, как следствие, не может быть и отпущения грехов. Давид говорит: «Избавь меня от кровей, Боже» (Пс. 50:16). Но он бы не посмел просить Его о подобной милости, если бы предварительно не покаялся. Вот оно, главное и обязательное условие контакта с Богом. Первый шаг на пути к Нему.
Когда я был ребёнком, то, слыша слово покаяние, почему-то всегда представлял себе в этот момент такого ветхозаветного пророка или проповедника, исторгающего из себя громы и молнии. Или какого-нибудь пижона из числа фанатов на футбольном матче с разноцветными волосами и плакатом в руке. Или нечто похожее на билборд, установленный на каком-нибудь перекрёстке. Однако нужно постараться и сделать так, чтобы посланник, кем бы он ни был, не исказил для нас смысл послания, не заретушировал его своими красками. Вот Господь обращается к израильтянам. «Если смирится народ Мой, который именуется именем Моим, и будут молиться и взыщут лица Моего, и обратятся от худых путей своих, то Я услышу с неба и прощу грехи их и исцелю землю их» (2 Пар. 7:14). Бог услышит нас и исцелит нашу землю лишь после того, как мы станем смиренно молиться, искать встречи с Ним, умолять Его не отвернуть от нас Свой лик. Проще говоря, лишь после того, как мы покаемся, искренне раскаемся в содеянном. Вот почему предложение начинается с «если». Типичное условное наклонение. И тут же возникает резонный вопрос. Так мы с вами соблюдаем это условие?
Когда Моисей вздымал в пустыне свой посох в виде змеи к небу, Господь тогда потребовал от израильтян открыто выступить вперёд и посмотреть вверх, то есть признать свои прегрешения и публично сознаться в них. А это и есть покаяние. Сегодня от нас требуется то же самое. Отказываясь признаться в своих грехах, мы попросту насмехаемся над крестом. Имейте это в виду. Если вы избегаете покаяния, то вы просто бессмысленно тычетесь носом в раны Христа на Его руках и ногах, бездушно наблюдаете за тем, как стекает кровь по кончикам Его пальцев.
Истина сделает нас свободными
Какой чулан вы хотите держать под замком? Чтобы он всегда был закрыт, и чтобы там было темно? Признайтесь честно. А что именно вы намереваетесь унести с собой в могилу? Да, я высоко ставлю царя Давида. Он был великим царём и храбрым воином. Но восхищаюсь я им не только поэтому. Больше всего я восхищаюсь Давидом за тот момент, когда он, будучи сломленным, но полным раскаяния человеком, карабкается на гору, падает ниц, вздымает свои руки, запятнанные кровью, к небу, обращается к совершенному Царю Небесному и изливает Ему свою душу в покаянной молитве.
Однако история на этом не кончается. Помолившись, он выходит из храма и вручает своё письменное покаяние первосвященнику со словами: «Спой это. Перед всеми». Такое впечатление, будто в этот миг он распахнул все тайники своей души, выставил на всеобщее обозрение самые тёмные уголки, где прятал свои скелеты, распахнул все двери настежь и воскликнул, точнее, взревел во весь голос. «Вот какой я на самом деле! Вот она, вся правда обо мне! Без прикрас и без утайки». Думаю, что причина, по которой Давид поступил именно так, проста. Он прекрасно понимал, что не скажет Господу ничего нового о себе. Бог и так знает о нём всю правду. И грех его – отнюдь не новость для Господа. А вот избавление от своих грехов он получил лишь тогда, когда не стал молчать и покаялся во всём публично.
Всех нас точит изнутри враг рода человеческого. Рычит, брыкается… Ему бы очень хотелось, чтобы мы молчали о своих прегрешениях. Это он первым накладывает печать молчания на наши с вами уста. Его расчёт прост: упрятать наши грехи в самый дальний чулан и запереть его, повесив на дверях сразу три замка. Там всегда темно, в этом чулане. Лампочка перегорела. Линию обесточили.
Так кто узнает, что мы скрываем у себя в своей кладовке? Разве вы потащите кого-нибудь постороннего в склеп, где полно скелетов, которые вы там прячете?
Вечерами по средам я встречаюсь с группой парней. Наши встречи длятся уже более десяти лет. Довольно часто мы проделываем следующее. Иногда все вместе, иногда по отдельности. Сознаёмся друг другу в таких вещах, как интерес к порнографии, сластолюбие, склонность к адюльтеру, эгоизм, злоба, ненависть. О, перечень наших прегрешений очень длинный. И мы делаем свои признания, уткнувшись носом в коврик, стоя на коленях, лицом вниз. Так мы поступаем по своему смирению перед нашим Царём. Обращаемся к Нему с молитвой. Потому что Его безмерная, безграничная любовь к нам для нас важнее самой жизни. Лучше провести всего лишь один день в Его чертогах, чем сотни лет в других местах. А ещё мы поступаем так и потому, что устали, потому что нам уже
