Наталья Аринбасарова - Лунные дороги
Осталось несколько минут до выхода в зал, костюмы одеты, ноги дрожат, воздух не вдыхается. В боковой комнатке танцевального зала дежурит массажист на случай, если у кого-нибудь будут судороги, там же стоит внушительных размеров банка с разведенной валерьянкой.
О боже! Весь цвет Большого театра! Рядом с Улановой сидит ее подруга Надежда Капустина. При виде мадам Капустиной Натальино сердце сжалось, вспомнились все подробности песенной истории, ноги подкосились, подбородок безвольно повис. И вдруг Наташа вспомнила сон, на сердце стало легко. (Впрочем, Капустина совершенно забыла как об истории, так и о самой девочке.)
Проторжествовали первые аккорды, вереница девушек в розовых воздушных хитонах бесшумно вошла в зал, встали у станка. Любовь Степановна не любила Наташу, почти не замечала ее во время занятий, никогда не хвалила. У Натальи была хорошая выворотность, большой шаг, поэтому на экзамене Любовь Степановна поставила девушку на самое видное место - место у среднего станка прямо напротив приемной комиссии считается самым ответственным, все погрешности видны, как на ладошке.
Несмотря на волнение, актер всегда чувствует зал, когда Наталья вынула вперед ножку, достав почти до самого носа, физическое напряжение не помешало девушке заметить устремленные на нее глаза. Гордость придала Наташе силы, отчего ее движения стали раскованнее, увереннее, ярче.
После станка вышли на середину зала, и опять Аринбасарова прямо перед комиссией. Когда девушка застыла в арабеске на долю секунды дольше, чем звучала музыка, она почувствовала строгий взгляд Улановой, но концертмейстер, глядя на Наташу, тоже сделал легкую паузу, и Уланова чуть заметно кивнула.
Начались быстрые вариации на пальцах. И тут Наташа вспомнила печальную историю Русалочки из сказки Андерсена, каждый шаг, каждое движение причиняли Русалочке невыносимую боль, как будто она танцевала на острие ножа. Девочка видела, как глаза приемной комиссии с ужасом следят за ее ногами. Закончив танцевать, Наталья заметила, что ее розовая атласная туфелька стала багрово-кровавой. Закружилась голова. Экзамен продолжался.
Сразу после сдачи классики, ребята должны были танцевать свои дипломные номера. У Натальи был прелестный костюм - воздушная, голубая юбка, вся расшитая цветочками. Волосы заплели в две косички, уложили крендельками вокруг ушек. Крендельки тоже украсили цветами. Цветочное убранство очень шло к Наташе, и маленькая женщина забыла о своей израненной ноге. Аринбасарова и небезызвестный Дюська Накипов танцевали адажио из "Тщетной предосторожности". Наташа танцевала с большим удовольствием, лукаво кокетничая то с Дюськой, то с комиссией. Комиссия приветливо кивала, улыбалась. Ребята закончили адажио, и Любовь Степановна объявила, что вариации танцевать не надо - комиссия и так поражена Наташиным героизмом.
После экзамена ребята сидели в раздевалке. Помещение сотрясал страх ждали результатов. Наконец, пришла Любовь Степановна. Чинно встала посреди комнаты, закатила глаза. Стала рассказывать общие впечатления комиссии о классе. Рассказывала обстоятельно. "Сейчас я зачту ваши оценки" - сказала Якунина и вышла. Кто-то тихо заскулил.
Через три минуты, длившиеся целую вечность, Якунина вернулась, на носу поблескивали очки: "Абаева Галия - 4", Наташа в списке была второй. Любовь Степановна уставилась на Наталью: "Аринбасарова Наташа". Пауза. "Пять". У Наташи слезы брызнули из глаз. В классе у девочек было всего три пятерки у Натальи, Ван-Мэйки и Тани Ивановой, а Якунинской любимой ученице Гаянэ Джигарханян комиссия, к сожалению, поставила четыре.
- "Я удивлена, что комиссия так высоко тебя оценила!" - сказала Любовь Степановна Наташе.
- "А я знала, что получу пять!" - буркнула себе под нос девушка.
Ночью Наталье приснился сон, что она получила на экзамене пять, с утра она его не помнила. Экзамен был в пятницу, а, как известно, с четверга на пятницу сны сбываются. Вошедши в танцкласс, Наталья вдруг отчетливо вспомнила сон, отчего поверила в собственные силы и неизбежность своего триумфа. Да, к тому же все было отработано, отшлифовано, и танец Наташе доставлял огромную радость.
