Григорий Свирский - Ряженые
- Французы они, что ли?
- Да нет! Прочитал русский в канцелярии ее анкету: "Шушана (Шломо) Шухман" и улыбнулся." "ТРИ ШЕ!" Остальные подхватили, затявкали "ТРИ ШЕ!" Одно слово, америкашки.... Кто еще у нас? Кто из Южной Африки, кто из Литвы, есть местные. Один из Йемена. Ему сто шесть лет. Недавно ему прислали повестку в детский сад... Видит Бог, чистая правда! Увидели на бумагах 106, решили, век техники! ошибка компьютера. Мол, это о шестилетнем... Оглядишься, увидишь еще более удивительное. Правые есть, как им не быть в Эль Фрате, левые просочились. Голову вывернешь - не поймешь: соседка твоя ближайшая - Шушана, святая великомученица и еще девять самых левых, поверишь? Всегда голосуют за партию "Мерец"; а "Мерец"-перец день и ночь вопит против поселений. Мол, уничтожить, как класс. Цхе!.. Есть еще, конечно, выбранный председатель. Русский. Иванов-Черкезов фамилия. Из ученых-печеных. Физик вроде...
- Этнически русский? - удивился и обрадовался Юра: будет с кем потолковать о прошедшем.
- В чем дело, генацвале? Пусть в Эль Фрате цветут все цветы, как сказал... Кто сказал? Был он русский в квадрате. И Иванов, и Черкезов. Бежал через границу. Стал евреем в квадрате. Жить всем надо... У него спроси, как у главного: есть в Эль-Фрате оккупанты? Нет таких! Потому, дорогой-безобидный, выбрось свою блажь из головы.. Что да что?.. Дом посмотреть, да к своим пора? Дорогой, не обижай. Дом посмотришь обязательно, шесть спален, хороший дом, плохих не строим... Лестницы? Нет никаких лестниц. Нет перил. Сам увидишь... После дома заедем к Нателле. Может горский еврей отпустить тебя без обеда-чая-немного вина-чачи?.. Да, вот еще! Чтоб не забыть, везешь большую семью, возьми, дорогой, в Иерусалиме автомат. У нас у всех автоматы. В Эль-Фрате-то тишь-гладь, а по дороге, бывает, шалят, камни кидают. Мальчишки. Они про историю не понимают.
...Февраль не лучший месяц для переезда: с небес льет и льет. Пока заказывали крытый грузовик, Юра носился из одной канцелярии в другую, выправлял документы на оружие, отвез на военный склад противогаз, завалявшийся со времени войны в Персидском заливе. Сдал его. "Саддам Хусейн воюет со столицами, в глуши газ не страшен," - сообщил он жене авторитетно, и отправился за оружием.
- Значит, от пассивной обороны переходишь к активной, - усмехнулся очкастый солдат-каптерщик, протянув густо смазанный старый автомат на брезентовом ремне.
Марийке запах автомата не понравился, сказала, чтоб держал "эту отраву" подальше от детской.
Как только дождик затих, двинулись. Ксения на воинскую доблесть зятя не надеялась, захватила с собой одного из своих ухажеров - полицейского офицера, вооруженного с ног до головы.
В Эль-Фрате, у двухэтажного бетонного куба с узкими окнами, их ждал взволнованный Сулико с горой из пакетов. Оказалось, накупил дайперсов для Юриных детишек.
- Пусть писаются на здоровье!- радостно воскликнул он и, отмахнувшись от Ксениных денег, принялся шумно объяснять, как лучше разместиться.
"Нельзя ли этого кацо как-то выпроводить?" - шепнула Ксения Юре, который пытался развесить на бетонных стенах карандашные профили Марийки. Профили не хотели прикрепляться и летали по комнатам, как бумажные голуби. Гостюшка и тут помогал, давал дельные советы.
Когда сосед стал, по своему обыкновению, распоряжаться-пританцовывать на худых ногах возле Ксении, она полуобняла его и докружила как бы в танце до выходной двери. Но добряк Сулико балетного маневра не понял, остался помогать.
"Нужный, что ли, человек?" - спросила она взглядом Юру. Зять лишь посмеивался, слушая пререкавшихся с соседом Ксению и бабушку: у каждой из них был свой твердый взгляд на то, где и как должны лежать распашонки, стоять детские кроватки, горшочки...
Сулико стал в эти дни человеком действительно необходимым. Осмотрев и даже ощупав жестковатые, колкие, явно не новые матрасы Юриного семейства, привез на крыше своего "Мерседеса" почти новые. Один из матрасов был широк, как аэродром и "освежен", перетянут.
- Я на нем отлетался, - объявил Сулико, чтоб щепетильный Юра затих и вовсе не думал, что сосед на них "потратился". - А вам еще взлетать и взлетать...
На другой день притащил две детские кроватки, объявив торжественным тоном, что "каждый иерусалимский казак должен иметь своего коня".
