Влас Дорошевич - По Европе
— Вряд ли сумею.
— Две недели как я не спал!
— Вы нездоровы? Что у вас?
Он взглянул на меня «страшно».
— Что у меня? У меня — Рим!
— Рим?!
Он «судорожно» схватил меня за руку:
— Мне хотелось бы разбить голову об эти камни Вы понимаете? Вы понимаете? Колизей! Капитолий! Аппиева дорога! А-а!
У него вырвался какой-то стон.
— Весь мир перевернулся на моих глазах! Минутами я смотрю на мир глазами Нерона!
— Господи, спаси и помилуй!
— Да, Нерона!
Он опять посмотрел «страшно».
— Жизнь человеческая не представляет для меня никакой цены. Я всё ниспровергаю. Море крови — для меня это только сладострастие! Огонь, — я вижу в нём только красоту. Я требую красоты! Я мечом, пытками, огнём заставляю мир быть красивым! Я мог бы сжечь Рим!
— Господи, какие ужасы!
Теперь уж он шептал «страшным» шёпотом:
— Вокруг меня скользят тени. Цезари, Мессалина, Агриппина, «мед-но-бо-ро-дый»! Отпущенники, сенаторы, весталки…
— Друг мой, уж женщины сходят с тротуара, чтобы вас обойти. Вы так махаете руками…
— А! Римлянки! — в восторге крикнул он, сделав оглядывавшимся на него с изумлением женщинам такой какой-то жест, что они расхохотались.
— Вы куда идёте? — весело обратился он ко мне. — Мне на форум! Меня ждут на форуме друзья. Идём на форум?
— Идём, пожалуй, хоть на форум.
И он пошёл такой походкой, с таким видом что каждый должен был подумать:
— А этот человек идёт на форум. У него есть там дело!
Такой походкой, с таким видом, словно он шёл предложить сенаторам немедленно разрушить Карфаген.
— Двое соотечественников, — пояснял он мне на ходу, — так, встретились дорогой. Случайно. Благоуханский один, учитель. Другой…
Пончиков сделал в высшей степени презрительное лицо:
— Вы его увидите!
И он, насколько возможно, басом добавил:
— Мы решили сегодня сойтись все на форуме.
Слова его были полны значительности.
Но «друзья» не успели дойти до форума.
Благоуханского мы догнали по дороге.
Невысокого роста господин, в сереньком триковом костюме, приподнял пуховую шляпу над жиденькими, длинными, белесоватыми волосами, поправил на носу золотые очки и тонким голосом сказал:
— Благоуханский.
— Magister! — пояснил Пончиков.
— Да-с, учитель! — подтвердил г. Благоуханский, кивнув маленькой козлиной бородкой.
Мы пошли вместе.
— А этот? — с омерзением спросил Пончиков.
— Он сейчас догонит-с.
Пончиков сделал ещё более омерзительное лицо.
— Все?
— Постоянно-с!
— Вы в первый раз в Италии? — спросил я у Благоуханского.
Он посмотрел на меня ласково и мило.
— В первый раз с лёгким сердцем переехал я через Альпы.
— И нравится?
— Приветливо встретила меня эта страна древней цивилизации. Обилие достопримечательностей…
Но нам кто-то отчаянно «цыкал» сзади.
Мы оглянулись.
С котелком на затылке, в каком-то необыкновенно цветном жилете, летел человек, лет под 40, с прыщами по всему лицу, в золотом пенсне и шнурком за ухом.
— Он! — с отвращением сказал Пончиков.
«Он», как ни быстро шёл, но оглядывался на каждую проходившую женщину, мерил её взглядом от затылка до пяток.
И говорил очень громко своё заключение.
— Дрянь!
Или:
— Ничего себе!
Или:
— Вот так чёрт!
Он крепко тиснул мою руку.
— Ситников, из Москвы.
— Замешкались? — с милой улыбочкой спросил Благоуханский.
— Обещали штукец!
И, обратившись ко мне, «Ситников из Москвы» вдруг спросил:
— Что, батенька, тоже на здешнюю рухлядь собрались посмотреть?
Но я не успел ответить.
Мы вышли из-за поворота, и Пончиков с таким «широким» жестом, словно он отдёргивал занавес со всего мира, воскликнул:
— Forum Romanum!
Г. Ситников поморщился:
— Не люблю я, признаться сказать, перед завтраком эти гадости смотреть.
Даже я изумился.
— Какие гадости?!
— Да вот форумы-то эти! Аппетит только этот форум отбивает!
— Как же может форум аппетит отбивать?!
— Ну, что хорошего? Смотреть противно. Торчат из земли какие-то почерневшие колонны ломаные. Чисто корешки гнилых зубов. Тьфу! Не понимаю, какое удовольствие.
Пончиков исказился в лице.
— Этими зубами Рим пережёвывал вселенную! — с ненавистью прошипел он.
