Антон Чехов - Том 29. Письма 1902-1903
3935. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
25 декабря 1902 г. Ялта.
25 дек.
Твое письмо к матери* пришло как раз вовремя*, т. е. вчера. Здоровье мое неважно, но лучше, чем вчера; стало быть, пошло на поправку.
Если б ты, дуся, знала, какая ты у меня умная! Это видно из твоего письма, между прочим. Мне кажется, что если бы я полежал хоть половину ночи, уткнувшись носом в твое плечо, то мне полегчало бы и я перестал бы куксить. Я не могу без тебя, как угодно.
Видел сегодня ваши изображения в «Новостях дня»* в горьковской пьесе и умилился. Москвин, Станиславский и ты чудесны, Вишневский очень плох, бездарно плох. Даже растрогался я, так хорошо! Молодцы ребята.
Шубу, наконец, я отправил* в Ниццу, уже не чувствую себя мошенником.
Милая собака, отчего я не с тобой? Отчего у тебя в Москве нет квартиры, где у меня была бы комната, в которой я мог бы работать, укрывшись от друзей. На лето нанимай такую дачу, чтобы можно было писать там; тогда я буду рано вставать, и чтобы на даче был только я с тобой, если не каждый день, то хоть раза три в неделю.
Немчушка, ты же опиши, какая будет свадьба*. Должно быть, будет все чинно и торжественно.
Что сделал Баранов в «Эрмитаже»?* В чем дело? В чем скандал? Опиши, дуся, все.
Обнимаю мою цаплю, целую.
Твой А.
На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
Книпперам Е. И. и В. Л., 26 декабря 1902*
3936. Е. И. и В. Л. КНИППЕРАМ
26 декабря 1902 г. Ялта.
Милой Елене Книппер* и ее мужу* шлю сердечный привет. Желаю счастья. Поздравляю*.
Чехов.
Пешкову А. М. (Горькому М.), 26 декабря 1902*
3937. А. М. ПЕШКОВУ (М. ГОРЬКОМУ)
26 декабря 1902 г. Ялта.
26 дек. 1902.
Дорогой мой, милый Алексей Максимович, посылаю Вам копию с письма*, которое прислал мне один мой приятель*, умный и очень хороший человек. Переписывал не я, так как мне нездоровится.
Поздравляю Вас с новым годом, с новым счастьем. Екатерину Павловну* и Максима* тоже поздравляю, шлю им сердечный привет. Обнимаю Вас, будьте здоровы и веселы.
Ваш А. Чехов.
Бумаг, которые нужны К. П. Пятницкому*, у меня нет. У меня есть только копия с условия.
Книппер-Чеховой О. Л., 27 декабря 1902*
3938. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
27 декабря 1902 г. Ялта.
Эту рожицу я вырезал* из «Театра и искусства» — кстати сказать, пошленького, мелкого журнальчика, издаваемого, вероятно, ради барышей. Как поживаешь, таракаша? Как гуляла на свадьбе?* Сегодня я получил поздравительную телеграмму от Е. В. Алексеевой*, т. е. от мамани. Под Новый год пошлю ей ответ*.
Здоровье мое лучше, но все же еще не вошло в норму. Альтшуллер говорит, что это у меня инфлуэнца. Вчера вечером, ни к селу ни к городу, стало мерцать в глазу и началась головная боль, которая продолжается до сих пор.
Первый день праздника провели обыкновенно, ничего особенного не было, вообще неинтересно и вяло. Ждем Бунина и Найденова, которые, по газетным известиям, уехали в Константинополь. M-me Бонье выписала для нас из Курска битых гусей и уток, но птица сия застряла в Севастополе. Альтшуллер вчера говорил, что духи от Мюра он получил и кроме того еще сдачи 60 коп.
Значит, половина сезона прошла, скоро пройдет и другая; опять, значит, заживем вместе и с таким чувством, как будто венчались только вчера. Я постараюсь насчет ребеночка, будьте покойны-с.
