Федор Достоевский - Письма (1880)
Исполнив поручение, скажу два слова о себе. Я Вам, дорогой Иван Сергеевич, до сих пор на Ваше прекрасное письмо (месяца 2 или более назад) еще не ответил. Но как был в каторжной работе тогда, так состою и теперь. Всё кончаю мой роман и не могу кончить. Но на днях, кажется, кончу совсем, и тогда я, относительно говоря, свободен. Ваше объявление о "Руси" превосходное, здесь же нашлись люди (и представьте, во многом нашего образа мыслей), которые находят, что объявление Ваше заносчиво, туманно и нагло. Пусть брешут. Во многих случаях первыми врагами бывают свои же. Мне только мерещится, что "Русь" сделала один только промах, именно, что начнется с 15-го ноября, а не прямо с 1-го января будущего года. Публике естественно покажется, что номера в нынешнем году выпускаются, так сказать, как бы пробными, чтоб рекомендовать издание, Но "Русь" и ее направление, по-моему, столь должны быть известны всем, равно как и ее редактор, чтоб пробности никакой бы и не надо. Без пробности было бы важнее, тверже, самоувереннее в хорошем смысле слова. Общество в этом смысле глуповато; оно смотрит на такие пробные номера всегда как бы еще не на настоящие. Впрочем, это мое только мнение, и я очень, может быть, ошибаюсь. Убежден, однако, только в том, что Вам необходимо теперь, так сказать, усиленно поразить и завлечь внимание первыми номерами, чтоб доказать, что они настоящие. Если б с 1-го января, то никакой такой усиленности и не надо бы было, потому что сделалось бы само собою. Опять-таки я, может быть, очень вру.
Ваш тезис мне о тоне распространения в обществе святых вещей, то есть без исступления и ругательств, не выходит у меня из головы. Ругательств, разумеется, не надо, но возможно ли быть не самим собою, не искренним? Каков я есмь, таким меня и принимайте, вот бы как я смотрел на читателей. Заволакиваться в облака величия (тон Гоголя, например, в "Переписке с друзьями") - есть неискренность, а неискренность даже самый неопытный читатель узнает чутьем. Это первое, что выдает. Ну как отказаться от полемики и иногда горячей? Вам дружески признаюсь, что, предпринимая с будущего года "Дневник" (на днях пускаю объявление), часто и многократно на коленях молился уже богу, чтоб дал мне сердце чистое, слово чистое, безгрешное, нераздражительное, независтливое. Смеясь уже, скажу: решаю иногда совсем не читать ни нападок, ни возражений в журналах. Кстати, Кошелева статью в "Р<усской> мысли" до сих пор не читал. И не хочу. Известно, что свои-то первыми и нападают на своих же. Разве у нас может быть иначе? Но вот и вся бумага, а сколько хотел было Вам написать. Но напишу. До свидания, обнимаю Вас горячо. Дай Вам бог.
Ваш весь Федор Достоевский.
(1) далее было: есть
907. H. A. ЛЮБИМОВУ
8 ноября 1880. Петербург
Ноября 8/80 г.
Милостивый государь
глубокоуважаемый Николай Алексеевич,
Вместе с сим отсылаю в редакцию "Р<усского> вестника" заключительный "Эпилог" "Карамазовых", которым и покончен роман. Всего 31 полулисток почтовой бумаги и, кажется, не более чем 1 3/4 листа "Р<усского> вестника".
Я убедительно и особенно прошу выслать мне корректуру в 2-х экземплярах (а не в одном). Второй экземпляр мне совершенно здесь необходим для предстоящих публичных чтений в конце ноября (после 20-го). Я всё свое перечитал, а тут новое. Прочту последнюю главу: похороны Илюшечки и речь Алеши мальчикам. По опыту знаю, что такие места в чтениях производят некоторое впечатление.
Ну вот и кончен роман! Работал его три года, печатал два знаменательная для меня минута. К Рождеству хочу выпустить отдельное издание. Ужасно спрашивают, и здесь, и книгопродавцы по России; присылают уже деньги.
Мне же с Вами позвольте не прощаться. Ведь я намерен еще 20 лет жить и писать. Не поминайте же лихом.
Хотел было сейчас по окончании "Карамазовых" побывать в Москве, но, кажется, не удастся. Крепко жму Вам руку и благодарю Вас за Ваше участие. А пожалуй, и за редакторскую ферулу: она иногда мне необходима.
Ваш последний № удивительно составлен. Но будут ли продолжаться статьи: "Против течения"? Они здесь сильно замечены. Если б в ноябре и в декабре поместить! Поверьте, они необходимы, ибо решительный успех.
Мое глубочайшее уважение глубокоуважаемой супруге Вашей. Будьте так добры, передайте от меня искренний привет глубокоуважаемому Михаилу Никифоровичу. Жена моя шлет Вам глубокий поклон.
Примите сердечное уверение в моей искренней и всегдашней приверженности.
Ваш весь Ф. Достоевский.
С.-Петербург, Кузнечный переулок, дом № 5, квартира № 10 (близ Владимирской церкви) Ф. М. Достоевскому.
