Ты здесь живёшь? - Ульвар Тормоудссон
— Это в тебе говорит почтовый служащий. — Вальгердюр появилась в дверях со стареньким подносом, на котором размещались чашка с вложенным в нее письмом, кофейник с горячей водой, банка растворимого кофе, рюмки и заиндевевшая бутылка водки. — Я вообще безнравственная женщина.
— Придется, старушка, взяться за тебя как следует, — заметил он, пробегая письмо. — Нам дадут отдельный дом! — воскликнул он.
— Не кричи так, — сказала Вальгердюр и села рядом. — Дом деревянный, — добавила она, наполняя рюмки.
— Это хуже? — спросил он и сложил письмо.
— Лучше. Стены дышат. Твое здоровье!
— Твое здоровье. — Он выпил. — Приятная. Холодная, крепкая и приятная.
— И в голову ударяет. Вторую?
— Да. А что нам делать со всеми этими комнатами?
— Какими комнатами?
— Ну, в новом доме. Пять комнат. А нас только трое.
— Жуткая проблема, — улыбнулась она. — Решай ее сам. А я пока выпью… Мне уже захотелось переехать, — помолчав, снова заговорила она. — Когда я сегодня вернулась домой и на коврике перед дверью увидела письмо, я едва не задохнулась от волнения. Посмотри, как я открыла конверт. Весь разодран. Посмотри!
— В сегодняшней «Могги» напечатали рецензию, — вдруг сообщил он, не слушая жену.
— Рецензию?
— На книгу.
— Ну и какая она? — взволнованно спросила Вальгердюр.
— Плохая.
— Как это?
— Стиль, мол, плохой. Текст сырой, корявый. Образы не убеждают, хотя за ними легко угадываются реальные лица. Недопустимо так изображать живых людей.
— Н-да, — протянула Вальгердюр. — А чего ты, собственно говоря, ожидал?
— Не знаю, — задумчиво ответил он. — Я написал аллегорию… Они же ее не поняли.
— Я в ней кое-кого узнаю.
— Так и было задумано. Но я вовсе не стремился, чтобы какой-нибудь тип из «Могги» понял роман так, будто действующие в нем лица — это госпожа такая-то и господин такой-то, живущие в некоем захолустном городишке на востоке нашей страны.
— Ты устал.
— Да, пожалуй.
Некоторое время они молча пили кофе, изредка делая глоточек водки.
Затем она встала, притянула его к себе, тряхнула рыжими волосами, отчего ее белое лицо показалось еще белее, и в ее зеленых глазах блеснул огонь.
— Забудь про это, и я буду очень нежна с тобой. Иди ко мне!
III
Угол на кухне. Стол покрыт скатертью в красную и белую клетку. Три прибора. На блюде квашеный скат. В соуснике растопленный жир. В тарелке исландская картошка. В миске молочный суп. В сахарнице желтый сахар. В кувшине вода. Три человека обедают. Один из них налегает на еду особенно энергично.
— Хороший скат, — обращается Сигюрдюр Сигюрдарсон к жене, обсасывая жаберный хрящ. — А лед в воду не забыла положить? Да, кстати, — продолжает он и вытирает пальцы о носок. — Вчера я купил новый исландский роман.
— Не бог весть какое событие, — говорит жена-служанка, всыпая кубики льда в графин. — Тебе налить?
— Угу. — Сигюрдюр протягивает стакан. — Как сказать — событие или нет. Говорят, что в нем мы, здешние, описаны.
— А тебе, йомфру Бьяднхейдюр, положить льда в стакан? — Служанка делает на слове «йомфру» особое ударение.
— Да, спасибо, — отвечает девица, и ее лицо покрывается красными пятнами.
— Книга о нас, жителях Города, — повторяет Сигюрдюр и набрасывается на новую порцию рыбы, картошки и жира.
— Кому бы это могло прийти в голову написать о нас книгу? — удивляется хозяйка. — Здесь никто ничего не пишет.
— Автор нездешний, — произносит Сигюрдюр с набитым ртом.
— Тогда понятно. Дать тебе тарелку под кости?
