Архат - Александр Александрович Носов
– Получается, что Бог тиран, который говорит: «хочешь, чтобы все было хорошо будь мне предан, либо будешь мучиться до конца жизни и после».
– Нет. Тирания не терпит свободы, а в его воле было подарить нам свободу выбора. Неужели ты думаешь, что когда Творец давал запрет первым людям о вкушении плода добра и зла, то не мог огородить дерево забором, сделав его недоступным для них? Он не сделал этого. И каждый человек волен сам выбирать, с кем ему быть и как ему поступать.
В твоей воле прыгнуть с моста, в твоей же воле жить. Не нужно перекладывать ответственность за свои поступки на Бога. Топором можно нарубить дров и согреться в холодную погоду, а можно отрубить соседу голову и замерзнуть в одиночной камере, и Бог тут будет не причем. Он создал нас, но это не значит, что он должен жить за нас.
– Зачем тогда он дал свободу, если столько проблем из-за этого?
– Жизнь без свободы – существование в рабстве, а человек – «бездумный манекен», выполняющий заданную функцию. Сколько подвигов за всю историю совершило человечество ради желания быть свободным? Человек всегда будет стремиться к ней, свобода заложена в природной сущности души. Проблема не в том, что Творец даровал ее, а в том, что людям еще предстоит учиться пользоваться свободой. Если человек не научился этому, то всегда найдется тот, кто захочет распоряжаться ею за него. Вступает в действие природный закон самосохранения и человек подсознательно сам ищет себе хозяина, поскольку бесконтрольная свобода уничтожает, – внушительно проговорил старик.
– И как же научиться пользоваться ею? – спросил Лука с долей иронии в голосе.
– Истинная свобода в Творце. Но люди противятся его воле, думая, что преданность Творцу ограничивает радостей жизни, лишает свободы и делает рабом. При этом они не разумеют, что быть рабом Божьим и быть рабом у людей далеко не одно и то же. И уж куда страшнее находиться в рабстве у своих страстей. Человек же, склонивший колени перед Творцом, больше не сможет склонить их не перед кем: ни перед царем, ни перед грехом, ни перед идолом и в этом его свобода. Его не сможет удержать в рабстве ни одна система, как бы вычурно она не была продумана.
– Мой лучший друг ни перед кем не стоял на коленях, при этом был атеистом и не выглядел несчастным. Наоборот думаю, многие завидовали ему. Он искренне верил в атеизм.
– Был?
– Он умер.
– Как ты думаешь, мирным ли было его сердце в последнюю минуту, и как помогла ему его вера?
– Я не знаю.
– Ты представляешь, как страшно умирать людям с подобной верой и сколько у них прочих страхов? Всю жизнь они старательно прячут их от окружающих, интуитивно чувствуя, что что-то не так. Сверлящий душу шепот глушится криками о том, что Бога нет. Все их попытки убедить окружающих в разумности быть атеистом говорят о том, что не их они хотят убедить, а в первую очередь себя. Если кто-то примет их доводы, то атеисты на миг утешатся, получив подтверждение верности своей «концепции» в другом человеке. Они просят у человека, к которому бросаются с насмешками и доказательствами своего рода разрешение на атеизм.
Большинство из них просто обижены и называют себя атеистами из-за того, что когда-то пытались заключить сделку с Богом, выдвигая свои условия и не получив ответа озлобились на него. «Давай я буду в тебя верить – говорят они – а ты не заберешь моих родных или избавишь мое тело от болезней, тогда я буду в тебя верить и даже схожу в церковь и помолюсь тебе».
– А как же ученые?!
– Что с учеными? – спросил, улыбаясь, старик.
– Они приводят доказательства, что человек произошел от обезьяны, следовательно, Бога нет.
– Ученые безрезультатно пытаются постичь творца умом, тогда как к Богу приходят сердцем. Понимание творца открывается через чувство, а их преисполненный гордостью ум подавляет веру в сердце.
