Анна Ахматова - От царскосельских лип: Поэзия и проза
Твоя Аня
Левушка здоров и все умеет говорить.
Подошла. Я волненья не выдал…
Подошла. Я волненья не выдал,Равнодушно глядя в окно.Села, словно фарфоровый идол,В позе, выбранной ею давно.
Быть веселой – привычное дело,Быть внимательной – это трудней…Или томная лень одолелаПосле мартовских пряных ночей?
Утомительный гул разговоров,Желтой люстры безжизненный зной,И мельканье искусных проборовНад приподнятой легкой рукой.
Улыбнулся опять собеседникИ с надеждой глядит на нее…Мой счастливый, богатый наследник,Ты прочти завещанье мое.
19 июля 1914
Слепнево
Я не любви твоей прошу…
Я не любви твоей прошу.Она теперь в надежном месте…Поверь, что я твоей невестеРевнивых писем не пишу.Но мудрые прими советы:Дай ей читать мои стихи,Дай ей хранить мои портреты —Ведь так любезны женихи!А этим дурочкам нужнейСознанье полное победы,Чем дружбы светлые беседыИ память первых нежных дней…Когда же счастия грошиТы проживешь с подругой милойИ для пресыщенной душиВсе станет сразу так постыло —В мою торжественную ночьНе приходи. Тебя не знаю.И чем могла б тебе помочь?От счастья я не исцеляю.
20 июля 1914
Слепнево
Белый дом
Морозное солнце. С парадаИдут и идут войска.Я полдню январскому рада,И тревога моя легка.
Здесь помню каждую веткуИ каждый силуэт.Сквозь инея белую сеткуМалиновый каплет свет.
Здесь дом был почти что белый,Стеклянное крыльцо.Столько раз рукой помертвелойЯ держала звонок-кольцо.
Столько раз… Играйте, солдаты,А я мой дом отыщу,Узнаю по крыше покатой,По вечному плющу.
Но кто его отодвинул,В чужие унес городаИли из памяти вынулНавсегда дорогу туда…
Волынки вдали замирают,Снег летит, как вишневый цвет…И, видно, никто не знает,Что белого дома нет.
Июль 1914
Слепнево
Бесшумно ходили по дому…
Бесшумно ходили по дому,Не ждали уже ничего.Меня привезли к больному,И я не узнала его.
Он сказал: «Теперь слава Богу», —И еще задумчивей стал. —«Давно мне пора в дорогу,Я только тебя поджидал.
Так меня ты в бреду тревожишь,Все слова твои берегу.Скажи: ты простить не можешь?»И я сказала: «Могу».
Казалось, стены сиялиОт пола до потолка.На шелковом одеялеСухая лежала рука.
А закинутый профиль хищныйСтал так страшно тяжел и груб,И было дыханья не слышноУ искусанных темных губ.
Но вдруг последняя силаВ синих глазах ожила:«Хорошо, что ты отпустила,Не всегда ты доброй была».
И стало лицо моложе,Я опять узнала егоИ сказала: «Господи Боже,Прими раба Твоего».
Июль 1914
Слепнево
Был блаженной моей колыбелью…
Был блаженной моей колыбельюТемный город у грозной рекиИ торжественной брачной постелью,Над которой держали венкиМолодые твои серафимы, —Город, горькой любовью любимый.
Солеёю молений моихБыл ты, строгий, спокойный, туманный.Там впервые предстал мне жених,Указавши мой путь осиянный,И печальная Муза моя,Как слепую, водила меня.
Июль 1914
Слепнево
Г. Тверь. Общий вид.
…Лето я проводила в бывшей Тверской губернии, в пятнадцати верстах от Бежецка. Это неживописное место: распаханные ровными квадратами на холмистой местности поля, мельницы, трясины, осушенные болота, «воротца», хлеба, хлеба… Там я написала очень многие стихи «Четок» и «Белой стаи»…
Я носила тогда зеленое малахитовое ожерелье и чепчик из тонких кружев. В моей комнате (на север) висела большая икона – Христос в темнице. Узкий диван был таким твердым, что я просыпалась ночью и долго сидела, чтобы отдохнуть… Над диваном висел небольшой портрет Николая I: не как у снобов в Петербурге – почти как экзотика, а просто, серьезно по-онегински («Царей портреты на стене»). В шкафу остатки старой библиотеки, даже «Северные цветы», и барон Брамбеус, и Руссо. Там я встретила войну 1914 года.