— Пожевал, да и будет, — спокойно ответил Ситников, — а теперь бы это безобразие следовало и убрать. Что это! Посреди города, — и вдруг какой-то мусор. Ни к чему.
Пончиков задыхался от злобы.
— И это адвокат? Это адвокат! — только и нашёлся сказать он, обращаясь ко мне.
— И очень просто, что адвокат! — с тем же невозмутимым спокойствием отозвался г. Ситников. — А вот англичаночка-то не вредная!
Он подробно осмотрел остановившуюся рядом молоденькую англичанку с «Бедекером» и сказал прямо ей в глаза:
— Бабец высоких качеств!
Благоуханский в это время, размахивая «Бедекером», торговался с проводником.
— Вы видите, у нас «Бедекер»! — говорил он на каком-то невозможном французском языке, произнося «Бедекер». — Вы видите, у нас Бедекер? Вы нам не нужны! Но мы вас берём. Нас четверо. Один франк, — и никаких «pour boir». Один франк, — а всё показать! Желаете вы? Желаете на этих условиях?
— Не покажи ему чего! — усмехнулся г. Ситников. — Он каждый вечер счёт составляет, что истратил и что видел, и делит. «Венера Капитолийская», — говорит — мне в 12½ копеек обошлась, но если б я сегодня ещё пошёл в Пантеон, можно бы её и в шесть копеек вогнать.
— Господа! Гид согласен! По 25 чентезимов с человека! — подбежал Благоуханский.
— О Господи! — простонал Пончиков, проводя рукой по лбу, словно отгоняя какой-то кошмар. — Зачем вам гид? Я знаю здесь каждый камень.
— Ну, да! — спокойно, как всегда, заметил «Ситников из Москвы». — Намедни поехали Аппиеву дорогу смотреть, а попали куда-то на водосток. А вы всё ещё себе голову об эти камни хотели разбить!
Пончиков только смерил его презрительном взглядом и вздохнул.
Мы спустились на форум.
— Хорошо-с! — бежал впереди, поправляя очки, Благоуханский. — Сначала сюда-с! По порядку, по порядку-с, чтоб ничего не пропустить! Отлично-с. Это атриум Весты-с. Превосходно-с! А где ж тут должен быть дом весталок? В книжке обозначено: «дом весталок». Ах, направо-с? Превосходно. Дом весталок видели.
Он зачеркнул карандашом в книжке.
— Позвольте! Тут должно быть два дома весталок! Где же другой-то-с? Где же другой-то-с? Ах, налево тоже дом весталок? Благодарю вас. Значит всё. Оба. видели! Теперь дальше-с!
— Весталки! — в изнеможении простонал Пончиков, чуть не падая, прислоняясь к какой-то колонне.
— Ещё неизвестно, какие они из себя-то были, эти весталки! — тоном глубокого рассуждения заметил г. Ситников. — Может, такой бабец… кроме как в весталки-то и идти было не во что… Мордальон!
— Ситников!!! — в отчаяньи воскликнул Пончиков. — Вам никогда не приходила мысль о самоубийстве?
Г. Ситников отвечал спокойно и подумав:
— Нет. А что?
— Жаль.
Он отвернулся.
— Я чувствую, что тут где-то близко «священная дорога»! — в томленьи сказал он.
— Господа, торопитесь! — кричал нам и махал «Бедекером» Благоуханский, — этак мы не успеем всего видеть. «Священная дорога»!
— Я говорил! Я предсказывал! — простонал Пончиков, бросился бежать и вдруг, взбежав на огромные плиты «священной дороги», остановился в какой-то необыкновенно вдохновенной позе.
— Via Sacra!
И он взмахнул руками:
— Пустите меня разбить голову об эти камни!
— Бейте! — спокойно сказал Ситников и, потрогав огромные плиты тросточкой, заметил: — А мостовая у римлян была дрянь!
— Римляне не ездили! — с презрением огрызнулся Пончиков. — Римлян носили в носилках.
— Всё равно, хоть и в носилках, а мостить мостовую следовало добросовестно. Как вымощено?
Пончиков перестал вдруг махать руками. Он лёг на возвышение около «священной дороги».
— Благоуханский, дайте мне помечтать среди этих развалин. Благоуханский, я закрою глаза, а вы идите. Вы идите!
Благоуханский пошёл, на цыпочках перебираясь с камешка на камешек.
— Нет, — с досадой воскликнул Пончиков, — у вас не римская поступь. Ситников! у вас сапоги на двойной подошве?
— Всегда на двойной.
— Идите по «священной дороге». Это более напоминает сандалии. Идите, я буду слушать эту музыку.
И, «запрокинувшись», он заговорил «словно в бреду»:
— Это идёт Тит… Нет, Веспасиан… Воскурить в собственном храме… Его шаги… Иди, иди, Веспасиан!..
— Вот бабец! Это бабец! — закричал вдруг г. Ситников, прекращая «шествие» по «священной дороге».
Пончиков вскочил, весь багровый, весь трясущийся:
