Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
А говорил он о фактах весьма интересных.
– Степан Матвеевич затронул тему, которую невозможно оставить без внимания. Но продолжу её в ином ракурсе. – Устоев говорил спокойно, веско, по-генеральски. – В русской истории останется навсегда позорный факт. В 1992 году, в первый год Новой России, по Красной площади парадным шагом прошёл тогдашний директор американского ЦРУ Роберт Гейтс, заявивший корреспондентам, цитирую дословно: «Я совершаю одиночный парад победы. Мы прекрасно понимали, что СССР можно было взять, только организовав взрыв изнутри». – Обвёл глазами притихших, даже ошарашенных слушателей и выстрелил, словно ракетой. – Благодаря новейшим вооружениям, наша армия по своей мощи не уступает американской. Как было в СССР, баланс вооружённых сил с США полностью восстановлен. Но гарантирует ли паритет сил безопасность России, если учитывать замыслы Гейтсов?
И умолк.
Вопрос был слишком серьёзным, чтобы откликаться на него сразу. Повисшая на веранде тишина длилась дольше общепринятых застольных правил. Синягин на правах хозяина взял нить разговора в свои руки.
– Пётр Константинович, ты поднял такую тему, что в лоб, вот за этим столом одолеть её невозможно. И я зайду на неё как бы сбоку. Спору нет, обеспокоенность твоя понятна, но поведай-ка нам сперва, какие настроения вообще царят в генералитете.
Устоев несколько секунд медлил, видимо, обдумывал ответ.
Начал неожиданно:
– Год назад настроения были смутные, я бы даже сказал, отчасти тревожные.
– Тревожные? – эмоционально, непроизвольно всплеснула руками Раиса Максимовна. – Да как же так! Армия-то у нас теперь такая, что не трожь. Вы же сами сказали. И у народа в великом почёте.
Генерал мягко улыбнулся, и при улыбке его лицо преобразилось, стало добродушным, приветливым.
– Да, Раиса Максимовна, тревожные. Мы не текущим днём живём, особое почитание военным человеком вопросов стратегии обязывает заглядывать в завтра. Но что мы видели «в завтра» год назад? – Местоимение «мы» указывало, что генерал не личным мнением делится, а говорит как бы от лица военной верхушки. – Да, Верховный Главнокомандующий уделяет огромное внимание Вооружённым Силам – и по части оснащения и с точки зрения заботы о людях. Известно, у военного человека не должно быть проблем – перед ним только задачи, которые он обязан решить. Армия наша близка к этому идеалу. Такого престижа моё поколение ещё не знало. А уж если сравнить с позором девяностых… Но! В двадцать четвёртом году предстоял транзит власти, и кто станет следующим президентом? Мы помним, как парадные расчёты маршировали по Красной площади в полевой форме, – я на себе это оскорбление испытал, – а Верховный принимал парад сидя.
– Путин на нынешнем Параде Победы тоже сидел, – не упустил возможность подколоть Степан Матвеевич. – Что вы на это скажете?
Устоев сказал чётко, но так чётко, что в его интонации нетрудно было распознать осудительные нотки:
– Я не вправе комментировать действия Верховного Главнокомандующего… – И продолжил отвечать на вопрос Синягина. – Так вот, Иван Максимович, была тревога за 2024 год. Мы знали, как к транзиту нашей – сделал ударение на «нашей» – власти готовятся за рубежом. Минские события – цветочки по сравнению с ягодками, которые для нас выращивали. А что армия? Последний министр обороны СССР Шапошников писал, как в ноябре 1991 года – обратите внимание на дату! – Горбачёв вызвал его и сказал, цитирую дословно: «Наиболее приемлемый выход из кризиса такой. Вы, военные, берёте власть в свои руки, сажаете удобное вам правительство, стабилизируете обстановку и потом уходите у сторону». Короче говоря, второй ГКЧП по наущению главного лица в государстве. Вот вам Горбачёв!
– ГКЧП! А вы знаете, что в тот день «Лебединое озеро» стояло в телевизионной программе? Вот чудеса! – оповестил всех Синягин. – Извини, Пётр Константинович, что перебил.
Генерал кивнул в знак принятия извинений и продолжил:
– Сегодня нечто подобное исключено, армия вне политики… Думаю, Иван Максимович, я объяснил истоки наших прошлогодних тревог. Ныне их нет. После обнуления президентских сроков Путина транзит власти отменяется. Не только военные, вся страна вздохнула с облегчением, на душе отлегло, словно гора с плеч.
Видно было, что Синягин очень доволен. Однако продолжил подначивать:
– Но краплёные карты Гейтса – доху ему на рыбьем меху! – всё еще в рукаве. Как всё же при помощи армии гарантировать страну от взрыва изнутри? Уж на что СССР монолитом партийным был, а взорвали… Как этих гейтсов на место поставить?
– Это вопрос не к генералитету. Могу изложить только личную гражданскую позицию.
В очередной раз над столом нависла тишина. Генерал коснулся очень глубокой темы, и его мнение интересовало всех. А Устоев снова обдумывал, что и как сказать. Начал опять неожиданно.
– Вы, Иван Максимыч, правы в том, что этот вопрос в лоб не взять, потому и зашли на него сбоку. А я зайду с другого боку. – Сделал паузу. – Повторю, это моё сугубо личное мнение… Когда будет очередной парад на Красной площади, Владимиру Владимировичу надо бы подняться на трибуну Мавзолея. Представляю, какой немыслимый вой будет за рубежом, а в наших, родных пределах и вовсе бешеный. Есть кому покричать. Ленин! Сталин! Ждите репрессий! Уйму пальмированных фото выложат. Но Владимир Владимирович поднимется на Мавзолей как на архитектурную Святыню, к подножию которой наши деды швыряли поверженные фашистские штандарты. – Прибавил голоса. – Как на традиционную трибуну вождей великой державы! И никаких! Как сказал в ответ на угрозы один из героев прежних эпох, «Здесь стою. И стоять буду». Президент России, презирающий истерику недругов и стоящий на Мавзолее, – это знак политической силы, а вовсе не антидемократический символ.
Генерал говорил твёрдо, рубил словами, и Вера подумала о том, что фамилия этого человека – Устоев – на редкость соответствует его человеческой сути, его жизненной позиции. Да и внешне он словно устой, опора надёжная – выше среднего роста, прямой, подтянутый – военная выправка. На таких Устоях Россия стоит незыблемо.
А за столом снова наступило задумчивое молчание.
– Что такое «пальмированные фото»? – пользуясь паузой, шёпотом спросила Вера у мужа.
Виктор, пребывавший в задумчивости, пожал плечами. Но вопрос услышал Степан Матвеевич и тихо, адресно ответил:
– При Сталине с коллективных фото удаляли репрессированных, вместо их лиц иногда впечатывали маленькую пальму.
Но Донцов вдруг встрепенулся:
– Пётр Константинович, вашу точку зрения разделяю. Мы с
