Владислав Титов - Всем смертям назло

В газете "Советский воин" вскоре появилась короткая заметка о воинах, поехавших после демобилизации на освоение целинных и залежных земель.

С замершим от волнения сердцем солдат прочитал свою фамилию: "С. Петров, авиамеханик Н-ской части".

— Я же целый рассказ написал! — удивился опомнившийся корреспондент. Что они с ним сделали! Здесь же пятая часть от написанного!

Но в душе был рад и этой части, гордился ею, а газету долго хранил в солдатском вещмешке.

Дальнейшие попытки Сергея напечатать свои творения на страницах газет не имели успеха. Все его рассказы и очерки возвращались редакциями назад с односложными, обидными ответами: "Опубликовать не можем, советуем больше читать современных авторов, работать над языком…"

И солдат читал, работал, но за перо больше не брался, твердо решив: способностей у него нет.

Эти мысли, как тучки, робкие, неуверенные, медленно собирались в большую тучу. Туча не могла быть пленницей, ей становилось тесно, она рвалась на простор, на свободу. Ей не хватало молний. Егорыч не ошибся в прогнозе. Исподволь Сергей копил силы и жадно ждал грозу. Не осмыслив, не выплеснув наружу всего пережитого — жить стало невмоготу.

"…в глубоком понимании горя, душевного страдания, скорби таится огромная нравственная сила, помогающая лю-. дям мужественно переносить тяжкие удары судьбы".

Решено! Начинаю учить английский язык. Пригодится!

Сережа, по ночам читать вредно. Или тебе дня не хватает?.

Человеческая жизнь мизерно коротка для познания того, что человека интересует, В юности мы преступно небрежно тратили свое время. Что мы читали? Чем интересовались? Да и читали ли с должным вниманием? Сейчас перечитываю читаное, и в каждой строке открытие.

Мне все говорят, что я не изменилась, только в глазах какая-то озабоченность и усталость. Правда, Сереж? Ты об этом не говорил.

Помнишь песню:

Глаза твои усталые Еще красивей кажутся.

Давай забудем и больше никогда не вспомним о вчерашнем. Без упреков, без оправданий… Ничего не было. Была водка. Ее больше не будет. И спасибо тому таксисту.

Пришел вызов на Харьковский протезный завод. Быть или не быть?

Харьков. Я взяла нашу тетрадь. Не обижайся, что без тебя продолжаю записи. Еще в Луганске я знала: если тебя положат в больницу, я одна домой не вернусь. Не могу. И напрасно уговариваешь.

Ты знаешь, Сергей, в своей любви к тебе я открыла что-то новое. Что это, не пойму. Но, наверное, подобное чувство испытывает мать, выстрадавшая свою любовь к ребенку. Не знаю, может быть, это не так, но я люблю тебя все сильней и сильней.

Четверг. Волнения и боль прошедших операций делили пополам, так что же случилось — ты не хотел поделиться со мной этой, последней? Неужели сознание того, что вместе с тобой, за дверями операционной, переживает, волнуется близкий тебе человек, не придает сил?

Как увидела тебя в бинтах, испугалась. Показалось, что мы в Донецке, а впереди вечность операций.

Ты уже спишь, Сережа? Сейчас 23, а у вас в 22 отбой. Что тебе снится? Друзья? Шахта? Угадала? Послушай, я прочитаю тебе стихотворение Марины Цветаевой:

ЛюбовьЯтаган? Огонь?Поскромнее, — куда как громко!.Боль, знакомая, как глазам — ладонь,Как губамИмя собственного ребенка.

Спокойной ночи, родной.

— Опять начала крутить волосы в колечки? — спросил ты у меня.

Полгода не крутила, думала, забуду, так нет же, вспомнила. А почему, не знаю.

Вторник. Не ожидала, что протез будет таким примитивным. Тебе он тоже не нравится. В наш век и… такая стыка…

Отчего это так? Где же высокий технический уреввиь, кибернетика, электроника?

Крикунов и хвастунов у нас много. Сделают электронную букашку — шуму… на всю вселенную… А вот останется без рук такой букашечник, всучат ему допотопный костыль… Тогда бы, наверное, призадумался, что человек — это звучит гордо.

Луганск. Протезы — это не массовое производство, дохода они не дают, затраты на их изготовление большие. Так кому они нужны! Инвалиды как-нибудь перебьются с первобыт-ными костылями.

Потерпевший кораблекрушение увидел спасательное судно, но оно прошло мимо.

Что он чувствует в этот момент? Наверное, ему хочется превратиться в чайку! Ну почему нет на свете волшебства! Неужели нет надежды на протез?