После сдачи экзаменов и защиты дипломов у ребят, как во всех советских школах, был выпускной бал. Как они его ждали, как волновались! За несколько месяцев до радостного события Наталья с Симой Владимировной начали придумывать, какое можно сделать платье. Даже в те бедные года, когда такое явление, как мода, не существовала в стране Советской, Сима Владимировна одевалась очень элегантно. Директриса договорилась в ателье со своими мастерами - Наташе сшили маленькое белое платье в стиле Chanel. Потом Сима Владимировна понесла платье в другое ателье по художественной вышивке, вышили на боку чудеснейшую серебристо-черную розу. Серафима Владимировна подарила девушке черные шелковые перчатки до локтя. Наталья упросила Гаянку продать ей черно-белые туфли на шпильках. Тогда купить туфли было очень сложно, а Гаянэ привезла их из Еревана, где шилась замечательная обувь частными сапожниками. В этом изысканнейшем туалете Наталья казалось самой себе первой красавицей королевства, она едва не опоздала на выпускной бал, заглядевшись на себя в зеркале.
Выпускной бал был торжественно-трогательный. Ребята прощались с интернатом, где провели шесть долгих лет. После бала, как все советские школьники, пошли к Кремлю встречать рассвет. Гуляя по пустынным улицам, Наталья, жмурясь от удовольствия и грусти думала: "Какая замечательная Москва! Точно в песне написано - "Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля"". Утро было такое свежее, ясное. Небо розовое. Поливальные машины умывали улицы, дворники мели тротуары, приветливо улыбаясь выпускникам.
В то утро Наталья остро почувствовала, что такое Родина. Щемящее ощущение дома, чувство безопасности, предчувствие того, что тебя ожидает что-то удивительно прекрасное - переполняли молоденькую девушку. И в то же время от сознания, что очень скоро все разъедутся, расстанутся становилось тяжело. Москва для Наташи самый любимый во всем свете город, ее родной город. Наталья родилась в Москве, училась в Москве, мысль о том, что ее придется покинуть, казалось девушке бессмысленным кошмаром.
На следующий день весь класс пригласила к себе москвичка Лена Гусева, она была адмиральской дочкой. У Гусевых была огромная шикарная квартира, родители Лены ушли, предоставив ребятам на всю ночь свои апартаменты. Бывшие одноклассники танцевали, немножечко пили, смеялись, пытаясь укрыться в веселье от грустных мыслей.
Для Натальи вечер был удивительный, ей казалось, что все наполнено каким-то особенным, не будничным смыслом. И тут случилось самое неожиданное - впервые и сразу два мальчика признались Наташе в любви. Первые признания всегда волнительны, обжигают все твое существо, зато потом испытываешь обременительность, даже скуку, когда кто-то пытается навязать тебе свою любовь, но тогда от услышанного юной Наташе было не по себе. До этого девушке всегда казалось, что молодые люди не принимают ее всерьез, подтрунивают над ней, и никто в нее влюбиться вообще не может. Она часто получала на уроках "оскорбительные" записки: "Дикая балерина", "Дикарка". В столь юном возрасте Наташа махнула рукой на свою личную жизнь, решив, посвятить себя искусству. Но судьба всегда играет с нами, девушка даже не могла себе вообразить, что ей готовит сия сумасбродная дама.
Неожиданно во время всех этих волнующих событий приходит телеграмма: "Срочно вылетайте на кинопробы во Фрунзе. Кончаловский". А у Наташи впереди репетиции и выпускной концерт на сцене Большого театра. Уже напечатаны афиши: "ПА-ДЕ-ДЕ ИСПОЛНЯЮТ Н. АРИНБАСАРОВА и Д. НАКИПОВ", Наталья с Дюськой чувствуют себя балетными примами. Педагоги, узнав о телеграмме, начали ругаться: "Какие киносъемки! Это несерьезно. Они длятся целый год, ты потеряешь форму. Нужно ехать в театр и сразу же завоевывать положение, входить в репертуар!". Нарассказали Марие Константиновне всякие страсти-мордасти про кино, про киношников - какие они все распущенные: "Непременно испортят вашу девочку". И Маруся, ополчившись на весь мировой кинематограф, категорически постановила: "Никакого кино! Никаких съемок! У тебя уже есть профессия. Едем в Алма-Ату. Надо начинать работать!".
Как это ни парадоксально, ведь молодость всегда непослушна, Наташа безропотно подчинилась, дала телеграмму: "Извините, сниматься не могу". И тут началось. На бедную девушку обрушился шквал междугородных звонков. "Ты негодяйка, мерзавка! Обнадежила меня, наобещала, а теперь отказываешься! Ты меня очень подводишь, ты мне срываешь диплом!" - шипело, выпрыгивало из трубки. От таких словесных изрыганий Наталья почувствовала себя вероломной обманщицей. На душе стало нехорошо, но... Но кино, Кончаловский с его искренним гневом - это что-то эфемерное, далекое, тогда как сцена очень конкретна, а выступление в Большом театре прямо-таки раздавливает своей реальностью. Наташа решила танцевать.