Начались нелегкие дни. Двойняшки орали вразнобой. Осенька басил с утра. Ахава начинала визжать-надрываться точно с полуночи, хоть проверяй по ней часы. Будила своим криком Игорька, который тоже начинал хныкать. Марийка и бабушка не спали несколько ночей подряд и валились с ног. Заглянула маленькая, пожалуй, даже миниатюрная и на редкость стройная, как "модель" с рекламных фотографий, и взлохмаченная, соседка в кружевной кофточке, "профессор и медсестра военного времени", как она представилась. Похоже, со сна ее подняли.. Сказала, что ее зовут Шушана и что плач и визг новорожденных доносится даже до ее дома, до которого полсотни метров. Это ненормально. Надо подумать, в чем дело.
Повертела, на правах "сестры военного времени", Юриных крошек, подумала и объявила неожиданным для такой миниатюрной женщины хрипловатым и безапелляционным "адмиральским басом", что у мамы не хватает молока. Даже Юра от ее "адмиральского баса" вздрогнул, а Марийка возмутилась, выпятив свои могучие груди: "Это у меня-то?!" Почти выгнала Шушану, а через полчаса проревел у дома Аксельродов мотор "Мерседеса". Сулико знал, как видно, всегда и все. Кликнул Юру, чтобы притащил из его машины детские весы. Стали горластых взвешивать. До кормления и после него. Выяснилось, оптимист и весельчак Осенька высасывает у мамы едва ль не все. Ахаве остается грамм пятьдесят... Как тут не кричать, не сучить ножками?!
Сулико отправил Юру за детскими "смесями", в доме наступил некоторый покой. Марийка и бабушка, в четыре руки, справлялись с новорожденными. Игорек был почти в забросе, но вскоре Шушана стала забирать его к себе. "Пусть носится по Эль-Фрату вместе с моими шалунами..."
Сулико и его дородная Нателла, отправляясь в Иерусалим, на еврейский рынок Махане Иегуда, где все в полцены, заставил Марийку набросать списочек необходимого и, слава Богу, согласился брать деньги. В конце концов, соседа признала даже Ксения. Как-то он попросил ее подъехать на своей "Вольво" к его дому и загрузил весь багажник машины детскими игрушками, оставшимися от его детей.
- Золотой старик! - воскликнула Ксения.
Радоваться бы Юре жизни в Эль Фрате, - радоваться безоглядно и своим горластым малюткам, и незлому зимнему солнцу Иудейских гор, и двухэтажному, из бетонных кубов, "почти дворцу", в котором у него, наконец-то, был собственный рабочий кабинет, а он то и дело беспокойно ворочался на дареном "аэродроме" или часами лежал с открытыми глазами возле счастливой, посапывающей Марийки: впервые в жизни Юра поступил противно самому себе,своим убеждениям, своей совести; "потерял себя", с горечью думал он. "В России пошел в тюрьму, но не сдался. А здесь... "Эль Фрат" - золотая клетка, но клетка. К тому же чужая... А куда деваться?"
А вокруг было прекрасно. Дожди прекратились. В горах пробивались у камней белые и голубые листочки; Юра как-то даже собрал их Марийке на букетик. Правда Шушана, увидев в руках Юры букетик, сказала "Асур! В Израиле запрещено рвать цветы!"
- А если жена приносит двойню?! - возразил Юра, и даже законница Шушана рассмеялась, подобрела.
Ничто не предвещало неприятных осложнений, тем не менее, они стали появляться уже в первый месяц поселенческой жизни.
Бабушка Фрося повела Игорька к Шушаниным мальчишкам. На их участке, за железной калиткой, лежал трехколесный детский велосипед. Игорек оседлал его, закрутил ножками.
- Слазь сейчас же! - догнал его испуганный возглас бабушки, - чужая вещь!
- Мне здесь все разрешают! - бросил Игорек и закрутил ножками еще сильнее.
Бабушка поглядела, как бросились навстречу Игорьку обрадованные Шушанины мальчишки, загалдели дружески и побежали играть в какие-то свои палки.
"Признали за своего, - поняла бабушка Фрося и, от полноты чувств, перекрестилась. "Слава тебе, Господи милосердный!" И снова сложила пальцы щепотью....
Вечером того же дня появилась встревоженная Шушана, отозвала Юру в самую дальнюю комнату и рассказала вполголоса, что ее Додик, любопытный не по летам шустрик, заметил, что бабушка, приходившая с Игорьком, почему-то дважды прикладывала руку ко лбу и плечу; у взрослых, предположил, какая-то интересная игра, как она называется? Они тоже поиграют в нее...
- Ваши ортодоксы сбесятся! - обеспокоено просипела Шушана своим "адмиральским" басом. - Примут бабку за христианскую миссионерку... Отнеситесь к этому серьезно, Юра. Никто ей не мешает молиться при закрытых дверях. Моя мать в Вильнюсе похаживала в костел. Говорила, слушать уникальный орган. Я пресекла...
Юра посопел молча, как всегда в минуты неловкости, и Шушана положила ему руку на плечо.
- Вам это сложно, Юрий? Разрешите, я сама ей скажу. Необидно. Как баба бабе...