— Сережа, не верю! Я понимаю тебя. Нам трудно сейчас. Но тем крепче должны быть наши нервы, тем настойчивей должны мы быть. Надо искать. И без паники.

Помнишь у Горького? Одни упали на дно лодки, испугались и погибли. Другие наперекор всему боролись и победили!

— Ты права. Выше голову, черт возьми! Когда задыхался в бреду, было не легче. Выжил же…

— У тебя опять в кровь растерта спина проклятыми ремнями протеаа. Мне страшно смотреть на протез, он весь в крови. Сколько же это может продолжаться?

— Пака не научусь писать.

— А если это физически невозможно?

Врач запретил пользоваться протезом. Лечат растертую спину и плечи. Кажется, его и незачем больше надевать. Разве только для того, чтобы не болтался пустым рукав.

Кому нужны были эти поездки, волнения, операция, ожидания, надежда? Никому.

Снег выпал ночью. Сначала он шел вперемешку с дождем, но к утру зима одолела осень. Большие мохнатые хлопья повалили, как пух из распоротой перины, и за несколько минут одели город во все белое. Ударил мороз, подул северный ветер, и завыла зима снежной круговертью.

Так уж устроен мир — с переменами в природе человек всегда ждет каких-то изменений в своей жизни. Ждал их и Сергей.

Но… по-прежнему длинно и однообразно тянулись дни, серые, скучные, с утра до ночи заполненные бесплодными попытками овладеть протезом, вырваться из опостылевшей беспомощности.

Первая задача — сжиться с протезом — Сергею удалась довольно быстро. Превозмогая боль и неловкость, он трое суток не снимал его с плеч. Измученный днем, Сергей заставлял себя и на ночь ложиться в постель с протезом. Сон походил на пытку. Металлические части давили в бок, ремни врезались в тело, плечи нестерпимо горели, протез превращался в чудовищный капкан. Лишь на четвертый день Сергей почувствовал облегчение.

"Сжился! — победно мелькнула мысль, и сразу стало легче на душе. Теперь за карандаш! Писать! Если научусь, то буду готовиться в институт!"

Но шли дни, недели, спина и плечи Сергея превратились в сплошную кровоточащую рану, а успехов не было. И чем больше прилагал он усилий, чтобы научиться писать, тем менее оставалось надежд на это. В короткие минуты передышки, прижимая к щеке холодные, мертвые пальцы, Сергей, словно живых, просил их: "Ну не упрямьтесь, пожалуйста… Почему вы не хотите помочь мне? Вы же теперь мои, мои, мои… Я приучил себя к вам, мне это дорого стоило! Так неужели все напрасно?"

Помогая ртом, ногами зажимал черными негнущимися пальцами карандаш и продолжал бесплодные попытки написать хотя бы одну аршинную букву. Но и это не удавалось. И когда подступало отчаяние, Сергей сбрасывал протез на пол и бил его, бил до изнеможения, до кровавых ссадин на собственных ногах. И вновь казалось, что жизнь кончилась.

В дневнике пропущено несколько чистых листов. Дальнейшие записи сделаны карандашом, большими печатными буквами, неуклюже разбегающимися в разные стороны.

17 марта. Ура, Таня! Пишу! Сам! Сам! Сам! Пишу!

Два часа ночи. Утром ты проверишь мою писанину. Не ставь, пожалуйста, двойку. Ты и так их сыпала как из рога изобилия за те мои палочки и крючочки, что я терпеливо выводил, как заправский первоклассник. Поставь мне пятерку, мой строгий учитель! Я очень хочу получить ее. Ты никак не хочешь понять, что даже самый плохой первоклассник выводит свои палочки рукой, а я зубами.

Я плачу от радости. Те двойки, что я ставила за написанные тобой палочки и крючочки по программе первого класса которые ты писал, сгрызая карандаши, стоят четырех пятерок, вместе взятых. Ведь нельзя же измерить обычными оценками твой титанический труд, твое упорство и настойчивость.

Буквы Ж, Щ, Ф потренируйся писать. Задание: по двести строчек каждую

20 марта. Месяца через два буду писать вполне прилично. Только бы не болели глаза и челюсть. Интересно, каким будет почерк?

Встретил вчера в городе Борю Кулакова. Армейский друг! Женат. Растет дочь. А сам нисколько не изменился. Вспомнили солдатское житье-бытье. Никогда не подумал бы, что Борис такой тактичный парень. Наверно, чтобы не бередить мне душу, так и не спросил, как все случилось. Дал адрес и сказал: "Если нужна будет моя помощь, не стесняйся, зови". А живет-то он в Казани. К нам попал случайно, в командировку. Зови… Нет, Боря, не позову.