Дуэль Агамурада с Бердымурадом - Георгий Костин
Родители и младшие братья, как он и надеялся, уже спали: родители – в комнате, братья – на кошме, расстеленной во дворе под развесистым тутовым деревом. Бердымурад вошел в кладовую, запер за собой дверь, включил свет и направился в угол, в котором, наверное, года три стояли без пользования запылившиеся отцовские удочки. Выбрал, как ему показалось, самое прочное: с длинным бамбуковым удилищем и толстой леской. Вынес его из кладовой, пошел на свое спальное место, на краю кошмы. Пожил удочку рядом и устроился спать. От огромного волнения, которое не утихало, а, наоборот, разгоралось все сильнее и сильнее, сон не шел. Бердымурад бездумно глядел на усыпанное яркими звездами черное небо и решил отказался от сна. А просто полежать в постели, дождавшись рассвета. Но потом и лежать сделалось невтерпеж. Он резко откинул с себя одеяло, пружинисто вскочил на ноги, и, поеживаясь от ночной прохлады, крадучись пошел в дом, в котором с распахнутыми настежь дверями и окнами спали родители. На ощупь нашел свои старые брючки и рубашку. Торопливо оделся, и, захватив удочку с приготовленным для наживки колобком замешенного хлеба, пошел, почти не разбирая в кромешной темноте дороги, на канал.
В высоких густых колючих черных зарослях верблюжьей колючки с трудом отыскал спуск к воде. Укалываясь о жгучие невидимые колючки, спустился. Но не увидел внизу ни воды, ни кромки берега: перед ним была сплошная тягучая чернота. Не зная, куда идти дальше, остановился, стал оглядываться. На небольшом круглом пяточке черноты увидел-таки, словно в проруби – рассыпанные звезды. Они, блестя, искрились, словно брошенные небрежно на черный бархат бриллианты. Бердымурад догадался, что эти звезды отражает очищенное им от водорослей поверхность воды. Обрадованно повернув направо, пошел напролом по высоким, достигающим пояса густым зарослям рдеста. Брюки его намокли в росе, а босые пальцы, почувствовав идущий от земли сырой холод, заломили и стали непроизвольно сжиматься. Когда он наступил на воду, которая как-то необычно звонко и таинственно хлюпнула под ним, остановился. Чуток попятился и сел на корточки, намериваясь теперь дождаться рассвета. Но минут через пять его колени, на которые натянулись мокрые брюки, нетерпимо заломили от холода. Он поднялся, чтобы отлепить брюки от колен, но холод захватил все его ноги, и зубы стали заходиться в предательской дрожи. Тогда, неприязненно морщась, он спустил брюки, и запрыгал на одной ноге, чтобы другую вынуть из штанины. Но попал в воду, и та его неожиданно чуть ли не ошпарила теплотой. Сняв брюки, Бердымурад настороженно зашел в воду. Чем глубже заходил в неё, тем теплее она становилась. Зайдя по пояс, он согрелся и решил дожидаться рассвета, стоя в теплой воде.
От уютного тепла, которое приятно согрело нижнюю часть тела, Бердымурада исподволь обуяла вкрадчивая сонливость. Веки отяжелели и стали предательски слипаться. И вдруг – разом исчезли в кромешной темноте колеблющиеся на мелкой ряби звезды… От неожиданности встряхнувшись, Бердымурад открыл глаза – покачивающиеся звезды возникали снова. Потом исчезли вновь, и он чуть ли не завалился в воду. Испуганно очнулся, надсадно растер глаза. Пожалел о том, что пришел сюда глубокой ночью, и что ему следовало-таки проваляться в теплой постели до рассвета. Решил, было вернуться домой, но тут вдруг где-то совсем рядом протяжного заунывно и напористо завыл шакал. Тотчас, отзываясь на этот вой, вдалеке завыли другие шакалы, а в поселке отчаянно и взахлеб забрехали собаки. Бердымураду сделалось страшно, показалось, что шакал стоит где-то рядом. Со страху пропал сон, напрочь расхотелось выбираться из воды, потому как было ведомо, что шакалы в воду не полезут, а на суше могут-таки и наброситься…
Но скоро его охватило беспокойство другого рода: он стал опасаться, что шакал может съесть хлебную наживку для рыб, неосмотрительно оставленную на берегу в кармане брюк. Повернувшись к сплошной черноте берега, Бердымурад стал пристально вглядываться в неё, надеясь увидеть светящиеся глаза шакала, чтобы из воды угрожающе прикрикнуть на него и прогнать прочь. Но ничего не увидел, зато пожалел, что давеча сломал лук, который сейчас пришелся бы к самой стати. Вооруженный луком, он наверняка защитился бы от шакала, а то и даже, коли тот осмелился приблизиться вплотную, запустил стрелу прямо в светящийся глаз… Тут же как-то совсем неожиданно снова вспомнил, как сидел вчера в засидке и внутренним зрением глядел на садящихся на дерево горлинок. И вдруг на том же самом своем внутреннем экране увидел шакала. Тот стоял, растопырив лапы, в метрах двадцати от ивового куста, и, опустив морду, принюхивался… Но не успел Бердымурад испугаться его, как углядел и сазанов под водой в метрах двух от себя. Они тыкались острыми рыльцами в глиняные комки прикормки, высасывая из них хлебные крошки…
Бурный рыбацкий азарт обуял душу Бердымурада. Осторожно, чтобы не напугать резкими движениями сазанов, собравшихся на освобожденное им днем от стеблей рдеста дно – пошел к берегу. Настырно и сосредоточенно подумал, ежели шакал решится-таки напасть, то будет отбиваться от него удилищем. А когда углядел на экране внутреннего видения, что шакал учуял его напористую решимость и ретировался, Бердымурад осмелел. Через
