Дай мне! [Авторский сборник] - Ирина Денежкина
– Нормально, – буркнула Маша и отпила из бутылки.
Видимо, выдохлась. Аккумуляторы сели. Она не говорила, но думала о нем постоянно. Я чувствовала. А другие нет. Я села рядом на подоконник и мы сидели и смотрели на черный, масляно блестевший асфальт и капли фонарей, отражающиеся в лужах. Маша пила и молчала. Про него.
В комнате что–то загремело и послышался дикий хохот. Потом в кухню зашел мокрый и красный Олег. Сел с нами, закурил и весело объяснил:
– Леха на шкафу лег спать и ебанулся оттуда. И стол проломил.
– А голову? – спросила Маша.
– Не знаю, – пожал плечами Олег.
Мы посидели и Маша ушла спать. Олег принес гитару и стал петь мне песни. Все спали, а мы сидели на кухне и он пел. И курил. Потом он куда–то сходил и принес чайник.
– А вы тут что ли чай пьете? – спросила я.
– А ты думала, одну водку?
– Ага, – кивнула я.
Потом мы с Олегом пили чай и молчали. Вдруг он поднял голову, как очнулся и спросил:
– А ты видела новый клип Эшкрофта?
– Где он ждет девчонку, а потом не слышит, как она стучится и ждет опять? А потом идет пописать?
– Не… Не пописать. Он думает, что в ванной кто–то есть и идет туда. А это вода потом включается.
– Он писает.
– Нет!… Это она там.
– Как же она туда попала?
Олег выпятил губу и пожал плечами.
– Зашла. Она даже еду приготовила!
– Ну, здравствуйте! Еда была, ее Эшкрофт приготовил, а потом не выдержал и съел. И музыку включал, выключал.
– Ну хорошо, – Олег отставил в сторону кружку – Допустим, никакой девушки не было и Эшкрофт пошел пописать.
Я кивнула и он продолжил:
– …он же выключил музыку, когда ему показалось… когда он пошел, по твоей версии, пописать. Так?
– Так.
– А кто включил музыку?
– Девушка что ли? – неуверенно спросила я.
– Ага!
Мы некоторое время молчали. Потом Олег сказал:
– Это «Song For Lovers». У любовников всегда так, наверное. Придет – не придет, включит – не включит. На эМТиВи перевели «Песня для влюбленных». Но это про любовников. Неправильно перевели.
– Ну а разница?
– Влюбленные – это муж и жена. Я так грубо сравниваю. А любовники – на нелегальном положении…
– Они друг другу ничего не должны?
– Ага, – улыбнулся Олег и закурил. – Люди вообще никому ничего не должны.
Мы опять помолчали. Олег курил, щурясь от дыма. Потом он потушил сигарету в блюдце и взял гитару.
– Сыграй что–нибудь свое, – попросила я.
Но он подумал и стал играть «Song For Lovers». Он подбирал ее и пел, сбивался и снова подбирал. А потом мы пошли спать.
Сосиска сварилась. Я втиснула ее в разрезанный батон и полила сверху кетчупом. Получился «хот–дог». В переводе с английского, это никакая не «горячая собака», а «возбужденный собак». Потому что сосиска похожа на одну часть тела этого собака… Так этим американцам показалось. Это мне Леха Петров рассказал.
Телефон снова позвонил. Я взяла трубку.
– Але…
– Ну, че, поела?…
– Нет.
Олег после сейшна куда–то исчез и протрезвевшие басист и барабанщик искали его два дня. На третий нашли. Точнее, он сам нашелся. Оказывается, ездил в другой город с какой–то девчонкой. Имя не помнит. А может, помнит, да не говорит.
Мы потом всем курсом пошли на концерт Олега и его группы в каком–то засранном клубе. Все опять напились. Валялись по углам. Маша Никонова сидела трезвая и задуманная. Я к ней села с банкой джина.
– Как твой Стеклов поживает?
Маша посветлела и замучено улыбнулась:
– Нормально…
– А ты?
Маша не поняла вопроса.
– Нормально, – повторила она, как повторяют кондукторше, когда она второй раз спрашивает: «А у Вас что за проезд?».
Я пожала плечами и отпила из банки. На сцену влез Олег с гитарой. Какой–то мужик с сальным лицом отчаянно ему захлопал. Олег подключил гитару и стоял так. Басист и барабанщик валялись никакие в туалете. Олег тоже был никакой. Почти. Он качнулся вперед и схватился за микрофон. Резануло по ушам. Олег встряхнул головой и стал играть. И петь.
Маша слушала, подперев щеку рукой. Все песни, которые она слышала, были про Стеклова. И поэтому ей вся музыка нравилась.
Олег пел, а все остальные пили или лежали на полу и на столах. Наверное, это раздражает. Когда видишь перед собой только пьяные рожи. Когда поешь, а тебя не слышат. Даже не потому, что не слушают. Я встала и подошла к сцене. Олег стоял с закрытыми глазами и улыбался в микрофон.
– … sing the song for lovers…
Я смотрела на него снизу вверх. Он открыл глаза и посмотрел на меня. Улыбнулся и стал петь глядя на меня. Потом слез со сцены и подошел.
– Как дела? – спросил он.
Я пожала плечами.
– Ниче…
– Ну как мы тебе?
Барабанщик и басист валялись в туалете. Олег мне нравился. А они нет.
– Прикольно, – ответила я.
– Понятно, – кивнул Олег и сморщил нос.
– Мне правда понравилось.
Олег улыбнулся и закурил. Мы сидели на сцене и молчали. Маша Никонова смотрела на нас из зала и улыбалась про Стеклова.
Я измазалась в кетчупе, потому что сосиска все время выпадывала из батона. По телевизору гоняли «Big In Japan». «Things will happen while they can, I wait for my man tonight. It’s easy when you’re big in Japan…» и все такое. Я поставила чайник. Потом стала пить кофе. С пряниками.
Если бы год назад кто–то сказал мне, что я буду пить кофе, я бы не поверила. Кофе – это мой враг номер один с детства. Меня от него тошнило, как от манной каши.
После клуба мы все пошли к Сашке Бердышеву. Спать. Барабанщика забыли в клубном туалете.
Спали кто где мог. Маша Никонова умудрилась втиснуться на две табуретки, стоящие между шкафом и диваном. Наська Кулакова и Галя Романова спали на столе. А Костя Патрушев в ванной.
Нас на диван влезло четыре человека. Олег дышал мне в ухо. Потом шепотом спросил:
– Ты спишь?
– Неа, – тоже шепотом ответила я.
– Хочешь конфету?
– Ага!
Мы сосали липкий «Барбарис» и нам было весело, как сообщникам. От Олега пахло яблоками и сигаретным дымом.
– Куда ты ездил–то? – спросила я.
– А… – Олег неопределенно повел в воздухе рукой – Она говорит: «Поехали ко мне», ну я и поехал. Да, пьяный был…
– Смешной ты какой–то.
– Не смешной, а странный.
– Почему странный?
