Елена Ткач - Химеры
А в это время неплотно прикрытая дверь в комнату отворилась, никем не замеченный Дуремар поскакал в коридор и принялся деловито его осматривать. Мать, что-то напевая на кухне, пекла оладушки на кефире. Сковородка чадила, она настежь раскрыла форточку, и образовавшийся сквозняк распахнул дверь в её комнату, куда немедленно направился вороненок.
Спустя полчаса Плюха позвала сына ужинать. Он очнулся, оглядел комнату, заглянул под кровать... Дуремара нигде не было. "Наверное в коридоре или ещё где-нибудь. Ладно, потом поищу, есть очень хочется!" решил он и рванул на кухню.
Они давно почти не разговаривали друг с другом. Мать ограничивалась короткими репликами, роняя их тусклым, безжизненным голосом, сын старался лишний раз её не тревожить и только спрашивал, что купить, да возвращаясь из школы, интересовался её самочувствием - утром, когда он уходил, она ещё спала...
А тут... Лариса Борисовна улыбалась, накладывая сыну на тарелку подрумяненные горячие оладушки, поливала сметаной, справлялась, вкусные ли... словом, была почти той, что прежде. Разве что, все ещё ощущалась в ней некоторая заторможенность, точно каждое движение ей давалось с трудом. Он обрадовался, стал рассказывать о Борисе Ефимовиче: какой он удивительный человек и как с ним интересно... Они сидели в своей маленькой кухоньке, и Сашка впервые подумал, что ему с матерью хорошо... она вовсе и не плохая, да, что он несет - это же его мать! Как он мог по отношению к ней даже мысленно допускать подобные определения: "плохая," "не плохая"... Она изменилась очень, она больше не доставала его, а он... теперь, когда он запросто может набрать номер Марго, когда она признала его, - да ему горы по колено! Он займется матерью, найдет ей хорошего врача - он ведь один у неё и он мужчина! Уверенность в себе, которая крепла в нем благодаря Марго, буквально преобразила Сашку - он менялся на глазах.
Они поели, мать принялась мыть посуду, а Саня пошел к себе и снова завалился с книжкой на кровать. От сытости и довольства он опять стал задремывать, когда тишину прорезал возмущенный крик матери.
- Что это? Саша, поди сюда немедленно! Что тут творится?!
Он ринулся к ней и застал такую картину: на декоративных подушечках, украшавших мамин диванчик, красовались ядовитые желтые пятна, такие же были и на полу, одна из подушек была выпотрошена, и куски поролона, которым она была набита, разбросаны по всей комнате. А сам виновник учиненного погрома преспокойненько восседал на тумбочке рядом с бронзовым идолом и клевал "жертвенное" печенье, поднесенное тому в дар!
- Это ты... ты принес этого... эту мерзость?! - закричала Плюха не своим голосом. Саня впервые расслышал в нем истеричные визгливые нотки. Как ты посмел? Без моего разрешения... эту тварь...
У матери перехватило дыхание и она повалилась на диван, ловя воздух ртом и хватаясь за горло. При этом она не заметила, что локтем задела одну из запачканных подушечек, теперь и рукав халата украшало ядовито-желтое пятно.
- Мам, успокойся, - пытался убедить её Саня. - Понимаешь, я просто забыл тебе сказать: моя знакомая подобрала вороненка, он выпал из гнезда и его могли растерзать собаки или кошки... В общем, я взял его, потому что очень люблю птиц и вообще... Извини, не хотел тебя расстраивать... это я сейчас уберу.
Дуремар, точно насмехаясь над ним, встрепенулся, забил крыльями, точно потягивался, довольный, после сытной трапезы и смахнул на пол блюдечко с молоком. Блюдце разбилось, а по полу растеклась густая белая лужица...
- Немедленно... выброси его! Вон! Да, как ты смеешь, не спросясь у матери, тащить в дом всякую дрянь?! И подружка еще! У него теперь подружки завелись... Они, значит, всякую заразу подбирают и тебе суют, чтобы ты в дом тащил. Дураков-то нет, кто захочет в доме заразу держать?! Ах ты...
Мать вскочила и принялась кидать на пол все, что под руку подвернется: подушки, книжки, газеты, чашку, стоящую на столике в изголовье кровати, вазу, статуэтку фарфоровой балерины... Ее ярость была столь сокрушительна, что парень испугался - казалось, сейчас она и до него доберется, начнет молотить... Сжатые кулаки, грудь, вздымавшаяся от гнева, шумное тяжелое дыхание... нет, он никогда не видел маму такой!
Его опасения оправдались - она кинулась к нему как тигрица, вцепилась, больно впившись ногтями в плечи, и принялась трясти, точно деревце, с которого вот-вот посыплются яблоки...
- Гаденыш! Скот! Хочешь меня извести? Что, мать твоя зажилась?! Не бойся, скоро помру, все тебе достанется, сможешь бордель тут устраивать вместе с зверинцем! Ах, негодник... да я... все ему, все своему сыночке всю жизнь тебе отдала, а ты! - она вдруг отпустила его и упала на пол.
