Собрание сочинений в десяти томах. Том 7 - Юзеф Игнаций Крашевский
Закончив, Кохан грустно поник головой и глубоко задумался.
Вержинек стоял, сжав кулаки, и слезы медленно текли по его лицу.
– Нет! Нет! – внезапно прервал он наступившее молчание. – Этого не может быть! Господь нас так не накажет… Не допустит… Король еще не так стар… У него здоровый организм, и он преодолеет болезнь!
– Мы раньше тоже так полагали! – проговорил Рава. – Только в последние дни нас охватила тревога. Болезнь страшно истощила и обессилила его…
А я Мацею не верю, хотя он продолжает уверять, что скоро наступит перелом…
– А король, сам больной как себя чувствует? Что он говорит? – спросил Вержинек, встревоженный.
Кохан, погруженный в какие-то грустные размышления, долго не отвечал. – Мне бы не хотелось лишать вас надежды, – произнес он наконец, – но король сильно изменился… Его прекрасное лицо похудело, в глазах горит лихорадочный блеск…
Щеки красные, губы засохли… Он больше дремлет и находится в забытьи, а когда просыпается, то не всегда сознает действительность. Мистер Генрих видит в этом беспокойном сне плохой признак, а Мацей говорит, что такой сон подкрепляет.
– Самый лучший врач – это Господь Бог! – воскликнул Вержинек. – В Него я верю и на Него все надежды возлагаю. А эти оба врача не достойны доверия. Если бы они что-нибудь знали, они не дали бы болезни усилиться. Наступило молчание, прерываемое вздохами, вырывавшимися из их груди. – Когда же прибудет король? – спросил Вержинек, который от волнения не мог усидеть на месте и бессознательно то поднимался, то садился обратно.
– Не знаю и ничего определенного сказать не могу, – ответил Рава. –Его несут очень медленно, приходится часто останавливаться, чтобы дать ему отдохнуть. Кто может знать, что еще может случиться в дороге?.. Знаю только, что и больной, и врач, оба торопятся поскорее прибыть в Краков. Но высокая температура не позволяет двигаться быстро, и…
В этот момент внезапно раскрылась дверь, и молодой юноша с красивым и нежным лицом вбежал в комнату. Не поздоровавшись даже с Вержинеком, он подбежал прямо к Раве и голосом, задыхающимся от волнения и быстрой ходьбы, проговорил:
– Что с королем? Ради Бога, скажите, что случилось? Мы слышали, что с ним произошло несчастье на охоте, но что все это прошло! Почему же вы его оставили? Почему он сам не возвратился?
Кохан ничего не ответил.
– Скажи же, может быть, я к нему поеду! – воскликнул юноша. – Может быть, он где-нибудь заболел? Ему не хуже? Говори же!
Он напрасно ждал ответа Кохана, который молча и упорно смотрел в пол. Вержинек подошел к юноше и, ласково взяв его за руку, проговорил:
– Королю не лучше! Его несут сюда в носилках из Оськи… Рана не зажила… У него сильный жар… Ему очень плохо, но нужно надеяться на Бога…
Юноша заломил руки.
– Вам незачем ехать к нему, потому что вы ему ничем не поможете! –проговорил Кохан. – Его, вероятно, скоро принесут в Краков… С ним плохо…
– А врачи?
Кохан пожал плечами и ничего не ответил.
Юноша опустился на скамью и, поникнув головой, задумался. Лицо его за эти несколько минут вытянулось, и он тихо прошептал:
– Что со мной станется в случае, Боже сохрани, несчастья?
– С вами? – подхватил Вержинек. – Скажите, со всеми нами и с королевством… Это несчастье не только для вас одного… С его смертью все лишаться отца…
Не успел Вержинек проговорить эти слова, как в сенях послышались громкие голоса и быстрые шаги. Слышно было, как добивались и требовали быть впущенными, а сторож не позволял войти. Голоса доносились все громче и громче.
Известие о болезни короля, о приезде Кохана быстро распространилось по столице. Все устремились к Вержинеку, чтобы узнать о здоровье короля, и вокруг дома собралась большая толпа.
Ксендз Сухвильк, которого привратник не мог не пропустить, вошел в дом, и вслед за ним туда ворвалось несколько мещан и придворных слуг.
На пороге раздался крик:
– Король! Король!
Кохан встало, увидев ксендза Яна, приближающегося к нему с озабоченным лицом. Все окружили Кохана, и наступила тишина, так как все желали узнать подробности. Многие уже и раньше слышали о болезни короля, но некоторые не верили, другие не придавали этим слухам значения, считая их преувеличенными, не допуская, что ушибы при падении с лошади могли быть опасными для такого сильного и выносливого организма, как у Казимира.
Ради ксендза Сухвилька Кохан должен был повторить рассказ со всеми подробностями.
Все слушали с напряженным вниманием, и несколько раз восклицания и тихий плач смешивались с его рассказом. Будущее без этого короля, неуверенность в судьбе Польши, которой будет управлять чужеземец-монарх всех очень пугали… Зловещие предчувствия овладели всеми, и рассказ Кохана вовсе их не успокоил.
– Я – не врач, – проговорил ксендз Сухвильк, – но мне кажется, что не следовало позволить лечить больного двум врачам, которые не могут придти к соглашению друг с другом. Я знаю мистера Генриха, как человека серьезного, ученого, а Мацея, как добряка, увлекающегося… Почему не слушались Генриха?
Кохан ничего не ответил.
В этот момент юноша, сидевший в задумчивости на скамье, поднялся, подошел к Сухвильку и, поцеловав его руку, тихо проговорил:
– Отец мой, не забудьте о нас…
Это был Ян Багута, сын от Рокичаны, лицом, а отчасти и темпераментом, похожий на короля. Наследство, полученное им от матери, он успел уже растратить, и Казимир не особенно его любил.
Ксендз Сухвильк довольно холодно ему ответил:
– Мне кажется, что с королем еще не так плохо, чтобы потерять всю надежду.
– Сохрани Боже! – раздались голоса присутствующих.
– Лишь бы он добрался до Кракова, – проговорил один из них, – здесь ведь столько хороших врачей.
– Нужно слушаться мистера Генриха, – произнес Сухвильк, – он учился в школе, из которой вышли знаменитые доктора.
Некоторые задавали еще разные вопросы Кохану, но он неохотно отвечал и, взяв шапку со стола, попрощался с хозяином и вышел вслед за Сухвильком. Понемногу начали расходиться и остальные, и вскоре Вержинек остался один. Хотя уже был поздний час, однако он и не думал об отдыхе.
В Кракове с нетерпением ожидали прибытия короля. Ежедневно приезжали послы, которых задерживали на улицах и расспрашивали о больном монархе. К сожалению,
