Вот был слуЧай 2. Сборник рассказов - Александр Евгеньевич Никифоров
–Штаны не порви, бесценный наш, – иронизировал Геннадий Андреевич.
– Коллеги, я попрошу, – постучал по графину Дмитрий Владимирович, прерывая тишину,
–Не надо забегать вперед. Нормативных документов по поводу реформу мы еще не получали. А текущие вопросы надо решать, к этому нас призывает президент, правительство, и наша партия, в которой большинство из нас состоит, и решать их надо, по мере поступления. Поступит документ, будем думать, а кого сократить, мы всегда найдем. Чего голову забивать, когда надо выполнять принятые сегодня решения. Прошу всех покинуть помещение, так как администрации надо работать. До завтра, господа депутаты. Проныров, задержись.
– Ну чего ты приуныл? – спросил его Трехглавый, когда они остались вдвоем, – сокращение напугало?
–Так, а если, правда?
– И чего, первый раз что ли? Неужели мы не найдем кого сократить?– успокоил его Трехглавый,– вон хоть бабу Машу, уборщицу. А чего, если совсем прижмет, придется тебе, не только языком, но и метлой махнуть. Сможешь?
– Как говориться, когда прижмет, и не так раскорячишься, – повеселел Проныров, – а как насчет доплаты за совместительство?
– На усмотрение руководства, – засмеялся Трехглавый, – будешь двухглавым замом.
–Да хоть трехглавым, – ляпнул, не подумав Проныров.
– А постоянно на место бабы Маши не хочешь? – прищурился, как прицелился Дмитрий Владимирович…
КАНДИДАТ
Емеля достал парадно – выходную рубашку, уже позабывшую, когда ее доставали в последний раз. Снял с вешалки, висевший под ней, единственный в его гардеробе, черный в белый горошек, модный когда – то галстук, под Ильича. Приложил, прикидывая, узел галстука под подбородок, глянул в зеркало, и, рассматривая себя, задумался…
–Смотри ты, позвонила, – вслух сказал он, – видно в душу запал, раз вспомнила. А чего? Мужик я еще пригодный, – похвалил он свое отражение в зеркале. Знакомое, но не так часто разглядываемое.
–Может опять на передачу людей набирает? Так я на любую сгожусь. Лицо – то у меня породистое, коренное, рабоче-крестьянское, такое с любой стороны снимай, никакого изъяна. Такие «фейсы», как у меня сейчас в серьезном дефиците. На экранах сейчас все больше филейные части в почете, лиц-то мало показывают. А когда и покажут, то уже трудно разобрать лицо это спереди или оголенная часть сзади? На вопросы еле отвечают, перед тем как ответить, языком по губам водят, силикон, туда вдутый разглаживая. Одним словом бомонд, где что ни прыщик, то звезда. Одни денег у папаши с мамашей выпросили, чтоб в эту шайку заскочить, другие добровольно, через жертвы постельные. Оттого, и не понимаешь, чего они на экранах делают? Петь начнут, ни хрена, ни разобрать. Танцевать станут, как куклы на ниточках дергаются. Наряжены, так, что где мужик, где баба, определяешь только по голосам, хотя тут тоже, неточности возникают. Некоторые мужские особи, воют так, что бабы позавидуют. Пугают их что ли, перед выходом?
Вот раньше песни были. А исполнители? Выйдет русская красавица запоет, и прелестно и понятно.
– Емелями да Марьями, гордилась ты всегда, – замурлыкал он себе под нос мотив популярной песни, сменив Ивана на Емелю, разглядывая при этом черный галстук с белыми горошинами.
– И чего я его разглядываю? – озарила его мысль, – все равно другого-то у меня нет. И тот, бывшая жена купила, на первую годовщину свадьбы, объяснив затраты на него тем, что у каждого мужика, должен быть галстук.
–Не знаю, как у всех мужиков, – подумалось Емеле, – а у женатых, прямо со свадьбы удавка начинает на шее болтаться. Расписались, завязала узел своей крепкой женской рукой, так и пошла жизнь. С покупкой галстука, двое на шее висли, пока с одной удавкой не расстался, развелся. А на галстуке узел, как завязала, так с тех пор и не развязывался. Но я – то не против, висел бы себе в шкафу и висел, – ласково провел, он пальцами, по шелковому, тугому узлу.
– Чего звонила – то все- таки? – вернулся он к будням, доставая из шкафа утюг, с наполовину замотанным синей изолентой шнуром, – и встретиться хочет не на студии, а в конторе какой – то.
А адрес – то, я куда засунул, – Емелю, от потери бумажки с адресом охватил ужас. Он хлопнул слегка себя по лбу утюгом, поставил его на стол, и стал суетливо шарить по карманам.
– Неужели потерял? Ворона беспамятная. Олух. Растяпа. Сходил, называется, – со срывающимися с губ словами, он обежал всю свою однокомнатную квартиру, заглянул во все уголки. Вытряхнул на пол кухни мусорное ведро, перебрал весь мусор, найдя в нем только одну бумажку, этикетку от банки килек, с чарующей надписью «обжаренная в Крыму». От безрезультатности поисков на лбу выступила испарина, тело объяла усталость. Емеля в состоянии безысходности, опустился на табуретку.
–Вот куда засунул? Черт, совсем из памяти выпало. Так, Емеля, давай назад крутить, – приговаривал он сам себе, – звонила? Ну, что ж я придумал? Конечно, звонила. Записывал? Конечно, записывал, – тут он вспомнил и стукнул себя ладошкой по лбу, побежал в туалет. Там, на полке над унитазом, на куске туалетной бумаги, синим карандашом, было накалякано: Медведева 5, помещение 13. В 15-00.
– Хорошо, что не приперло, а то смыл бы все перспективы,– радостно охнул он, осторожно отрывая от рулона, полоску бумаги с записью, – Припрет, так некогда бумагу разглядывать, – добавил он, опуская ценную запись в карман,– чего я сразу – то не догадался. Ну, на чем еще я мог записать?
И уже в приподнятом настроении, он слегка погладил рубашку. Снял с себя и тоже погладил брюки. Надев все, оценил себя в зеркале. Оставшись довольным увиденным, взглянул на часы.
Стрелки, нависнув одна над другой, показывали полдень.
– Медведева, это же тьфу, пару кварталов отсюда,– порассуждал он, – может еще в «Не проходите мимо» заскочить? Махнуть полтишок для храбрости?
2
Он достал из кармана брюк пару смятых сторублевок, пересчитал мелочь.
–Двадцатое сегодня, – прикинул он, – на бирже пособие еще через неделю, – огорчила его пришедшая мысль, – вот о чем тоже думают? Как безработному жить? Работу предлагают, мигранты и то носы воротят. А у меня в трудовой, как ни как, одних специальностей, штук пятнадцать зафиксировано, да, благодарностей за ударный труд, целых две штуки. В начальниках и то, походил, – вспомнил он месяц трудовой деятельности в его биографии, когда он был бригадиром грузчиков в магазине. Крепкая рабочая косточка, мосол, даже можно сказать.
Смотрят они на это? Да ни хрена. За три месяца, один раз предложили, более менее путную работу, учеником бармена в придорожном кафе. Место хорошее, жирное. Недолив, утряска, усушка, бой стеклотары. Но конкуренция! Никто ведь не предупредил, что надо ухо держать востро. Вот этот шкодник и воспользовался. Меня на «могешь не могешь» купил. Не поддался бы, может до сих пор бы еще работал, в бармены бы уже выбился.
Емеля мечтательно причмокнул губами, вспомнив, как на вопрос
