Надежда Тэффи - Том 3. Все о любви. Городок. Рысь
– А что же, он был очень интересен, этот тип?
– Он? Интересен? Да вы смеетесь надо мной! Это такое ничтожество, такой негодяй! Плечи косые, ноги кривые, морали никакой, менталитета ни малейшего. Тощища с ним адовая. Сама не знаю, как я могла столько времени с ним вытерпеть. Четыре раза – подумайте только! – четыре раза обедала. Прямо дурман какой-то. И обеды длинные, в пять блюд с кофием. Ведь все это надо было вытерпеть. Молчит и ест. Жует, как овца – нижней челюстью из стороны в сторону. И при этом, заметьте, – никакой морали. Я даже не понимаю, почему я так страдаю от его измены. Ну добро бы красавец, темпераментный, светский. Такая дрянь, да еще, изволите ли видеть, охладел. Охладевшая дрянь. А я расстраиваюсь. И почему?
– Дорогая моя, – говорит Маргарита Николаевна. – Если сидишь под деревом и птичка испортила тебе шляпку, то тебе совершенно безразлично, что это за птичка – соловей или ворона. Так вот. Изменил ли тебе шекспировский Ромео или приказчик из башмачной лавки – одинаково неприятно.
– Ну все-таки стерпеть обиду от приказчика труднее.
– Наоборот. Тут по крайней мере есть сознание, что он не мог понять тонкой натуры и оценить изящной красоты.
– Так что же мне делать?
– Плюнуть, дорогая моя. Иначе – сама понимаешь – только хлопоты да расход. Покинутая женщина прежде всего бежит в «инститю де ботэ»[14]. Для поднятия духа, это во-первых, а во-вторых, из-за надежды, что если негодяй увидит ее в новом, освеженном виде, так ахнет и вернет ей свое сердце.
Затем покинутая женщина с той же целью и по той же причине бежит к портнихе и к шляпнице и тратит деньги на туалеты и шляпы. Так вот, подумайте сами. Огорчение, в конце концов, пройдет само собой. Ведь не думаете же вы всю жизнь оплакивать вероломство такого ничтожного типа.
– Ну еще бы! Того еще не хватало!
– Ну вот, я и говорю. Все пройдет, а деньги за платья плати. И за шляпы плати. И все без толку. Так уж лучше плюнуть.
– Все это хорошо, – вздохнула покинутая женщина, – но нервы от этих неприятностей очень расстраиваются.
– Надо клин клином вышибать. Тебе изменили, так и ты измени.
– Да так скоро, как говорится, не подберешь. И потом все-таки еще живы отголоски прошлого.
– Ничего. С отголосками легко справиться. Попей валерьянки.
– Пила-а.
– Еще попей.
– И еще пила-а.
– Ну, так пойди к нервному доктору.
Покинутая женщина задумалась.
– Вот Лиза Раканова ходила.
– Ну что же, помог?
– Очень даже.
– А что с ней было?
– Муж удрал с балериной. Ну она, конечно, очень страдала. Главным образом, было обидно, что балерина тяжело прыгала. Это даже критика отметила. Ну вот от этого обстоятельства она особенно остро страдала. Ну и пошла к нервному доктору. Рассказала ему про свою беду. Он ее страшно пожалел, даже по руке погладил и тоже насчет валерьянки очень горячо говорил. Потом, видит, что совет этот не принимается, он и говорит, вот как вы сейчас: «Если он такой подлец, что вам изменяет, так и вы ему измените».
Ну она, конечно: «Ах, ах! Как это возможно, я его так любила, я себе прямо представить не могу».
А он, доктор-то, говорит: «И ничего тут нет страшного». Да трах, трах, трах, взял да и поцеловал ее. «Что, говорит, ведь не страшно?»
– А что же это за трах-трах? – спросила Маргарита Николаевна, удивленная странным звукоподражанием.
– А это так говорится. Просто для изображения неожиданности.
– Ну и что же?
– Ну и ничего. Развелась с мужем и вышла замуж.
– За этого самого доктора?
– Нет, что ж так мрачно. За какого-то инженера.
– Да, нервные доктора они иногда очень помогают, – задумчиво проговорила Маргарита Николаевна. – Наука сильно шагает вперед.
– Не знаю только, счастлива ли она во втором браке. Если опять на бабника попала, так не долго счастье протянется.
Маргарита Николаевна посмотрела на покинутую женщину очень строго и сказала:
– Ну уж это, милая моя, вы оставьте. Бабников вам в обиду не дам.
– Ну чего же в них хорошего? – возмутилась покинутая. – Сегодня ухаживает за мной, а вчера ухаживал за другой, а завтра будет ухаживать за третьей. Ведь это же возмутительно. А послезавтра еще за другой.