Писал ли я тебе, что от Куркина получил превосходную рецензию «На дне»*; снял копию и послал А<лексею> М<аксимовичу>*. Получил письмо от К. С. Алексеева*, буду писать ему*. По-видимому, настроение у него неважное. И у моей супруги, судя по ее последнему письму*, тоже не аховое. Глупенькая ты, ведь ты работаешь, трудишься, а это главное. Если бы я целый день работал, то был бы и доволен и счастлив.
Сегодня получил тьму писем* с рисунками, с излияниями, с поздравлениями — от всех барышень Смирновых. Наивнее и талантливее всех написала Наташа, художница. Но как их много! Что, если у тебя будет столько дочерей!
Чу! M-me Бонье приехала. Значит, писать больше нельзя, баста! Обними меня, дусик, прижмись ко мне, а я тебе шепну на ухо какую-нибудь чепуху.
Пиши, актрисуля.
Твой А.
Сборы хорошие, Вишневский торжествует?*
Прости мне эти поганые кляксы.
На конверте:
Москва Ольге Леонардовне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
Книппер-Чеховой О. Л., 28 декабря 1902*
3939. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
28 декабря 1902 г. Ялта.
28 дек.
Здравствуй, актрисуля милая, господь с тобой. Свадьба уже кончилась*, поздравляю и тебя, и молодых. Ты пишешь, что Володя* странно чувствует себя с бутафорией, т. е. с приданым*. Это так понятно! Пять комнат со style moderne, собственный рояль, ванна, чернилица в 80 рублей — все это мещанство для молодого человека, начинающего жить, должно казаться в самом деле странным. Теперь ему надо возможно больше хлопот и забот, иначе он растолстеет и в 40 лет будет выражать искреннее недовольство жизнью.
Зубы у меня болят и крошатся, я еще не кончил возиться с ними и, вероятно, не скоро кончу. Помаленьку покашливаю. Но в общем здоров.
Дягилев прислал письмо* и 11 № «Мира искусства», в котором помещена длинная рецензия насчет «Чайки»* и вообще моей особы. Прочти, буде найдется.
Ты пишешь отвратительными чернилами, которые склеивают твое письмо; нужно раздирать. И ты не запечатываешь писем.
Дусик мой, когда начну пьесу*, напишу тебе. Журавль длинноногий (так ты величаешь в письме своего мужа) пьесу даст, а вот кто будет играть старуху*, неизвестно. Я читал, что Азагарова приглашена в какой-то провинциальный театр, да и едва ли она подошла бы к этой роли*.
Нагнись, я поцелую тебя в затылочек и в голову. Обнимаю тебя. Заводить испанца не позволяю*, идти в испанки тоже не позволяю. У тебя есть один мавр, которого ты должна любить. И этот мавр целует свою дусю.
Твой А.
Как Фомка?* Маше* он нравится, но она говорит, что это не настоящий такс, а помесь.
На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
Дягилеву С. П., 30 декабря 1902*
3940. С. П. ДЯГИЛЕВУ
30 декабря 1902 г. Ялта.
30 декабря 1902.
Многоуважаемый Сергей Павлович.
«Мир искусства» со статьей о «Чайке»* я получил, статью прочел — большое Вам спасибо. Когда я кончил эту статью, то мне опять захотелось написать пьесу, что, вероятно, я и сделаю после января*.
Вы пишете*, что мы говорили о серьезном религиозном движении в России. Мы говорили про движение не в России, а в интеллигенции. Про Россию я ничего не скажу, интеллигенция же пока только играет в религию и главным образом от нечего делать. Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее все дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философско-религиозные общества ни собирались. Хорошо это или дурно, решить не берусь, скажу только, что религиозное движение, о котором Вы пишете, — само по себе, а вся современная культура — сама по себе, и ставить вторую в причинную зависимость от первой нельзя. Теперешняя культура — это начало работы во имя великого будущего, работы, которая будет продолжаться, быть может, еще десятки тысяч лет для того, чтобы хотя в далеком будущем человечество познало истину настоящего бога — т. е. не угадывало бы, не искало бы в Достоевском, а познало ясно, как познало, что дважды два есть четыре. Теперешняя культура — это начало работы, а религиозное движение, о котором мы говорили, есть пережиток, уже почти конец того, что отжило или отживает. Впрочем, история длинная, всего не напишешь в письме.
