Федор Достоевский - Том 7. Бесы
252
С. 455. Литература служила в цензуре… — В николаевскую эпоху в цензуре в разное время служили О. И. Сенковский, С. Т. Аксаков, П. А. Вяземский, Ф. Н. Глинка, Ф. И. Тютчев, А. В. Никитенко и др. В 1855 г. поступил в цензоры Петербургского цензурного комитета и И. А. Гончаров, что вызвало неодобрение многих современников. Так, А. В. Дружинин записал в дневнике: «Одному из первых русских писателей не следовало бы брать должности такого рода. Я не считаю ее позорною, но, во-первых, она отбивает время у литератора, во-вторых, не нравится общественному мнению, а в-третьих…. в-третьих, то, что писателю не следует быть цензором» (Дружинин А. В. Повести. Дневник. М., 1986. С. 358). В Петербургском цензурном комитете кроме Гончарова служил И. И. Лажечников.
253
С. 455–456...в университетах преподавалась шагистика; войско обратилось в балет… — Николай I ввел в Московском университете военный порядок: студенты были одеты в мундирные сюртуки, носили шпаги (вскоре, правда, ношение шпаги было запрещено). Герцен в «Былом и думах» рассказывает о преподавателе «самой жестокой науки в мире — тактики» (Ч. 1. Детская и университет. Глава VI. — Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 8. С. 123). Университетский устав 1835 г. «держал студентов на степени гимназистов, предоставлял огромную власть над ними полицейскому чиновнику-инспектору, систематически удалял профессоров от студентов и от участия в университетских делах» (Из «Записки о петербургских университетских беспорядках», опубликованной в кн.: Лемке М. К. Очерки освободительного движения «шестидесятых годов». Пб., 1908. С. 468). В течение 1848-1850-х годов, в связи с реакцией, вызванной революцией 1848 г., в университетах было запрещено преподавание философии; курсы психологии и логики читали профессора богословия. Новый университетский устав был принят только 18 июня 1863 г. См. также эпиграмму Н. Ф. Щербины на Николая I «Всеобщий благодетель» (1855):
Он меж холопами считался мудрецомЗа то, что мысль давить была его отрада;Он был фельдфебелем под царственным венцомИ балетмейстером военного парада.
(В кн.: Щербина Н. Ф. Избр. произведения. Л., 1970. С. 266. (Б-ка поэта. Б. сер.)).
254
С. 456. Не бравшие взяток — нарушали гармонию. — Ср. со следующими словами из статьи А. М. Унковского «Новые основания судопроизводства»: «…взятки с откупов <…> сделались, наконец, обыденным и всеобщим явлением. <…> Что же касается до среды чиновников, то она даже предавала осмеянию всякое должностное лицо, не бравшее этих денег» (Современник. 1863. № 1–2. С. 404). Всеобщее взяточничество зло высмеивалось сатирической журналистикой (см., например: Искра. 1862. № 1. 5 января. С. 14).
255
С. 456. Но никогда Россия — не доходила до такого позора… — В своей речи, направленной против официальных славословий по поводу тысячелетия России, Павлов сурово оценил историческое прошлое и современное состояние царской монархии: «В XVIII и XIX столетиях, — сказал он, — русская земля наказалась вполне за страдания и позор низшего земского сословия. Не обольщайтесь мишурным блеском мнимой цивилизации этой скорбной эпохи: никогда Россия не испытывала более тягостного состояния!» (цит. по: Лемке М. К. Очерки освободительного движения «шестидесятых годов». Пб., 1908. С. 11).
256
С. 456…это уж не эстетика! — Изображая восприятие публикой речи «эстетика» Степана Трофимовича, Достоевский опирался на суждения Д. И. Писарева в статье «Реалисты» (1864), в которой критик подводил итог спорам защитников и противников «эстетики». «Эстетика и реализм, — писал критик, — действительно находятся в непримиримой вражде между собою, и реализм должен радикально истребить эстетику, которая в настоящее время отравляет и обессмысливает все отрасли нашей научной деятельности <…> эстетика есть самый прочный элемент умственного застоя и самый надежный враг разумного прогресса» (см.: Писарев Д. И. Соч.: В 4 т. М., 1956. Т. 3. С. 58).
257
С. 456. Железные дороги — облегли Россию как паутиной.. — К 1862 г., к которому относится речь профессора, были открыты Царскосельская (1838 г.) и Николаевская (1851 г.) железные дороги. В 1857 г. Главное общество российских железных дорог получило концессию на сооружение четырех линий длиною 4000 км. Из них к 1861 г. были построены две: Варшавская и Московско-Нижегородская. В том же 1861 г. была открыта Риго-Динабургская дорога.