— Это не кости, а хрящи. — Сигюрдюр ожесточенно обсасывает хрящик. — Автор — молодой человек из Рейкьявика. Переедет сюда после Нового года.
— Ясно. Так дать тебе, милый, тарелку?
— Нет. Я взял его на работу в библиотеку.
— Кого, милый? — спрашивает жена, снимая мундир с картошки.
— Автора. Его зовут Пьетюр Каурасон. Он приступит со второго января, — сообщает Сигюрдюр и аккуратно выплевывает обсосанные хрящи на край тарелки.
— Понятно, милый, — отвечает хозяйка, отделяя хрящи. — А кто он такой, этот… этот…
— Пьетюр, — подсказывает Сигюрдюр и делает глоток воды со льдом. — Этого я не знаю. Но, говорят, жена его — племянница Йоуи На Деревяшках, дочь Йоуна, погибшего несколько лет назад. Так мне вчера сказали.
— Ясно, — говорит хозяйка, отправляя в рот кусок рыбы. — Хочешь еще ската, милый?
— Тебя, жена, эта книжка, похоже, не заинтересовала, — замечает Сигюрдюр, проводит по губам тыльной стороной правой руки, а затем вытирает ее о носок.
— Я теперь мало читаю, а уж нынешнюю молодежь и подавно. Еще ската, милый?
— Но роман-то про нас. Нет, больше не хочу, — отвечает Сигюрдюр и рыгает. — Про меня и многих других из нашего Города.
— Ну а супа-то ты, конечно, хочешь, милый? — спрашивает хозяйка, явно собираясь вновь принять обличье служанки.
— Поешь сама сначала, — говорит Сигюрдюр. Супруга приостанавливает смену обличий и берется за ската.
— Ты прочитал книжку? — спрашивает девица Бьяднхейдюр. Ее круглое лицо, подпертое ладонью, застывает над пустой грязной тарелкой.
— Нет, у меня нет времени. Однако перелистал. И мне про нее рассказали. Потом прочитал рецензию в «Газете». Очень дошлый мужик, этот критик из «Газеты», так что, скорее всего, рецензия справедливая.
— Представляю себе, — произносит служанка, встает и убирает со стола грязные тарелки.
— Мне, правда, говорили, что люди в романе без имен. Или не свои настоящие носят, во всяком случае, не все.
— И неудивительно, — замечает служанка, раздавая глубокие тарелки. — Как же он мог бы угадать наши имена?
— Есть немало способов. — Сигюрдюр подставляет тарелку под половник служанки.
— Наверное. Еще добавить?
— Гм, — хмыкает глава семьи. — Там немало вранья.
— Вранья? — переспрашивает служанка. — Еще?
— Нет. Вранья, да, я так сказал. К примеру, утверждается, будто герой, который вроде бы с меня списан…
— Добавить, йомфру Бьяднхейдюр?
— Нет, спасибо.
— …напившись, дерется. Это я-то дерусь! В жизни не слыхал такой чуши!
— Ты не всегда помнишь, что делаешь, когда выпьешь, милый мой, — говорит супруга и берет желтый сахар. — Йомфру Бьяднхейдюр, молока?
— Спасибо. — Девица отводит взгляд.
— Помню там или не помню. Все равно это вранье, как и то, что там насчет йомфру Бьяднхейдюр понаписано!
— А что же, интересно? — спрашивает хозяйка дома и с ложечкой у рта косится на девицу, залившуюся краской.
— Да уж написано кое-что, — отвечает Сигюрдюр, с шумом всасывая суп. — А кровяной колбаски у нас нет?
— К сожалению, милый. Кончилась.
— Ладно. — Сигюрдюр продолжает шумно хлебать.
— Есть ливерная. Хочешь?
— Нет. Там и про тебя говорится, — продолжает он и смотрит на жену. — И, надо сказать, написано все как есть. Вот такие дела. Хочу вас предупредить: на следующей неделе эта книжка попадет к здешней публике.
— Понятно, — равнодушно отвечает хозяйка. — Мне хотелось бы, милый, полистать ее. Где она у тебя?
— На работе. — Сигюрдюр стучит ложкой по