– И отлично, – спокойно решила Маргарита Николаевна. – Если бы он всегда ухаживал за другой, так на твою долю никогда бы ничего и не досталось.
И действительно, нам, средним женщинам, только и радости, что от бабников. И как можно превозносить однолюба? Однолюб – да ведь это самый ужасный тип. Для него, конечно, очень удобно. Один раз раскачался, полюбил, и никаких хлопот. Сиди и страдай. Но для окружающих какая картина! Тощища-то какая. Ни на кого не смотрит, буркнет что-нибудь себе под нос и в десять часов спать пойдет.
Бабник рюмочку коньячку выпил и пошел кренделя выписывать. Комплимент направо, комплимент налево, той, которая визави[15], закрутит тухлый глаз, – молчу, мол, но страдаю. И всем весело, и всем хорошо.
К однолюбу не подступишься. Любезности не жди. Комплимент считает изменой идеалу. Если с однолюбом пошутишь, он посмотрит исподлобья, покраснеет и станет искать свою шляпу.
Уходит домой раньше всех. А дома страдалица-жена, отославшая его одного под предлогом головной боли, спешно подбирает чьи-то окурки и переставляет в комнате предметы в симметрическом порядке.
И там, значит, от однолюба заботы и горе.
Бабник у себя дома не засиживается. Вечно ему куда-нибудь бежать надо. Поэтому жена его присутствие ценит, а отсутствие употребляет с пользой для себя.
Кроме того, бабник существо абсолютно безопасное. Никогда он не разведет никакой трагедии. Для него все легко. Измены прощает охотно, не всегда даже и замечает их. В переживание не углубляется. Ревнует ровно постольку, поскольку это женщине льстит. Не то что притворяется или сдерживается, а просто таков по натуре.
Однолюб любит философствовать, делать выводы и чуть что – сейчас обвиняет, и ну палить в жену и детей.
Потом всегда пытается покончить и с собой тоже, но это ему почему-то не удается, хотя с женой и детьми он промаха не дает.
Впоследствии он объясняет это тем, что привык всегда заботиться в первую голову о любимых существах, а потом уж о себе. «Кое-как, да как-нибудь. Сам я всегда на втором плане».
– Да, милочка, – закончила свою речь Маргарита Николаевна. – Никогда не браните бабников и бойтесь однолюбов.
Покинутая подумала, вздохнула и спросила с сомнением:
– А может быть, мне влюбиться в Шуриного мужа? Я ему нравлюсь.
– В дурака Митеньку? Ну, милая, таких штук никогда делать не следует. Это грех прямо против десятой заповеди.
– Как десятой? Седьмой. Не прелюби-то в седьмой.
– В седьмой – там вообще, а в десятой прямо указывается: «не пожелай себе осла ближнего твоего». Увлечь Митеньку! Да ведь это все равно, что с чужого двора осла свести. Некрасиво.
– Так как же… – снова начала покинутая.
Но Маргарита Николаевна остановила ее властным жестом и сказала проникновенно:
– Плюнь.
Атмосфера любви
Начало той истории, которую я хочу вам рассказать, довольно банально: дама позвала к себе в гости тех людей, которые, по ее мнению, ее любят и поэтому никаких неприятных моментов ей не доставят.
Собрать таких людей, между прочим, вовсе не так-то просто. Ну, вот вы, например, знаете, что такой-то Иван Андреевич очень многим вам обязан, но чувствует ли он к вам благодарность – это еще вопрос. Может быть, именно терпеть вас не может за то, что многим вам обязан? Разве этого не бывает?
И вот та дама, о которой идет речь, долго обдумывала и решила, что позвать можно только тех, кто отдал ей когда-то кусок души. Человек никогда не забывает того места, где зарыл когда-то кусочек души. Он часто возвращается, кружит около, пробует, как зверь лапой, поскрести немножко сверху.
Это, впрочем, касается скорее мужчин. Женщины – существа неблагодарные. Человека, который от них отошел, редко вспоминают тепло. О том, с которым прожили лет пять и прижили троих детей, могут отозваться примерно так:
– И этот болван, кажется, воображал, что я способна на близость с ним!
Мужчины относятся благодарнее к светлой памяти прошедшего романа.
Итак, дама, о которой идет речь, решила пригласить четырех кавалеров. Двое из них принадлежали ее прошлому, один настоящему и один будущему.
Первый из принадлежащих прошлому был не кто иной, как разведенный муж этой самой дамы. Когда-то он очень страдал, потом переключил страдание на безоблачную дружбу, женился и, когда новая жена надоела, опять переключился на умиленную любовь к прежней жене. Выражалось это в том, что он приходил к ней иногда завтракать и дарил ей десятую часть на Национальную лотерею. Звали его Андреем Андреичем.
