После бури - Фредрик Бакман
Маттео провел ночь как вор, в дрожащем свете свечей. Голоса наверху стихли, а может, их заглушил грохот бури, когда мальчик нашел шкаф, в котором хранилось ружье.
Открыть его не удалось. По крайней мере, той ночью.
16
Насилие
За окном была ночь, Петер снова оставил свои отпечатки на рамочках с фотографиями. Жизнь проходит с бешеной быстротой, ему ли не знать, хоккеисту со стажем. Главное правило, которому учит хоккей начинающих игроков, – бей по шайбе при первой возможности, потому что в следующую секунду случится много всего другого и шанс забить гол испарится. Будь оппортунистом.
На полке в гостиной лежали барабанные палочки. Почему он их туда положил, Петер не помнил, но точно знал, когда это было: в тот день Мая уехала в столичный город и они в последний раз играли вместе. Барабанщик из Петера, к сожалению, был так себе, пару лет ему удавалось пускать Мае пыль в глаза, но вскоре она научилась играть на гитаре так хорошо, что Петеру приходилось выбиваться из сил. Такова участь родителей: сначала мы водим детей в кружки ради них, потом они ходят туда ради нас. В конце концов мы понимаем, что просто хотим участвовать в их жизни как можно больше и как можно дольше. Петер взял барабанные палочки: Мая ненавидела хоккей, и ему отчаянно хотелось, чтобы хоть музыка сблизила его с дочерью. Но Мая выросла, и музыка забрала ее целиком.
Получается, все это он делал ради себя, даже когда считал, что старается ради нее. Страшное открытие для взрослого мужчины!
Он так гордился собой, когда ушел с должности спортивного директора и начал работать у Миры. В течение многих лет он возвращался домой так поздно, что все уже спали, и теперь был по-настоящему счастлив, когда Мира задерживалась на работе допоздна и чувствовала себя виноватой. Петер приходил домой первым, забирал Лео из школы и отвозил его на кружки, а перед тем как лечь спать, оставлял на кухонном столе записку: «Дорогая, ужин в холодильнике». Он ездил через всю страну к Мае, когда она поселилась в общежитии музыкальной школы, чтобы помочь ей повесить полки. Получилось кривовато, но он это сделал. Он, а не Мира, и ему было очень приятно, когда дочь прошептала: «Спасибо, папа, что бы я без тебя делала!»
Когда Петер навестил ее в следующий раз, полки висели ровно. Мая купила дрель и сама все исправила. Разумеется, она ничего ему не сказала, потому что не хотела обидеть, а он лишь покашлял, чтобы голос перестал дрожать, и сделал вид, будто ничего не заметил. Дети никогда не предупреждают нас, что планируют вырасти, и в один прекрасный день становятся слишком взрослыми, чтобы держать нас за руку, – хорошо, что мы не знаем, какой из этих дней окажется последним, иначе никогда бы не отпустили их руки. Пока они маленькие, ты сходишь с ума от того, что они кричат «Папа!», стоит выйти из комнаты, ты даже не отдаешь себе отчета, что при этом всякий раз чувствуешь себя нужным. Когда они вырастают, от этого трудно отвыкнуть.
Петер пожертвовал хоккеем, чтобы стать хорошим отцом, но теперь его детям папа больше не нужен. Теперь Петер не нужен никому. Оставив хоккей, он понял, что ни в чем другом не достигнет такой высоты, и это было ужасно. Он отдал ему всю жизнь и стал одним из лучших в мире. Он отыграл четыре чемпионата НХЛ и на пятом повредил ногу, врачи сказали, что он больше никогда не сможет выйти на лед, – с таким же успехом они могли удалить ему легкие: долгие годы после этого он не мог дышать. Но все же он побывал там. Из миллиона юниоров во всем мире выбрали его, он играл среди лучших. Многим ли удается достичь подобного хоть в какой-то области?
Потом он вернулся домой и стал спортивным директором своего родного клуба, выстроил заново целую школу, воспринимал успехи молодых хоккеистов как свои собственные. А теперь ему никто не звонит, его мнение никого не интересует. Только хоккей и дети могут объяснить, как ты в кратчайшие сроки дошел до такой жизни.
И что он скажет психологу? Что он лишился эмоций, даже разочарования, ведь у Миры в офисе никто не орет, ни от радости, ни от горя? Что теперь каждый день похож на предыдущий, работа – это лишь работа? Хоккей был его страстью, а жизнь без страсти – как зал ожидания без дверей. Никто не выкрикнет твое имя. Ты ждешь непонятно чего.
Он отдал игре всю жизнь, это явилось ошибкой, и, чтобы это понять, психолог не нужен. Он смотрел не в ту сторону. Зачем-то считал успехи детей своими. Когда он уволился и оставил хоккей, было уже слишком поздно – Мая и Лео справились без него. Детство проходит слишком быстро: если видишь шанс ударить по шайбе и не бьешь, случается столько всего, и через мгновение он упущен.
Однажды в горький час Петер сказал: «А мы-то чего хотим? Что нам дает спорт? Мы тратим на него всю свою жизнь, и на что мы можем надеяться в лучшем случае? Пара мгновений… пара побед, пара секунд, когда мы почувствуем себя чуть больше, чем мы есть?» В ответ он услышал: «А что такое, по-твоему, жизнь, Петер, как не мгновение, черт побери?» – отвечала ему Рамона, потому что делился Петер своими раздумьями именно с ней. От старухи не дождешься ни скидки, ни поблажки.
Иногда Петер, как и его отец, заезжал в бар по дороге с работы, вот только никогда не напивался. «Да, так и бывает с сыновьями, чьи отцы слишком ударяли по виски: ребята либо глушат не просыхая, либо вообще не пьют», – фыркала Рамона, наливая ему в пивную кружку пережженный кофе. Как-то раз Рамона, выпив двойной завтрак, настолько запуталась в своих чувствах, что буркнула: «Так бывает с сыновьями плохих отцов: вы становитесь либо плохими, либо чертовски
