Макар Последович - С тобою рядом

На железную дорогу он никогда вылазок не делал. Основной своей обязанностью считал очищать населенные пункты от немецких и полицейских гарнизонов и перехватывать автомашины с грузами или с живой силой на шоссе и просёлочных дорогах. За разномастность в одежде вихоревцев прозвали артистами, а их командира - "инспектором немецких гарнизонов".

Появление немецкого гарнизона в Левках, которые считались на его территории, Микола Вихорь принял как тяжкое оскорбление, на которое надо было немедленно ответить.

- Послушайте, товарищ Вихорь, - не сдержался Корницкий, - я немного наслышан про особенные порядки вашего отряда. Откуда же у вас вдруг чуть ли не целая тысяча человек?

Микола Вихорь удивленно посмотрел сперва на Корницкого, а потом на своих командиров. И только после догадался, что некоторые важные детали, хорошо известные ему, еще неизвестны Корницкому.

- Видите, Антон Софронович, у нас есть дополнительные резервы. Это, как говорится, для шумовых эффектов. Ну, не тысяча, так триста человек: мужчины и молодежь из Кожарина и из Осова. Все это подготовлено и переподготовлено. Они занимают по указанию партизан безопасные места в Тимошковом рву. - Тут Вихорь склонился над столом и показал Корницкому этот ров на карте. - Другая группа голосистых хлопцев размещается за насыпью шоссе. Взгляните сюда. Вот тут Левки со спиртзаводом, а тут шоссе... Вы проверяли подходы к заводу со стороны шоссе, товарищ Зезюля?

- Так точно, товарищ командир. Два часа назад там было все в порядке.

- Очень хорошо. Как вы, Антон Софронович, оцениваете наш план? В атаку пойдут только сто пятьдесят человек, а кричать "ура" будет полтысячи. Вот и все.

Тут Вихорь многозначительно посмотрел на своих подначальных и потом вопросительно уставился своим беспокойным взглядом на Корницкого.

Что-то юношески озорное было в хитро прищуренных глазах Миколы Вихоря. И Корницкий тихо проговорил:

- Выкладывайте свой план до конца, товарищ Вихорь.

- А что? - будто не понимая, невинно спросил командир отряда. - Разве я не обо всем сказал?

- Для меня этого мало, - умышленно сухо промолвил Корницкий. - Вы твердо уверены в успехе вашей операции? Какие для этого у вас есть еще основания?

Микола Вихорь не выдержал. То, что он сберегал как один из заветных замыслов своего плана, приходится теперь выкладывать этому требовательному человеку. Нагнувшись к уху Корницкого, Микола Вихорь прошептал:

- Десять наших отборных хлопцев-подпольщиков только и ждут в Левках сигнала...

- Это другое дело. Значит, вы твердо решили сегодня же прогнать этих головорезов из Левков?

- Так точно, Антон Софронович. Они без памяти полетят в город.

- А почему их совсем не уничтожить? Вы дорогу оставляете открытой?

- Открытой, Антон Софронович.

Корнйцкий встал. За ним следом вскочил, загремев автоматом об стену, и Мищка.

- Позови сюда Канифеева.

Мишка кинулся выполнять приказ своего командира.

И когда здоровенный, почти что выше всех в хате, Абдулла Канифеев строго отчеканил положенные в таком случае по уставу слова, Корницкий спросил:

- Осовское кладбище знаешь?

- Знаю, товарищ командир!

- Сейчас же занимай там позицию. И чтоб ни один гитлеровец не прошел там живой. Понял? Ни в Левки, ни из Левков!

Они вышли во двор. Снег уже не налипал на лицо. Улица опустела. Величественная глухая тишина окутывала деревню, всю землю.

Зеленоватые глаза Большой Медведицы настороженно моргали из-за быстро бегущих легких облаков. Корницкий повернулся в сторону Левков, куда, скрытый темнотою, должен уйти отряд Миколы Вихоря. А пока что там было тихо так, как бывает перед большой грозой.

Корницкому не нравилось, как воюют Барсук и Вихорь. Один подстерегал оккупантов около своих землянок и никуда дальше не вылезал, другой старался, сколько у него хватало силы, отогнать врага от себя как можно дальше. Микола Вихорь прогонял гитлеровцев из одной деревни, а они занимали другую и вдобавок жестоко мстили населению за то, что оно давало приют партизанам. После той или иной удачной операции Микола Вихорь далеко отходил от места боя, укрывался в таких глухих местах, что даже натренированные разведчики Каравая не могли отыскать его следов, чтоб наладить связь, а тем временем на беззащитные деревни, которые давали пристанище Миколе Вихорю, налетали эсэсовские части. Гитлеровцы тщательно обыскивали хаты, погреба, хлевы, хватали седых стариков, женщин и детей и гнали на выгон, где были расставлены пулеметы. Другие тем временем поджигали строения. Огонь жадно въедался в сухие соломенные крыши, рвался вверх, и вскоре деревня превращалась в целое море огня. Все вокруг ярко полыхало. И тогда начиналась расправа над людьми...