258
С. 456...соломоновские приговоры… — Соломон, сын Давида, царь Израильский (1015-975 до н. э.), согласно ветхозаветным легендам, славился мудростью в судах. Выражение «соломоновские приговоры» здесь употреблено иронически.
259
С. 456...бронзовый колоссальный шар на память тысячелетию уже минувшего беспорядка и бестолковщины. — Празднование в 1862 г. тысячелетия России было использовано царизмом в целях единения всех реакционно-охранительных сил. Воздвигнутый 8 сентября того же 1862 г. в Новгороде близ древнего Софийского собора памятник скульптора М. О. Микешина (1836–1896) в честь «тысячелетия» вызвал многочисленные нападки в русской печати (см., например, в хронике M. E. Салтыкова-Щедрина «Наша общественная жизнь» (1863) — Салтыков-Щедрин M. E. Собр. соч.: В 20 т. М., 1968. Т. 6. С. 15). Об этом памятнике и отношении современников к нему см.: Отто H., Куприянов И. Биографические очерки лиц, изображенных на памятнике «Тысячелетия России». Новгород, 1862; Буслаев Ф. И. Памятник тысячелетию России (1862) //Буслаев Ф. И. Мои досуги. М., 1886. Ч. 2. С. 187–208; см. также: Захаренко А. Г. История сооружения памятника «Тысячелетию России» в Новгороде // Учен. зап. Новгород, гос. пед. ин-та. Историко-филол. фак. 1957. Т. 2. Вып. 2. С. 51–82.
260
С. 464…со всеми онерами… — Онёры (от франц. honneur) — почести, знаки уважения.
261
С. 469. Вся эта ночь с своими почти нелепыми событиями… — Для изображения общей атмосферы и отдельных черт бала (таких как состав публики, всеобщий беспорядок, канкан во время танцев, присутствие квартального и т. д.) Достоевскому мог послужить описанный в «Голосе» (в обозрении «Московская жизнь») бал «в пользу инвалидов». Это описание могло привлечь внимание писателя и своим заголовком: «Скандальный бал в собрании», и весьма характерным началом: «Я никак не мог ожидать, — пишет корреспондент, — что все это предприятие окончится весьма крупным скандалом». Само же описание скандала следует ниже: «Наконец бал состоялся, и толпа народа всякого звания наполнила залу благородного собрания <…> Шум, крик, гвалт поднялись общие: вдруг напор публики на кассу, зазвенели стекла во входных дверях, а сам распорядитель бала чуть-чуть не попал в число инвалидов, о которых так нераспорядительно заботился». И далее: „Свечи были вставлены и начались танцы; человек тридцать мужчин составили кадриль, и начался самый отчаянный, наглый канкан, не терпимый ни в каком публичном месте. Крики, шум, табачный дым — все это превратило залу благородного собрания в какую-то преисподнюю некогда знаменитого своими необузданными ариями «Крыма». Г. Андреев появился после опять, окруженный полициею, но публика забыла о нем и продолжала забавляться…“ (Голос. 1869. 1 (13) января. № 1).
262
С. 473. Наконец началась и «кадриль литературы». — Достоевский, для которого было насущной необходимостью прочитывать все основные русские газеты, не мог не оставить без внимания «литературную кадриль», описанную в фельетоне газеты «С. Пб. ведомости» «Семейный праздник русских журналов» (1861. 7 мая. № 100). В фельетоне фигурировал журнал «Время» с его редактором «в костюме Сатурна», потряхивавшим косою; упоминался и близкий в это время Достоевскому «Светоч», а также почти вся современная петербургская журналистика. Действовали здесь и вечно узнаваемые маски вроде Чернолюба, Добролюба, Чернокнижникова (А. В. Дружинина), Нового поэта (И. И. Панаева). Кадриль заканчивалась шумной распрей, готовой перейти в скандал. Обращает внимание и некоторая близость интонационного строя фельетона с «кадрилью литературы» в «Бесах». Еще об одной «литературной кадрили», проходившей в 1869 г. в залах Дворянского собрания, писал С. Панов. Все участники этой кадрили были „загримированы и одеты с намеками на то или другое направление наличных московских и петербургских газет. <…> условлено было во время исполнения кадрили временами переходить с спокойных танцев на более или менее смелый канкан, причем из особой «наблюдательной ложи» раздавался звонок, музыка внезапно умолкала, и виновый приглашался к барьеру «наблюдательной ложи», где ему объявлялось «первое предостережение». Ежели тот же танцор или танцорка вновь нарушали законы маскарадного благочиния, им, при той же обстановке, давалось «второе предостережение», затем третье, а за ним уже следовало торжественное изгнание виновного из состава кадрили и из танцевальной залы.