Таким людям сложно поверить в Творца из-за довлеющего багажа грехов. Ведь они понимают, что если примут Бога, тогда придется им принять его волю и жить по совести, искореняя свои пороки, а это огромный труд. Не каждому хватает смелости и сил выполнить его до конца.
Ученые, о которых ты говоришь, не хотят брать на себя такую ответственность. Им проще найти тысячи аргументов, что Бога нет, искренне уверовав в то, что они являются правнуками обезьян. Не обращая никакого внимания на то, что за две тысячи лет ни одна из обезьян так и не стала человеком, даже не заговорила. Зато есть великое множество людей, из-за пороков, опустившихся до уровня обезьян, – заключил старик убедительным тоном и Лука почувствовал, как проникается доверием к нему.
Голова закружилась, и Лука пошатнулся, словно от удара.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался старик с обеспокоенным выражением лица.
– Я не знаю… Мне плохо. Я запутался… Не знаю что делать, куда идти. Все совсем не так как должно быть! Я не знаю для чего жить. Все кажется таким пустым и глупым, – говорил он рассеяно, глядя в пространство.
– Я смогу тебе помочь, если ты захочешь принять мою помощь.
– Я приму, – решительно кивнул головой Лука.
– Тогда пойдем, остановишься у меня и восстановишь силы.
– А где Ваш дом? – поинтересовался Лука, закидывая на плечо рюкзак.
– За городом. Несколько часов ходьбы.
Они спустились с моста. Лука с трудом поспевал за своим спутником. Стари шел, не уставая и не замедляя темпа. Движения его были свободны, а тело дышало здоровьем.
По дороге страдания Луки, как будто потоком прорвали плотину стеснения и выплеснулись на старика. Он рассказал ему, ничего не утаивая обо всем, что мучило его последние несколько недель: о скандалах с матерью, о смерти друзей, о предательстве Киры и о невыносимом одиночестве. Изливая свои переживания незнакомцу, с каждым шагом Лука ощущал долгожданное облегчение, словно летающий шар, устремлявшийся вглубь неба, с которого сбросили весь лишний груз.
Старик внимательно слушал его откровения, вникая в каждое слово, не перебивая своего попутчика и лишь время от времени сострадательно поглядывал на него. Внимательный слушатель оказался для Луки глотком свежего воздуха. Рассказанное заставило еще раз оживить в памяти все последние события и глаза его стали влажными.
– Извините, – сказал он, сконфузившись утирая слезы.
– Не извиняйся. Слезы снимают груз лишений с наших душ, – отозвался добрый голос старика. – Мы уже почти пришли.
Все время Лука говорил, не обращая внимания на дорогу, и не заметил, как городской асфальт под ногами сменился лесной тропинкой, воздух стал свежим, а шум автомобилей заменило игривое чириканье птиц.
II
Лес находился в десяти километрах за чертой города. Машины в той местности не ездили из-за отсутствия дорог. Старик хорошо ориентировался, сворачивая по извилистым тропинкам леса.
Когда они вышли на живописную лесную поляну, где одиноко стояла небольшая хижина, небо освятил багровый закат, покрывая верхушки высоких елей и зрелых сосен.
По спине Луки пробежал холод. Девственность природы во всей ее красе поражала его. Густая зеленая трава, небо, высокие деревья, пение птиц, чистый, прохладный воздух наполнявший силой и свежестью все сплеталось в одном приятно завораживающем пейзаже. Колодец рядом с хижиной, аккуратно посаженные цветы и ветви яблонь, свисающие до земли, гармонично вписывались в общую картину природы и были ее неотъемлемой частью.
– У Вас тут целое хозяйство, – сказал Лука, приметив за хижиной грядки.
– Человек должен уметь сам прокормить себя, не попадая в зависимость от системы. Поэтому я добываю пропитание трудом своих рук.
– И долго уже Вы здесь живете? – спросил Лука, оглядываясь по сторонам.
– Двадцать лет.
– А друзья и родные?
– Я лишен этого.
– Почему?
– Я родился в иудейской семье и с детских лет ортодоксальные родители приучали меня к своей религии, но в ее рамках я не видел Бога, его заменял механический ритуал.
После одного печального события
