Влас Дорошевич - Юмористические рассказы
Уверяю тебя, что коленкор шумит ещё погромче шёлка.
Это будет настоящий треск, когда ты будешь ходить по комнате.
Воображаю, как ты будешь хороша во всём белом и в белых нитяных чулках — летом!
Я буду смотреть на твои чудные ножки и приходить в восторг:
— Как это практично: носить нитяные чулки.
Юбки мы будем делать из бумазеи.
Ах, есть чудные рисунки!
Есть даже бумазеи с оранжевыми и чёрными разводами, в роде тигровой шкуры.
Такой тебе и нужно.
В ней ты будешь иметь вид дикой, одетой в звериную шкуру.
Тепло и живописно.
Ботинки — очень важная вещь.
Башмаки я тебе буду покупать для экономии, конечно, подержанные.
И как можно больше размером.
Стоит одно и то же, а удобнее: не будет мозолей.
Так мы будем жить, предохраняя друг друга от мозолей.
Что может быть выше, лучше, чище, как посвятить всю жизнь заботам друг о друге!
Дома, чтобы сохранить башмаки, ты будешь носить одни резиновые калоши.
А для выхода на улицу я буду покупать тебе старые платья, пальто, шляпы.
Стараясь, чтоб всё это давно уж вышло из моды: дешевле.
Так что ты будешь появляться на улице то в кринолине, то с тюрнюром, возбуждая весёлый смех прохожих.
Люди, когда счастливы, добры.
Пусть веселятся все, если счастливы мы!
Нет женщины, которая могла бы обходиться без духов.
И ты не будешь чувствовать недостаток в этой роскоши: ты будешь душиться анисовой водой или одеколоном, который мы будем покупать в аптеке на 10 копеек.
В бельё мы будем класть для запаху корицу и гвоздику и умываться не иначе, как миндальным мылом, 7 копеек фунт.
Вот мы как!
Так что, в общем, ты будешь пахнуть тмином, анисом, корицей, гвоздикой и миндалём, как только что испечённая пасха!
Нашим домашним очагом будет служить подержанная керосиновая кухня, на которой ты будешь жарить картофель, морковь, репу.
Мы будем, конечно, вегетарианцами: все люди, получающие 17 рублей в месяц, всегда вегетарианцы.
Но когда ты захочешь полакомиться мясом, мы будем есть кошку.
Ты ещё никогда не ела кошки, моя дорогая?
В кухмистерских она известна под псевдонимом зайца, и наиболее богатые посетители едят даже по две порции.
До того это вкусно!
После этого не следует только подзывать и ласкать собак.
А то собака может укусить за живот.
Точно так же будем делать и мы.
Будем отрубать кошке хвост, есть и потом не будем ласкать собак.
Из шкур съеденных кошек я буду делать тебе манто и ротонды.
Мехом вверх, это оригинальнее.
Женщины вообще не любят одеваться так, «как все».
И посмотрела бы ты на себя в кошачьей ротонде мехом вверх — настоящая кошечка.
Иногда мы будем делать себе небольшие праздники: покупать пару сосисок.
И есть одну сосиску сразу, вдвоём, с разных концов.
Ты будешь есть, и я буду есть, и с каждым укусом уста наши будут приближаться друг к другу для поцелуя. А когда доедим друг до друга, поцелуемся.
Милые, супружеские забавы!
Можно даже иногда покупать «негодные в пищу продукты»: телятину, испортившуюся с одного конца, и т. п.
Можно вырезать то место, которое испортилось, а остальное сесть.
Зачем себе отказывать?
Газет мы выписывать, конечно, не будем: дорого.
Зачем нам знать, что делается там, в Испании, когда у нас, в нашем чудном «уголке», царят мир, счастье и довольство.
Зато иногда, когда лавочник завернёт нам в клочок газетной бумаги четвёртку сахара, мы с радостью будем узнавать, что знаменитый Жюль Фавр воскрес, и прочие новости.
Книг мы тоже, разумеется, покупать не будем.
А будем, вместо этого, рассказывать друг другу содержание раньше прочитанных нами книг.
Ты мне расскажешь содержание «Мёртвых душ». Как мы будем смеяться над похождениями Чичикова!
А я тебе расскажу содержание «Нана». Это помогает воображению.
К тому же я в порыве вдохновения немножко привру своего, от чего роман Золя станет только интересней.
Но мы ни в каком случае не будем чужды театру.
Мы будем посещать его каждые два-три года. Непременно!
И, для экономии, брать по одному билету.
Так: ты посидишь один акт, а потом погуляешь около театра, я посижу один акт и погуляю возле театра.
Театр, таким образом, не будет нас утомлять.
