Дамская визжаль - Михаил Борисович Бару
только долгие праздники. Точно едешь и едешь под перестук рюмок бесконечными равнинами застывшего холодца по разводам хрена и горчицы, а на горизонте холмится оливье. То выскочит вдруг из-за поворота на тебя жареная утка, а то оскалит мерзкую рожу селедка в кольцах репчатого лука. Заклубится вдали укропный пар отварной картошки, прошмыгнет надкусанный соленый огурец в придорожных зарослях квашеной капусты, и вновь холодец, холодец, холодец…
Турист детский
Круизные теплоходы у Северного речного вокзала готовятся впасть в зимнюю спячку. Они, конечно, еще не совсем заснули, но уже протяжно зевают и выкашливают остатки клочковатого дыма из осипших за лето труб. Еще ходит по многочисленным закоулкам команда, еще прибирает палубы и выметает из пустых кают пустые бутылки, окурки, позеленевшие сухарики к пиву и не пригодившиеся презервативы; еще старпом шевелит усами и хватается за нагрудный карман с документами, протискиваясь вдоль правого борта официантки в кают-компании; еще по судовой радиосети Киркоров поет знойным голосом, но уже оплетаются углы паутиной, уже наполняются трюмы сырым, заплесневелым воздухом, уже сотни и тысячи мух, медленно жужжа, укладываются спать во всех щелях, полутемных каптерках и кучках промасленной ветоши. Месяц или полтора пройдет — и на судне наступит мертвая тишина. Только в машинном отделении будет тихонько ворочаться кривошипно-шатунный механизм, блестя малыми и большими берцовыми цилиндрами, коленными и локтевыми муфтами и полумуфтами. Ближе к началу зимы начнут горничные разносить по каютам и класть под матрасы личинки туристов, купленные оптом у туроператоров. Зимой личинки ухода почти не требуют — только поддерживай температуру не ниже нулевой, и все. Ближе к весне, когда они превращаются в куколок, их выкладывают поверх матрасов, и они начинают ползать вдоль матрасных полосок. Вот тогда их понемногу начинают приучать к будущей жизни — заводят по радио песни Распутиной или Шуфутинского, окуривают сигаретным дымом, ставят на приоконные столики стаканы с прокисшим пивом. В марте и апреле их уже прикармливают недельными крутыми яйцами, пригорелой овсяной кашей, майонезом и рыбным салатом из консервов «лосось в собственном соку». К началу навигации здоровый, без отклонений и задержек в развитии, мужской турист умеет бегать в мешках, играть в подкидного дурака, выпивать до пяти литров пива или литр водки, в состоянии рассказать от пяти до десяти анекдотов после выпитого, ущипнуть по ошибке официантку и пригласить одинокую замужнюю женщину из соседней каюты к себе, чтобы посмотреть набор открыток с достопримечательностями Касимова или Углича. Турист женский умеет хохотать без перерыва три часа, а если со взвизгами, то два, не пьянеть, пока не добьется желаемого, томно щуриться сквозь дым тонких сигарет с ментолом и оставлять следы губной помады даже на поверхности воды. Турист детский умеет бегать по всем палубам корабля в режиме броуновского движения пять часов без подзарядки, скатываться кубарем по лестницам, перевешиваться через перила, теряться на стоянках, купаться до посинения, пить случайно оставленное пиво, реветь белугой, потреблять чипсы и мороженое в промышленных количествах… но все это будет потом, когда откроется новая навигация. Пока теплоходы готовятся впасть в зимнюю спячку и протяжно зева-а-ают…
В переходе на «Третьяковской»
стоит необъятная баба с картонкой «Подайте на билет». Недели три, а то и четыре стоит. Ей подают, наверное. Иначе б не стояла. Я так думаю, что она собирает на билет Москва — Сатурн. Отстала от зонда Кассини-Гюйгенс. Злые люди украли в буфете космодрома скафандр и полную сумку продуктов в тюбиках. Вот она и побирается. Не возвращаться же в Кострому. Впрочем, может, я и загнул насчет Сатурна. Уж так прямо и Сатурн… Обычный круиз по Средиземному морю недели на две. Да, точно круиз. Я когда с ней поравнялся — она глаза отвернула и в сторону стала смотреть. Я-то подумал бог весть что — и ошибся! А оказывается, у нее чуть пониже спины, на стульчике, лежит журнал глянцевый с белой яхтой на картинке. Посмотрит она на нее, посмотрит… и снова побирается с неистовой силою.
Кукушка и дятел
В Музее истории железнодорожной техники московской железной дороги на Рижском вокзале все экскурсоводы — женщины. Поначалу-то брали и мужчин, но потом выяснилось, что нет ни одного, который удержался бы от соблазна в свободное от работы время покатать игрушечные паровозики в выставочном зале, полазить по настоящим, и даже попытаться разобрать некоторые узлы и агрегаты, чтобы узнать, чем, к примеру, паровоз делает «чух-чух».
Кстати, в самом начале своей эволюции паровозы не умели делать «чух-чух». Они издавали что-то вроде «чах-чах» и даже «чих-чих». Первые китайские паровозы и вовсе пыхтели «чихуа-хуа». В России, в начале второй четверти девятнадцатого века, существовало несколько паровозных диалектов. Паровозы, шедшие, к примеру, из Москвы в Нижний, акали «чах-чах», а встречные нижегородские окали «чох-чох». К сожалению, почти ни один из диалектов не сохранился. Как только большевики пришли к власти, они немедленно издали декрет «О единообразии звуков, издаваемых паровозными устройствами». Уже через два или три десятка лет историки-любители с огромным трудом разыскали в железнодорожном депо Казани старинный, еще трехколесный, паровоз, который, когда на нем развели пары, с трудом пропыхтел по-татарски «чак-чак».
Вообще говоря, паровоз отличается от электровоза, как камин от батареи парового отопления. На паровозе ты едешь сам, подбрасывая в топку уголек или дрова, пронзительно свистя свистком и высовываясь в окошко чумазым лицом, чтобы крикнуть могучим и оранжевым путевым обходчицам: «Эй, девки!..» — и тут же нырнуть обратно в кабину, чтоб их ответом не разбило голову.
Электровоз же везет тебя. Ты, конечно, нажимаешь на разные кнопки, крутишь какие-то ручки, но без всякого удовольствия. Да и сам по себе электровоз существо, со всех сторон застегнутое на все железные пуговицы. Бежит по его медным жилам электрический ток и вращает колеса. Почему вращает и как вращает — одним конструкторам известно. Даже и думать не моги, чтобы приступить к нему с огромным гаечным ключом, кувалдой и тихим, ласковым