- Мама! - Сашка испугался уже не на шутку, с матерью и впрямь происходило что-то странное, в неё точно демон вселился! - Мам, давай я скорую вызову?
- Убить меня... убить меня хочешь! Зови! Всех зови... А-а-а! - она закричала, да так жутко, отчаянно, точно её и впрямь убивали. - Убери! Убери эту... гадость!
Дуремар в это время сиганул с тумбочки и заскакал по комнате, а потом подскочил к матери и запрыгал возле нее, с интересом поглядывая своими блестящими глазками на все это безобразие... По пути он вляпался в разлитое молоко, и всю комнату теперь украшали белые птичьи следы!
- Что он наделал! Ты посмотри, как он нагадил... в моей комнате... ох! Мой божочек, мой золотой... он разлил твое молоко!
Мать вдруг рывком поднялась, схватила птицу, кинулась к открытой форточке и одним махом швырнула в неё птенца. Потом рухнула на диван, завизжала и замолотила по нему ногами... у неё началась самая настоящая истерика. Пена выступила на губах, глаза дико блуждали, руки судорожно хватали воздух... Сашка не мог этого вынести. Он бросился в коридор к телефону, набрал номер тети Оли... её телефон молчал!
"Она ж на работе!" - вспомнил он, начал листать телефонную книжку, нашел нужный номер, набрал... руки тряслись.
- Ольгу Борисовну позовите пожалуйста... Тетя Оля? Да, я. У нас тут... маме плохо. С ней истерика! Да, это она кричит. Приезжайте скорей, я не знаю что делать! Что? Хорошо.
Он бросил трубку, кинулся в кухню, налил из-под крана стакан холодной воды, вернулся к матери, набрал воды в рот и прыснул ей в лицо... Та зашлась в беззвучном крике, видно, от неожиданности перехватило дыхание. Потом поднялась на локтях, глянула на него... он отшатнулся - в её глазах светилось безумие! - и набросилась с кулаками.
Мать молотила "сыночку" как боксерскую грушу, он заслонял руками лицо, пытался вывернуться, но она настигала и, как тигрица, снова накидывалась на него.
- Мам, перестань! Ты что?! Ты с ума сошла! За что? Зачем ты выбросила вороненка?! Он же... он беззащитный!
- А-а-а, сы-ноч-ка! Ты... как ты мог? Ты моего... дружочка, мой кактус... в окно... Думаешь, я не знаю? Не знаю? На, получай! Получай!
- Ма-ма-а-а!
Он пугался не за себя - за нее. То, что творилось с ней было страшно! Это была не его мать, не его благодушная и нелепая растопша-Плюха... Это было злобное отвратительное чудовище в женском обличье, которое, кажется, способно загрызть его!
Скорее бы приехала тетя Оля! Сашка больше не мог этого выдержать, и дело было не в сыпавшихся на него тумаках... Спустя минут пять силы её иссякли, мать перестала молотить руками, то попадая в цель, то промазывая, грузно осела на пол, отползла на диван, свернулась клубочком, как маленькая, и заскулила тихонько, точно больной щенок. И только это жалобное подвывание слышалось в притихшей квартире.
Сашка, шатаясь, побрел в ванную, умылся, разглядывая лицо. Нет, ни синяков, ни кровоподтеков не видно, ему-таки удалось прикрыть от ударов физиономию. Но остальное... тело ныло, саднило, наверняка потом, как разденется, кругом обнаружатся синяки. Ну, это ерунда... А вот ребро... да, с левым нижним ребром, похоже, не все в порядке. Ну и чихать он на него хотел, от этого не умирают!
- Не тушуйся, старик, до свадьбы заживет! - утешил сам себя и вдруг подумал, что у матери не было свадьбы... А как она бы наверно хотела!
- Ага, пожалей её, пожалей! - зло прошипел он, беседуя со своим отражением. - Чертова Плюха!
Прошипел и одернул себя: ну, хватит! Пора с этим завязывать... Сашке больше не доставляло ни облегчения, ни удовольствия "катить бочку" на Плюху. Словно помимо воли в нем поднималась какое-то новое чувство, это был страх за мать. Она нуждается в помощи. И ему было жаль ее! А себя... нет, не жаль. С ней творилось что-то ужасное, и он, кажется, начал догадываться в чем дело...
Идол! Этот бронзовый идол... это он так подействовал на его мать! И тот, во имя кого он был создан, - демон ли или какая-то иная темная сила, подавил её волю, полностью подчинил себе... она перестала быть собой, в ней поселилось нечто, питавшееся её силами, её душой! И он сам... как же раньше-то не догадался! Он сам стал безвольной марионеткой в невидимых руках этого демона - ведь тот проник и в его сознание!
"А чего ты хотел? - подумал Сашка, опускаясь на табурету. - Ты ж сам просил о помощи, молил исполнить желания, душу готов был отдать... И отдал, да! Только как теперь быть?"
