Кто скажет мне слова любви… - Ирина Верехтина
Дом был, как тогда говорили, частный, с двускатной крышей и уютной верандой с белыми тюлевыми занавесками. В саду росли огромные раскидистые яблони, по-молодому стройные вишни и смородиновые кусты, за которыми сверкал чистыми стёклами парник. А под самыми окнами пламенели невиданной красоты тюльпаны. Тася уставилась на них, не в силах отвести глаз.
– Нравятся? – с гордостью спросил Павел. – Это мама моя посадила, называются махровые. Она у меня цветы любит. Весной ещё снег не сошёл, а у неё подснежники растут, крокусы, потом нарциссы зацветают… Теперь вот – тюльпаны. А осенью астры. Необыкновенные! Вот приедешь осенью, сама увидишь.
Когда Тася собралась уходить, Павел задержал её у калитки – «Подожди, я сейчас…» – и вернувшись, сунул ей в руки целую охапку тюльпанов с изгибистыми резными лепестками. Тюльпаны пахли чудесной, волшебной свежестью, словно изысканные, баснословно дорогие духи.
– Паша, ну зачем ты? Зачем мне столько? – отбивалась Тася, отталкивая от себя букет, который можно поставить разве что в ведро. За её спиной кто-то сдавленно охнул, Тася обернулась – и встретила тяжёлый, полный ненависти взгляд.
– Я не хотела! Пусть бы лучше росли, – пролепетала Тася, с ужасом глядя на разорённую грядку.
– Чего уж теперь, – овладев собой, натянуто улыбнулась мать Павла. – Бери, коль тебе подарили. Другие вырастут.
Больше Павел её не приглашал.
И теперь, принимая из его рук тюльпаны, Тася вспомнила ненавидящий взгляд его матери. За что она её невзлюбила? У неё высшее образование, престижная, как теперь говорят, работа, наконец, квартира в Москве. И Павел без неё не может, каждый день звонит. Чем же она не угодила его матери? Злится, наверное, что её сыночек от Таси ни на шаг… Вот и на Новый год припёрся, сам напросился, и теперь будет сидеть и молчать -всю новогоднюю ночь.
Тасины предположения оправдались: Павел сидел у телевизора уже четвёртый час. Грыз семечки, которые Тася нажарила как он любил – с солью и с маслом, и молчал… четвёртый час!
– Вы как хотите, а я не могу больше сидеть, я спать пойду, – не выдержала Тасина мама, – Устала я от телевизора этого…
Мама ушла к себе, и тут случилось невероятное: Павел раскрыл рот. То есть, он и раньше его открывал, чтобы что-нибудь туда положить. И вот – заговорил. Изумлённая Тася услышала, что телевизор ему надоел, и он бы удовольствием лёг.
– Хочешь, на диване тебе постелю? – предложила ему Тася. – Как ты поедешь по темноте? Да и электрички не ходят уже…
– Да я и не собирался, я здесь хотел. Я пойду умоюсь, – и Павел буднично протопал в ванную. Тася постелила ему на диване и вышла.
– Тебе удобно? – спросила Тася, когда Павел улёгся, выключив телевизор и погасив свет.
– Да, спасибо, – донеслось с дивана. – Я бы давно лёг, да как-то неудобно было. Думал, ты посидеть хочешь, телик посмотреть.
– Так чего же молчал? Если честно, я из-за тебя сидела, – с досадой сказала Тася. Диван жалобно скрипнул, Павел негромко рассмеялся и пробормотал что-то вроде «дурочка! Надо же…» или «доброй ночи», Тася не разобрала. Она ушла к себе и долго лежала с открытыми глазами и ждала Павла. Глаза слипались, хотелось спать… Тася встала и на цыпочках прошла в гостиную. С дивана доносилось мерное сопение. Павел спал.
Тася вернулась к себе и легла, ощущая смешную детскую обиду – как ребёнок, который искал под ёлкой подарок, а подарка не было. Так и лежала без сна, а мысли кружились по бесконечному кругу, из которого не было выхода.
Утром в дверь деликатно поскреблись: «Тук-тук! Ты не спишь? А под ёлочкой подарочек лежит! Дед Мороз принёс, – радовался Павел. «И чего радуется, дурачок? С племянниками своими меня перепутал, шоколадку под ёлочку положил» – с досадой подумала Тася, одеваясь.
– Тась, ты скоро? Я вообще-то есть хочу. Тась! – гудел под дверью Павел. – «Как телёнок!» – разозлилась Тася.
Подарки были извлечены из-под ёлки, освобождены от нарядно-ярких обёрток и восторженно приняты, как и подобает подаркам.
– У меня завтрак готов, завтракать идите, – пригласила с кухни мама. Тася принуждённо улыбнулась Павлу, взяла его за руку и повела на кухню…
Павел за обе щеки уплетал всё, что ему подавали. – Как Роник! – прыснула Тася. Роник (полное имя Рональд, в честь Рональда Рейгана бывшего тогда президентом) был стаффордширским терьером их соседей по даче и больше всего на свете любил поесть. Валентина Тихоновна говорила – кушать: «Роник, детка, кушай, супчик с курочкой тебе сварила, как ты любишь» – и с умилением смотрела, как он ест, двигая крупными страшными челюстями и смешно фыркая, когда супчик заливался ему в ноздри – Роник совался мордой в тазик, заменявший ему миску, и вылезал только когда в тазике ничего не оставалось. Курицу он съедал целиком, доставая из бульона и брезгливо отряхивая налипшую на неё вермишель. Потом наступала очередь бульона. «Завтрака» ему хватало на весь день. Вечером Роник хрустел собачьими галетами и улыбался во всю пасть американской фальшиво-доброжелательной улыбкой (перекусал половину дачников, хозяева отделались штрафами), за которую и получил своё имя.
– Павел, вы бы позвонили домой, там, наверное, ждут, волнуются, – сказала Тасина мама, и Тася подумала, что он ей тоже надоел. Как Тасе. Хуже горькой редьки. Тася только сейчас поняла смысл этой поговорки. Может, позвонит своим и домой уедет, вот было бы здорово…
– Да, конечно! Я забыл совсем! – всполошился Павел. На круглом добродушном лице проступило отчаяние. – Мальчишкам подарки под ёлку положить забыл, – сокрушался Павел.
– А разве они не с родителями? – удивилась Тася.
– Да нет, – махнул рукой Павел. – Родители на Новый год в Египет улетели. Звонили оттуда, маму поздравили. А племяшки с нами… Наверное, спят ещё, я успею… Ведь проснутся, побегут подарки искать, как же я забыл-то… – И Павел, дожёвывая на ходу котлету, бросился в коридор, сорвал куртку с вешалки…
– Уходите? А как же чай? – опешила Тасина мама. – Хоть тортик съешьте, нам одним не осилить…
– Мам, не надо, пусть едет, – Тася отрезала от торта два кусочка – себе и маме, завязала коробку и сунула Павлу: «Вот возьми, дома съешь и племянников угостишь. Маме привет передавай». – Захлопнула за Павлом дверь и с облегчением выдохнула: «Слава тебе, Господи, ушёл».
– Ты зачем его выставила? – начала было мать. – Ты замуж за него хочешь или нет?
– Не хочу, – честно ответила Тася.
– Вот и скажи ему, что не хочешь. Хороводишься с ним, только время тратишь… Я-то думала, внуков нянчить буду, –