908. В. М. КАЧЕНОВСКОМУ
25 ноября 1880. Петербург
<25 ноября>/80 (1)
Милостивый государь Владимир Михайлович,
Сейчас получил письмецо от Гаевского. Извещает, что в сегодняшнем (25 ноября) заседании Комитета Литерат<урного> фонда он доложил об учреждении Вам пенсии. Комитет положил: поручить московскому профессору Алексею Николаевичу Веселовскому собрать о Вашем положении подробные сведения, "необходимые и для определения размера пенсии".
Не знаю, как (2) и откуда будет Веселовский собирать о Вас сведения (я же Веселовского совсем не знаю), но, вероятно, посетит и Вас, (3) а потому знайте это и подготовьтесь к его посещению.
Вам совершенно преданный старый товарищ Ваш
Ф. Достоевский.
(1) левый верхний угол листа с началом даты оторван (2) далее было: бу<дет> (3) далее было: (когда тоже не знаю) <?>
909. А. М. ДОСТОЕВСКОМУ
28 ноября 1880. Петербург
Петербург ноября 28/80.
Глубокоуважаемый и дорогой друг
и брат Андрей Михайлович,
Поздравляю тебя с наступающим днем твоего ангела, а вместе с тем благодарю и за твой радушный, братский привет мне, месяц назад, по поводу дня моего рождения. Пожелания твои мне, уж конечно, вполне братские и искренние, только вряд ли они могут сбыться: вряд ли проживу долго; очень уж тягостно мне с моей анфиземой переживать петербургскую зиму. Тебе же от души желаю жить как можно дольше и счастливее, тем более что, воистину, только теперь и идет для тебя счастливая жизнь. Если б я мог, как ты, дожить до счастья видеть деток моих взросшими, устроенными, ставших добрыми, хорошими, прекрасными людьми, то чего бы, кажется, более и требовать от земной жизни? Оставалось бы только благодарить бога и на деток радоваться. Так теперь и ты: хоть и невозможно в жизни без каких-нибудь тех или других неприятностей, но всё же воображаю себе, как взглянешь ты на свое доброе, прекрасное, любящее тебя семейство, то как же не почувствовать отрады и умиления? Я же предвижу про себя, что деток оставлю после себя еще подростками, и эта мысль мне очень подчас тяжела.
Добрейшей, глубокоуважаемой и дорогой супруге твоей, Доменике Ивановне, прошу тебя передать от меня любовь и уважение. Жена сказала мне, что уже отправила тебе от себя письмецо особо. Это она превосходно сделала. Пожелание мое и совет тебе: береги здоровье. Что до меня, то здесь у нас и беречь его невозможно. А к тому же не по силам почти работа. Только что кончил свой большой роман, принимаюсь теперь за "Дневник писателя" и уже начал публиковаться в газетах. Главное, страшит меня срочность выпусков. Это очень тяжело при моем здоровье. А что будешь делать: не работать, так и средств не будет. Дотянуть бы только до весны, и съезжу в Эмс. Тамошнее лечение меня всегда воскрешает. К 4-му декабря хочу написать сестре Варваре Михайловне. Я ее люблю; она славная сестра и чудесный человек. Вот брат Николай Михайлович совершенно порвал со мной, точно меня нет на свете, вот уже два с половиною года. Даже грубо и нелепо с его стороны. Дуется и сердится, на что собственно - не знаю. Болезненный человек, бог с ним. Не претендуй на меня, что я редко пишу. Веришь ли, даже книги, даже статьи нужной прочесть некогда. А сколько я запустил необходимейших писем! А тут еще разные визиты, разные связи с людьми. Совсем я замотался, да и здоровье не выносит. Обнимаю тебя от всего сердца, желаю тебе всего самого лучшего и счастливого. Твоего сынка целую. Глубокоуважаемой супруге твоей еще раз мое (1) глубочайшее уважение.
Твой всегдашний, искренний и от всего сердца любящий тебя брат твой
Федор Достоевский.
Петербург, Кузнечный переулок, дом № 5, кв. № 10.
(1) далее было: по<чтение>?
910. H. A. ЛЮБИМОВУ
29 ноября 1880. Петербург
Петербург,
29 ноября/80.
Милостивый государь
глубокоуважаемый Николай Алексеевич,
Имею к Вам две чрезвычайные и самые покорнейшие просьбы и только боюсь, как бы не обеспокоить Вас не вовремя. Первая просьба состоит в том, что так как "Бр<атья> Карамазовы" кончились (а теперь, должно быть, вышла уже и ноябрьская книга "Р<усского> вестника"), то не соблаговолите ли Вы составить наш окончательный счет и выслать его мне. Но до составления и высылки счета нельзя ли будет, дорогой и глубокоуважаемый Николай Алексеевич, выслать мне теперь же рублей 1500 на Ахенбаха и Колли! Я нахожусь в чрезвычайной нужде. К тому же публиковал на будущий год издание "Дневника писателя"; когда-то еще начнется подписка, а наличные деньги все-таки нужны до крайности. Если можно - удовлетворите просьбу. Не нуждался бы, то и не беспокоил бы.