Анна Ахматова.
Из «Записных книжек»
Июль 1914
1Пахнет гарью. Четыре неделиТорф сухой по болотам горит.Даже птицы сегодня не пели,И осина уже не дрожит.
Стало солнце немилостью Божьей,Дождик с Пасхи полей не кропил.Приходил одноногий прохожийИ один на дворе говорил:
«Сроки страшные близятся. СкороСтанет тесно от свежих могил.Ждите глада, и труса, и мора,И затменья небесных светил.
Только нашей земли не разделитНа потеху себе супостат:Богородица белый расстелетНад скорбями великими плат».
11 июля – 20 июля
Слепнево
2Можжевельника запах сладкийОт горящих лесов летит.Над ребятами стонут солдатки,Вдовий плач по деревне звенит.
Не напрасно молебны служились,О дожде тосковала земля:Красной влагой тепло окропилисьЗатоптанные поля.
Низко, низко небо пустое,И голос молящего тих:«Ранят тело твое пресвятое,Мечут жребий о ризах твоих».
20 июля
Слепнево
Мемориальная ахматовская комната в слепневском доме, открытая в июне 1987 года. (Перевезен в село Градищи в 1935 г.)
Марк Шагал. На носилках. 1914 г.
День начала первой мировой войны Анна Ахматова запомнила на всю жизнь:
Памяти 19 июля 1914
Мы на сто лет состарились, и этоТогда случилось в час один:Короткое уже кончалось лето,Дымилось тело вспаханных равнин.
Вдруг запестрела тихая дорога,Плач полетел, серебряно звеня…Закрыв лицо, я умоляла БогаДо первой битвы умертвить меня.
Из памяти, как груз отныне лишний,Исчезли тени песен и страстей.Ей – опустевшей – приказал ВсевышнийСтать страшной книгой грозовых вестей.
1916
В слепневском доме стоял плач. Анна Ивановна, рыдая, убеждала сына: Коля как главный кормилец в семье и к тому же белобилетник, медицинской комиссией от мобилизации освобожденный, не должен идти на войну, а Николай твердил, что запишется добровольцем. Левушка, испуганный, почему все плачут – и баба Аня, и мама Аня, и тетя Саша, жался к отцу: Николай Степанович держался так, как будто ничего не произошло. Через неделю, неделю отсрочки Анна Ивановна с помощью внука выплакала-таки у сына, молодые Гумилевы уехали. Николай Степанович, проявив чудеса изобретательности (в первые дни войны освобожденных медкомиссией еще браковали), поступил добровольцем и именно туда, куда хотел: рядовым в лейб-гвардии Уланский полк.
Николай Гумилев. 1914 г.
Первый год войны сблизил супругов Гумилевых. Анна Андреевна писала мужу на фронт ласковые письма. А также стихи, обещая:
Будем вместе, милый, вместе…
Будем вместе, милый, вместе,Знают все, что мы родные,А лукавые насмешки,Как бубенчик отдаленный,И обидеть нас не могут,И не могут огорчить.
Где венчались мы – не помним,Но сверкала эта церковьТем неистовым сияньем,Что лишь ангелы умеютВ белых крыльях приносить.
А теперь пора такая,Страшный год и страшный город.Как же можно разлучитьсяМне с тобой, тебе со мной?
Весна 1915
Петербург
А. Ахматова и Н. Гумилев с сыном Львом. 1915 г.
Она даже проводила мужа до Новгорода, где был расквартирован Уланский полк.
Пустых небес прозрачное стекло…
Пустых небес прозрачное стекло,Большой тюрьмы белесое строеньеИ хода крестного торжественное пеньеНад Волховом, синеющим светло.
Сентябрьский вихрь, листы с березы свеяв,Кричит и мечется среди ветвей,А город помнит о судьбе своей:Здесь Марфа правила и правил Аракчеев.
Сентябрь 1914
Новгород
Солдат и его жена. 1914 г. Рис. Марка Шагала.
Был он ревнивым, тревожным и нежным…
