Михаил Арцыбашев - У последней черты
— Это невозможно! — с усилием ответила Нелли.
— Почему?.. Думаешь, не забуду?.. Забуду!.. Вот так сердце сожму и забуду… Буду любить, ласкать, как ребенка… Нелли моя!.. Милая, солнышко мое!.. Или, может, ты его любишь еще?..
Нелли вздрогнула, губы ее шевельнулись в какой-то мучительной судороге.
— Нет, — ответила она и повторила почти со злобой: — Нет!
— Правда? — радостно крикнул Арбузов. — Я знаю, ты никогда не лжешь… Правда?.. Так что ж… едем… Нелли… со мной?..
— Нет, — глухо ответила Нелли.
— Да почему же?.. Меня не любишь?.. Ну, так друзьями будем, вместе жизнь кончать будем… Ведь ты своего сердца не знаешь… Ведь ты… ты пропадешь так, а я за тебя…
— Этого никогда не будет, — ответила Нелли.
— Да ты сумасшедшая, что ли? — как будто со страшной ненавистью крикнул Арбузов. — Чего ты ломаешься… чего хочешь?.. Чтобы я себе пулю в лоб пустил, что ли?.. Ведь это на смерть толкать!..
Нелли вдруг коротко и нехорошо засмеялась.
— Глупее этого вы ничего придумать не могли?.. Немного не с того конца начинаете!..
Арбузов вздрогнул и отшатнулся. Ему показалось, что он ослышался, или не так понял, или она с ума сошла.
— Что ты хочешь сказать?
Нелли продолжала смеяться тихим загадочным смехом.
Арбузов шагнул к ней, приблизил свою тяжелую лобастую голову к ее лицу и впился в самые зрачки темных немигающих глаз. Близко-близко смотрели на него такие огромные, странные и страшные вблизи, эти круглые, черные зрачки, в которых прячется душа человеческая. В глубине их что-то шевелилось неуловимыми, ускользающими движениями, точно на дне пропасти, во мраке, скользко шевелилась притаившаяся змея.
— Ну, договаривай, ну? — хрипло пробормотал он.
Нелли совсем расхохоталась, звонко и весело, оттолкнула его, отошла к окну и села. Уголки ее сжатых губ подергивались, глаза смеялись мрачным, злым смехом.
— Ничего я не хочу!.. Оставьте меня все в покое… Я никого не трогаю.
Арбузов остался на месте, низко опустив голову и свесив крепкие сильные руки.
— Слушай, Нелли, — заговорил он, глядя в сторону, — тут шутить нечего… Я понимаю… Может, и в самом деле раскроить ему башку на месте… да и себе кстати… Лучше не придумаешь… Да ведь что ж из того? Все равно этим не поправишь… Да и ты, пожалуй, меня же возненавидела бы тогда… У, проклятая женская душа!..
Нелли молчала.
Арбузов неровно тронулся с места, подошел к ней и опять опустился на колени, как маленький, положив на ее черную юбку свою большую кудрявую голову. Под жесткой материей задрожали мягкие теплые женские колени. Прошло несколько минут, и вдруг ласковая легкая рука любовно и нежно стала гладить его спутанные упрямые волосы. Он только вздрогнул и еще крепче прижался щекой к ее коленям.
— Милый, бедный мой, славный!.. — тихо, точно баюкая, шептала Нелли, и странен был ее печальный ласкающий шепот, еле слышный в сумраке и тишине вечера.
Она смотрела поверх его головы широко открытыми темными глазами, и невидимые слезы опять тихо побежали по ее бледным щекам.
— Любимый!
Арбузов быстро поднял голову. Слезы бесконечной жалости и любви залили его сердце. Губы его, как бы против воли, встретились с мягкими, горячими от слез женскими губами. Что-то запело кругом, пошатнулись стены, пол медленно поплыл из-под колен. Все пережитое, ревность, горе, злоба, все, что было, куда-то ушло, осталось только это милое, сладкое, беззащитное тело женщины, мягко и покорно поддававшееся в его железных руках.
— Милая, золотая моя, любимая!.. — шептал Арбузов, целуя ее горячие губы, мокрые щеки, мокрые глаза, волосы, грудь.
— Так ты меня любишь?.. Любишь?.. Простишь?.. За все?.. — тихо, как в бреду, несвязно говорила Нелли, прижимаясь к нему всем телом.
И вдруг Арбузов почувствовал щекой ее пухлый, большой живот, круглый, отвратительный. Страшная судорога отвращения оттолкнула его. Мучительным усилием, почти сходя с ума, чувствуя, что губит все, Арбузов хотел заставить себя обнять ее опять, обнять еще крепче, сжать до боли, задавить и ее, и свое отвращение в этих объятиях, и не мог.
— А-а! — застонал он.
Нелли, уронив руки, соскользнувшие с его шеи, смотрела на него блаженными непонимающими глазами и вся тянулась к нему. Арбузов схватился за голову. И вдруг страшная бледность разлилась по ее лицу, глаза стали понимающими, острыми, гордое и злое выражение прошло в них. Нелли медленно встала.