Сидеть мы будем не где-нибудь внизу, в партере или бельэтаже, а наверху, среди славной, отзывчивой публики.
Один обопрётся о твоё колено, другой обопрётся о твоё колено, третий обопрётся на твои плечи, и все эти молодые люди будут громко, во весь голос, изо всех сил кричать имя отличного певца.
Какое удовольствие!
Мы будем получать двойное наслаждение, слушая голоса не только певцов, но и публики!
Так будем мы жить, наслаждаясь нашим «счастьем в уголке».
Ты только представь эту жизнь.
Утро.
С страшным воплем я просыпаюсь: мне снилось, что меня заковали в кандалы.
Я высвобождаю ноги из прутьев кровати, пью вчерашний спитой чай и иду на службу.
Ты жаришь кошачью ногу и идёшь гулять.
Я возвращаюсь в наш тихий уголок, усталый как собака, — тебя нет.
Что с тобой? Захворала? Умерла?
Моё сердце охватывает смущение, робость, ужас, — я не ем даже кошки!
Но в эту минуту появляешься ты, в твоей кошачьей ротонде, мехом вверх.
— Дорогая! Что случилось?
Ты рассказываешь, как тебя по костюму приняли было за сумасшедшую и отправили на Слободку-Романовку, где даже доктора одно время сомневались на твой счёт.
И мы до упада хохочем над ошибкой публики и докторов, весело едим нашу кошку и только что хотим слиться в блаженном поцелуе, как отворяется дверь, и в комнату входит наш пьяный квартирный хозяин, сапожник.
— Вон, такие сякие! — крикнет этот добрый человек. — Чтоб духа вашего не пахло! Кошек только едите, сумасшедшие черти! Гнать вас нужно!
Но мы слушаем всё это совершенно спокойно.
Мы знаем, что он только пьян и говорит не серьёзно.
Затем он уходит, ударивши нас всего раз или два, и мы, обрадованные, что избавились от такого неприятного посетителя, начинаем приносить пользу человечеству: бьём гнусных врагов его, против которых не помогает даже персидский порошок.
Но на сегодня довольно. Темнеет! Победоносная охота кончена.
И мы садимся в темноте, чтоб не жечь керосин, рассказывать друг другу разные романы и повести.
А за стеной война: сапожник бьёт жену, а у нас на душе так тихо, так чудно, так хорошо.
И мы ложимся и лишь только закрываем глаза, как видим во сне, что снова попали на Сахалин, будто нас опять заковали в кандалы.
Мы орём вплоть до утра, адскими воплями будя друг друга: предлог для поцелуев!
И так изо дня в день!
Ужели это тихое «счастье в уголке» не тянет тебя к себе, как магнит, моя дорогая?
О, не мучь меня, не томи, — отвечай, ради всего для тебя дорогого, отвечай: хочешь ли быть моей, идти со мной в «уголок»?
Так писал я.
Ответа на письмо ещё не получено.
Вероятно, читает.
Что мне ответит невеста, не знаю.
Вероятно то же, что ответили бы и вы.
Легенда о происхождении корсета
Милостивые государыни!
Вас, конечно, интересует происхождение вашего друга.
Лучшего друга!
С которым вы расстаётесь так редко.
Который обнимает вашу талью одинаково плотно…
И которому даже ваш муж не может запретить этого!
Словом, вы, вероятно, интересуетесь происхождением корсета.
Историки пишут на этот счёт разное.
А потому их не стоит читать.
Мало ли глупостей написано в истории?
Правда сохранилась в наш век только в старых легендах, — и её-то я хочу рассказать вам.
Храбрый рыцарь Рауль, прозванный «Синей Бородой», очень любил женщин.
Из этого я заключаю, что он был, наверное, более храбр, чем умён.
И, может быть, по этой причине пользовался небольшим успехом у женщин,
Стоило славному рыцарю уехать на год в какой-нибудь поход, как по возвращении он обязательно находил прибавление к семейству.
В детской стояла маленькая кроватка с гербом предков Рауля, а в ней лежал маленький пискун, похожий как две капли воды… или на пажа, или на оруженосца.
Это происходило не в наши времена, а потому Рауля это сердило.
Для подобных случаев он вырабатывал себе такое обыкновение.
Новорождённого приказывал записать в пажи, супругу отравить, а сам немедля женился на другой.
Отдохнув дома, он ехал в поход, и через год повторялась точка в точку та же история.
Таким образом, по прошествии нескольких лет, Рауль фон-Синяя Борода мог быть уверенным, что он будет иметь всех пажей и оруженосцев в двух копиях, а его алхимик Пополани, занимавшийся отравлением жён, доложил рыцарю, что в фамильном склепе больше нет свободных мест.