Пройти по Краю Мира - Эми Тан
— Она могла сломать руку, — говорила медсестра Лу Лин. — И возможно, пострадали нервные окончания. Отек очень большой, но она не жалуется на боль.
— Она хорошая, никогда не жалуется.
— Вы должны показать ее врачу. Вы меня понимаете? Идите к врачу.
— Хорошо, хорошо. Идти к врачу.
Когда Лу Лин вывела дочь в коридор, учительница сказала:
— Смотрите, какая она молодец, даже не плачет!
Две самые крутые одноклассницы одарили Рут восхищенными улыбками и даже помахали ей. Тереза тоже была там, и Рут быстро и втайне ото всех улыбнулась подруге.
В машине по дороге к врачу, Рут обратила внимание на то, как непривычно молчалива мать. Она не отрываясь смотрела на Рут, которая ожидала резких слов отповеди: «Я же сказала, что горка опасна! Почему ты меня не послушала? Ты могла расколоть себе голову, как арбуз! А теперь мне придется много работать, чтобы заплатить за все это».
Рут ждала, но мать лишь время от времени спрашивала, было ли ей больно. И всякий раз Рут качала головой.
Когда доктор осматривал руку Рут, Лу Лин со свистом втягивала в себя воздух и стонала:
— Ай-ай! Осторожно! Осторожно! Осторожно! Ей очень больно.
После того как гипс был наложен, Лу Лин с гордостью провозгласила:
— Учитель, дети, все впечатлиться! Лути не плакать, не жаловаться, ничего! Очень спокойно!
К тому времени, как они приехали домой, восторг уже выветрился, а пульсирующая боль в голове и руке осталась. Рут старалась не плакать. Лу Лин усадила ее в свое виниловое кресло, устроив как можно удобнее.
— Хочешь, я приготовлю тебе рисовую кашу? Надо кушать. Это поможет тебе поправиться. А как насчет острой репы? Хочешь немножко прямо сейчас, пока я готовлю?
Чем меньше Рут говорила, тем больше мать пыталась угадать, что же именно она может хотеть. Лежа в кресле, Рут слышала, как Лу Лин разговаривала по телефону с тетушкой Гал:
— Она чуть не погибла! Напугала меня до смерти. Правда! Я не преувеличиваю. Она чуть не была выдернута из этой жизни и едва не отправилась к желтым родникам… Я едва не раскрошила собственные зубы, глядя, как она мучается от боли. Нет, ни единой слезинки. Должно быть, она унаследовала силу своей бабушки. Ну, она ест теперь, совсем понемногу. Говорить не может. Сначала я подумала, что она откусила язык, но теперь думаю, что это от испуга. Собираетесь навестить? Хорошо, хорошо, только скажи своим детям, чтобы были осторожны. Я не хочу, чтобы у нее рука отвалилась.
И они пришли с дарами. Тетушка Гал принесла флакон туалетной воды. Дядюшка Эдмунд подарил Рут новую зубную щетку с крышечкой. Ее кузены вручили ей раскраски, цветные мелки и плюшевую собаку. Лу Лин подвинула телевизор ближе к креслу, потому что Рут плохо видела без очков.
— Было больно? — спросила ее младшая кузина Салли.
Рут пожала плечами, хотя рука все еще болела.
— Эх, вот бы у меня был гипс… — сказал Билли. Он был одного возраста с Рут. — Пап, а можно мне тоже такой?
— Не говори таких плохих вещей, беду накличешь! — предупредила его тетушка Гал.
Когда Билли попытался переключить телевизор, дядюшка Эдмунд жестко велел ему вернуть тот канал, который смотрела Рут. До этого она ни разу не слышала, чтобы дядюшка был строг со своими детьми, а Билли так вообще был избалованным сорванцом.
— А почему ты не разговариваешь? — спросила Салли. — Ты что, рот тоже сломала?
— Ага, — вторил Билли. — У тебя что, из-за падения мозги отшибло, или что-то в этом роде?
— Билли, прекрати дразниться, — сказала тетушка Гал. — Она отдыхает. Ей слишком больно, чтобы разговаривать.
Рут задумалась, правда ли это. Может, ей стоит просто издать какой-нибудь звук, тихий, чтобы никто не услышал. С другой стороны, если у нее получится, вдруг все хорошее, что сейчас происходит, исчезнет? Они тогда решат, что с ней все в порядке, и всё вернется на круги своя. Мать снова начнет ее ругать, и за то, что она была так беспечна, и за то, что ослушалась.
Два дня после падения Рут была беспомощна, и матери приходилось кормить, одевать и мыть ее. Лу Лин просила:
— Открой рот. Съешь еще немного. Положи руку сюда. Держи голову ровно, пока я тебя причесываю.
Это оказалось так приятно: почувствовать себя снова маленьким ребенком, любимым и невинным!
Вернувшись в школу, Рут увидела длинную ленту из крафтовой бумаги, висевшую через весь класс. На ней было написано: «С возвращением, Рут!» Мисс Зондегард, учительница, объявила, что все ученики класса, мальчики и девочки, принимали участие в создании этого плаката. А потом она стала аплодировать стойкости и смелости Рут, и к ней присоединились дети. Рут смущенно улыбалась. Ее сердце готово было взорваться. Никогда в жизни она не была так горда и счастлива. Она жалела только о том, что не сломала руку гораздо раньше.
Во время ланча девочки соревновались, чтобы показать ей свои воображаемые сокровища и побыть ее фрейлинами. Ее пригласили в «тайный замок» — обложенный камушками угол между песочницей и деревом. Только самые лучшие девочки могли быть в нем принцессами. В тот день принцессы по очереди рисовали на гипсе Рут. Одна из них радостно спросила:
— А рука все еще болит?
Рут кивнула, и тогда другая девочка громко прошептала:
— Давайте принесем ей волшебные зелья.
И принцессы бросились на поиски крышек от бутылок, осколков стекла и листьев клевера.
В конце дня мама пришла за Рут в класс. Мисс Зондегард отвела ее в сторону, и Рут пришлось сделать вид, что она не слушает их разговор.
— Мне кажется, она немного устала, что нормально для первого дня после болезни. Но я беспокоюсь из-за ее молчания. За весь день она не произнесла ни единого слова, даже не ойкнула.
— Она никогда не жаловаться, — согласилась Лу Лин.
— Возможно, это и не проблема, но за ней надо понаблюдать, на тот случай, если это продолжится и дальше.
— Не проблема, — заверила ее Лу Лин. — Она не проблема.
— Вы должны поощрять ее речь, миссис Янг. Я не хочу, чтобы это превратилось в проблему.
— Не проблема, — повторила мать.
— Заставьте ее сказать «гамбургер», перед тем как дадите его ей съесть. Пусть она скажет «печенье», перед тем как его получит.
В тот вечер Лу Лин восприняла совет учительницы в самом буквальном смысле. Она приготовила гамбургер, чего никогда не делала раньше. Лу Лин не готовила и не ела говядину ни в каком виде. Она ей была отвратительна, напоминала об истерзанной плоти. Но сейчас, ради дочери,