— Уйдите! — холодно проговорила она. В бешеном порыве отчаяния, чувствуя, что все рушится, Арбузов кинулся к ней, хотел силой обнять.
— Нелли, прости… Но ведь я не могу… сразу забыть… Ты должна же понять… Нелли!
— Нет, этого никогда не прощают, Захар Максимович, — холодно возразила Нелли. — И вы не такой человек… Уйдите, оставьте меня в покое… Мне же больно! — с отчаянием крикнула она.
— Никогда! — ответил Арбузов, и голос его дико разлетелся по всему дому.
— Э, полноте… — с усмешкой возразила Нелли. — Это все говорят.
— Все не я!
— А вы не такой, как все?.. Я сама подумала, а теперь вижу, что ошибалась… Чего вам нужно от меня?.. Моего тела?.. Да берите его все, будь оно проклято!.. Только оставьте меня… Ну, что?.. Вы хотите, чтобы я была вашей любовницей?.. Хорошо!.. Берите! Берите же!.. Сейчас!.. Ах, Боже мой, хоть бы умереть скорее!
Арбузов хотел что-то сказать, но голос его сорвался. Вдруг всем существом своим он понял, что на этот раз все кончено.
Нелли ждала. Быть может, в эту минуту довольно было бы одного его слова, одной маленькой ласки, чтобы сердце ее, ожесточенное и больное, растворилось в бесконечной любви. Но Арбузов молчал. И Нелли услышала, что он плачет.
Арбузов сидел у окна, на том месте, с которого встала она, и, положив голову на руки, плакал. Хрипло и сипло, как собачий лай, вырывались звуки странного мужского плача. Нелли, как безумная, кинулась к нему, но остановилась и заломила руки.
— Да перестаньте вы! — крикнула она в отчаянии. — Как вам не стыдно… Я вас когда-то не таким… Вы, Арбузов, плачете оттого, что женщина любит другого…
— Что? — машинально переспросил Арбузов. В глазах Нелли мелькнула какая-то отчаянная мысль.
— Ну, да, любит…
Она помолчала, как бы собираясь с силами, и вдруг рассчитанно и жестоко докончила:
— Любит! Все-таки любит!.. Слышите, это я лгала вам, что разлюбила… Слышите?.. Люблю!.. Ненавижу, а люблю… Одного его люблю… А вы… мне смешны… Слышите? Смешны! Он взял все и бросил… это мужчина! А вы плачете, как баба… Я люблю его, слышите, люблю!.. Захочет он, я от вас к нему на коленях поползу!.. Как собака!.. Слышите же, ну?
Сильная рука в страшной судороге сжала ее горло. В глазах Нелли помутилось, красные круги поплыли куда-то мимо.
— А-а… — бешено хрипел Арбузов. — Так ты еще издеваться… Убью… блядь несчастная!..
Нелли не сопротивлялась. Темные волосы ее рассыпались по худеньким, хрупким плечам, вся она изогнулась, как тростинка, инстинктивно стараясь удержаться на ногах. Лицо посинело, глаза вылезли из орбит, оскаленные зубы блеснули в темноте. Она захрипела.
Вдруг Арбузов страшным толчком отбросил ее в сторону. Нелли ударилась боком о стол, схватилась за скатерть, поскользнулась и, стянув все со стола, упала на пол. Арбузов кинулся к ней. В ужасе, жалости, любви и стыде едва не разорвалось его сердце.
— Нелли! — отчаянно крикнул он. Ему представилось, что он убил ее.
Нелли приподнялась и села, как будто спокойно, подняв руки и подбирая волосы. Она что-то сказала, но так тихо, что Арбузов не расслышал.
— Что?.. Нелли, прости, прости… я с ума сошел!.. — бормотал он, плача и стараясь поднять ее.
— Жаль, что не задушил! — тихо проговорила Нелли и засмеялась.
Арбузов схватился за голову и без шапки бросился вон из комнаты.
— Зоря! — крикнула Нелли как потерянная и на коленях поползла за ним. Но Арбузов не слыхал.
XV
Тройка ждала его, но Арбузов не заметил и прошел мимо, охватив голову руками, шатаясь. Впотьмах он наткнулся на тротуарный столбик, в кровь разбил колено, но не заметил и этого.
Кто-то окликнул его:
— Захар Максимович!.. Куда вы… без шапки?.. Что случилось?..
Арбузов поднял голову, узнал белый китель и длинную серую шинель корнета Краузе и засмеялся как сумасшедший.
— Что с вами? — серьезно спросил корнет.
— Ничего, друг!.. А шапки не надо… В жизни, оказывается, можно и без сердца обойтись, так что уж тут — шапка!..
Корнет Краузе внимательно и серьезно выслушал этот исступленный бред.
— Пойдемте ко мне, — сказал он. Арбузов опять рассмеялся…
— Думаешь, с ума сошел?.. Нет, брат, такие люди, как я, в том-то и горе, никогда с ума не сходят… Все вытерпят, подлецы, все перенесут, а… Пойдем, что ж… Водка у тебя есть?
— Есть вино, — сказал корнет Краузе, внимательно приглядываясь к Арбузову.