Кайзеровские и белопольские войска, с которыми когда-то боролся Корницкий, искали главным образом партизан - людей, которые подняли против оккупантов оружие. Гитлеровские же оккупанты, наоборот, накидывались в первую очередь на мирное население. Каравай оставался тут с первого дня оккупации, и он подтвердил то, что Корницкий слышал еще в Москве. Никогда ранее Белоруссия не знала во время вражеского нашествия такого истязания безоружных людей, как теперь.

В Минске и Могилеве, в Витебске и Пинске, в Барановичах и Лиде, во всех городах и местечках появились виселицы, в окружающих оврагах и специально выкопанных огромных траншеях с утра до вечера гремели пулеметные, автоматные очереди, слышались пистолетные выстрелы.

В отряде Миколы Вихоря воевали и бывшие военнопленные, которые вырвались из бобруйского концлагеря. Гитлеровцы умышленно поджигали казармы, и когда обессиленные голодом и истязаниями люди начинали выскакивать в окна, их встречали пулеметным огнем. За короткий момент вокруг пылающих построек вырастали горы трупов. Тех, кто уцелел после этого зверского побоища, грузили в холодные вагоны и вывозили на Запад. Пользуясь темнотой, военнопленные на полном ходу выбрасывались из поезда под откос на твердую и чуть припорошенную снегом землю, чтоб только вырваться из неволи. Тысячи могил вдоль железнодорожного полотна обозначали путь этих эшелонов смерти.

Все кипело в груди у Корницкого, когда он слышал про зверскую расправу над людьми, когда он видел, как вздымались до самых облаков пламя и дым подожженных гитлеровцами деревень. А по железной дороге день и ночь с запада на восток шли поезда с вражескими солдатами и танками, с пушками и снарядами, спешили к Москве - к сердцу нашей Родины.

Поэтому Корницкий и предложил Миколе Вихорю не просто разбить и прогнать вражеский гарнизон из Левков, а уничтожить его. Никакой пощады врагам! Кровь за кровь! Пускай у них дыбом становятся волосы от народной мести. Пусть гитлеровцы спят и во сне видят свою могилу на нашей земле! Пусть они боятся выйти из казармы даже в уборную. Один может быть разговор с бандитами - огонь и тол! Пускай, как грозный боевой гимн, звучит в сердце призыв великого Янки Купалы:

Партизаны, партизаны,Белорусские сыны!Бейте ворогов поганых,Режьте свору окаянных,Свору черных псов войны.

Корницкий не ошибся, когда решил послать засаду на кладбище. Гитлеровцы, не выдержав стремительного налета отряда Миколы Вихоря, действительно кинулись наутек в сторону Барановичей. И ни один из них не проскочил через огненную преграду Абдуллы Канифеева. Когда затихли выстрелы и группа, которой командовал Корницкий, при неверном свете луны собрала трофеи - винтовки, автоматы и патроны, сюда примчался Микола Вихорь.

- Антон Софронович! - крикнул он встревоженно-торопливым голосом. Нам надо скорее отходить. Уже вот-вот начнет светать, а дорога еще дальняя... Пока еще мы дойдем до Кожарина, чтоб сесть на коней...

- Убитые и раненые есть? - не слушая Вихоря, спросил Корницкий.

- Убитых нет, а раненых пять человек. Их уже направили в Кожарино. Здорово мы провели операцию! Завтра эти новоевропейцы припрутся сюда с самолетами и с танками, попомните мое слово! Так что нам надо отсюда смываться в укромные места.

- А как же люди?

- Какие люди? - ничего не понял Вихорь.

- Ну, в Левках, в Кожарине. Те, что помогали вам кричать "ура" во время атаки, которые кормили и согревали вас в своих хатах. Гитлеровцы накинутся на них, как стервятники.

- А что мы можем поделать против танков и пушек? Это ж верная смерть всему отряду, если остаться в деревне! Скорей пошли, Антон Софронович!.. Только вы одни со своими людьми тут остались...

Действительно, кругом и даже в Левках господствовала тишина. Они вышли на дорогу, сгибаясь под тяжестью подобранного на поле боя оружия, и направились в Кожарино. Скоро в темноте показались огоньки. На улице послышались оживленные голоса, где-то играла гармонь. Корницкий с Вихорем снова зашли в ту хату, откуда вышли перед боем. Тут уже сидел возле стола начальник штаба Зезюля и разглядывал новенький немецкий автомат. Вокруг столпились партизаны. Лица у многих еще были возбужденные, глаза поблескивали при свете подвешенной над столом лампы.