Элли и арфист - Хейзел Прайор
Томас сказал, что я прав, но он все равно считает, что эти птицы глупые и ему все равно нравится блюдо с подливой и жареной картошкой.
* * *
В то утро Косуля явилась в девять сорок пять, за пятнадцать минут до урока Элли. На ней была фиолетовая юбка, очень короткая, и черные сапоги, очень высокие. Волосы она распустила, но над правым ухом заплела одну косичку. В косичку она вплела тонкую фиолетовую ленту, такого же цвета, как и ее юбка. Войдя, она поцеловала меня в щеку и, склонив голову набок, произнесла:
– Дэн, по-моему, у меня для тебя заказ.
Я спросил ее, почему она так решила.
– Мне ни с того ни с сего позвонил муж одной из моих учениц. Дама очень любит учиться, но у нее нет своей арфы. Этот парень хочет подарить ей арфу на Рождество.
Я ответил, что, как по мне, так это отличный рождественский подарок.
– Да, Дэн, но он подчеркнул, что хочет самодельную арфу.
Казалось, она ждала от меня ответа, поэтому я протянул:
– О-о.
Она перекинула волосы (включая косу) через плечо.
– Разумеется, я порекомендовала тебя. Я предложила ему зайти на твой сайт, что он и сделал. Но он говорит, что хочет, чтобы ты изготовил что-нибудь особенное, специально для нее, из дерева, которое у него есть.
Я спросил, что это за древесина.
– Яблоня, – ответила она. – Для них это важно. Если не ошибаюсь, он сказал, что это древесина яблони, которая росла в саду ее бабушки. Или что-то в этом роде. И он хочет, чтобы ты вырезал на арфе ее имя. Я предупредила, что у тебя свой взгляд на вещи и тебе это может не понравиться, но он был настойчив. Думаю, он довольно упрям. Может быть, даже упрямее тебя! – Она рассмеялась, и порыв воздуха достиг моего лица. Ее дыхание пахло мятой.
Я спросил, была ли выдержана древесина яблони, так как яблоня имеет высокую степень усадки. Когда вырезаешь арфу из яблони, торопиться не стоит.
Она пожала плечами:
– Тебе лучше связаться с ним самому. – Косуля не любит отвечать на вопросы. Да у меня и не было времени расспросить ее подробнее, потому что в этот момент в дверь постучала Элли. И я пошел открывать.
* * *
Приятно во время работы слушать музыку. Гаммы, арпеджио, обрывки мелодий играли поначалу в быстром темпе (Косуля), затем в медленном и многократно повторялись (Элли). Мне нравятся оба темпа, и я тихо напеваю мелодии себе под нос.
Сегодня я выполняю самую спокойную часть работы. Промываю гальку, подметаю опилки, сортирую струны, аккуратно отшлифовываю наждачной бумагой, склеиваю и зажимаю.
Косуля не принесла ни одной из своих трех арф, поэтому я одолжил ей для учебных целей тридцатишестиструнный Предвестник из платана. Хорошо, когда у каждой из них есть своя арфа. Арфа учителя, арфа ученика. Платановая, вишневая. Арфа девушки, арфа домохозяйки. Это приносит мне удовлетворение.
* * *
Это случилось в третью субботу октября. Я наблюдал за муравьями. День был прохладный и сероватый, и они не суетились, как обычно, неистово и самоотверженно. Они двигались медленно, размеренно, как будто сильно устали. Чтобы не замерзнуть, я надел анорак с мягкой подкладкой. Я сидел на подушке из мха почти на самой вершине дубовой рощи и наблюдал за ними в течение шестнадцати минут. За это время я насчитал двести двадцать три муравья, но, возможно, некоторых я посчитал дважды. Как бы то ни было, нужно допустить погрешность в двенадцать муравьев.
После подсчета муравьев я направился в поле. Небо было пурпурным и, казалось, изо всех сил старалось удержать капли воды, так и норовившие вырваться из широких серых облаков. Я вышел из леса и сразу почувствовал, как усилились порывы ветра. Я шел на север, пока не достиг гребня холма и не увидел море. У него был потрепанный вид и странный зеленовато-коричневый цвет. Я тщательно перебрал сегодняшние камни и сложил из них пирамиду. Звуков было немного. В деревьях гудел ветер. Где-то вдали ржал пони.
Вдруг справа от меня в кустах раздался грохот. Я сразу понял, что это. Это шумели загонщики. Почти синхронно воздух разорвала какофония выстрелов. Я присел на корточки и закрыл уши руками в надежде заглушить грохот, но он проник через барабанные перепонки в самый центр головы. У меня было ощущение, будто шум расколол мне череп. По мозгу как будто били дубинками. Я хотел только одного: чтобы это прекратилось.
Я закрыл глаза, потом снова их открыл. Там, передо мной, виднелись полосы разных цветов: коричневая, красная, зеленая и белая. Птица бешено шлепала по болоту, выгнув крылья, широко раскрыв от ужаса глаза, отчаянно ища укрытия. Все происходило под открытым небом, и спрятаться было негде. Я замер на месте, а потом рванул к фазану.
Я побежал. Я поймал его руками. Все как в замедленной съемке. Я и фазан, фазан и я. Перья, клюв, хвост, крылья, ноги, когти, анорак, руки, голова, сапоги, колючая трава, прерывистое дыхание – все смешалось. Воздух снова раскололся, как рев, как землетрясение. Меня пронзила острая боль. Кто-то взвизгнул – возможно, я. Мир перевернулся с ног на голову.
Серые фигуры закричали и помчались ко мне. Я лежал на земле, пытаясь удержать в руках то, что только что поймал. Сквозь одежду просачивалось теплое красное пятно.
14
Элли
– Ты подойдешь или я? – спрашивает Клайв.
Я мою оставшуюся с вечера грязную посуду, а он сидит на корточках у моих ног и чинит дверцу шкафчика под раковиной. Я целую вечность пыталась заставить его это сделать. Меня раздражает, что он решил приступить к починке именно сейчас, когда мне нужна раковина, но хорошо, что у него вообще дошли до этого руки. На работе у Клайва выдалась напряженная неделя. Подробностями он со мной не поделился, но группа «Supertramp» включена на полную громкость, а я знаю, что это один из его способов успокоиться и прийти в себя.
– Я, – отвечаю и вытираю руки. – Я жду звонка от Вик. Утром она собиралась отвезти маму к стоматологу. Наверное, звонит, чтобы отчитаться.
Я прохожу через кухню и беру трубку.
– Алло?
Я слышу мужской голос, но не могу разобрать ни слова из того, что он говорит.
– Минуточку! – кричу я и протягиваю руку к регулятору громкости. «Supertramp» сбавляет обороты,
