Плавильная лодочка. Карагандинская повесть - Елена Ивановна Зейферт

Брошенные в Поволжье собаки бродят в поисках своих хозяев, в их глотки катится мяч луны.

1984.

Между строениями – три сбитые в плот доски.

Мы немцы, у нас праздники другие.

Отец вырезает кукольную мебель из жести. В ход идут высокие жестяные банки из-под иваси – отец режет из их стенок стульчики, столики, кроватки, диванчики. Даже шкафчики – дверцы к ним приделывает проволокой. В летней кухне по левую сторону дивана живут Анины куклы, по правую – куклы Йоханны. У каждой семьи своя мебель, есть спальня, гостиная, кухня, прихожая. Куколки маленькие, дети называют их пупсиками. У Ани два мальчика – Костя и Миша. Костя резиновый, у него карие глаза и каштановые литые волосы с завитками на затылке, у пластмассового Миши прическа цвета его тела.

На круглом столе вертится юла, в ней заснеженный лес, идет снежок, лошадка везет карету, в ней мишка в барской шубке.

В последние дни августа кукольные семьи переезжают из летней кухни в дом. Между строениями – три сбитые в плот доски (родители и бабушка называют их «доска»), сестры, собрав пупсиков и их пожитки в два больших бабушкиных платка, бегут по крашеной доске в дом. А в освободившиеся кукольные квартиры мама сыплет в одну красные помидоры, в другую – зеленые. Помидоров много! Их будут мариновать, закатывать из них лечо с болгарским перцем, резать свежими в салат, дарить и продавать, набирая ведра с горкой и обвязывая их штапельными платками, чтобы плоды не рассыпались.

Некоторые помидоры лежат, зреют до самой зимы, уже в доме, под бабушкиной кроватью. А зимой в летней кухне холодно, как на улице. Отец держит там мешки с комбикормом для свиней и зерно для кур.

Под старый Новый год одиннадцатилетняя Йоханна с одноклассниками идет петь колядки, они берут с собой новогодние маски, у Йоханны мордочка белки. У Витьки Ковалева не просто маска, а костюм волка – к своему тулупу он прицепил волчью шкуру. Едва живые от страха, дети забегают даже к цыганам, в дом, при котором пункт приема стеклопосуды. И те, удивленные, радуясь ребятишкам, дают целых шесть рублей и много шоколадных конфет. Йоханна снимает маску, чтобы осмотреться, вдохнуть обстановку. Пахнет куревом, соревнуются в силе яркая роскошь и яркая бедность. Курчавый седой цыган берет девочку за руку, спрашивает, как ее зовут, и дивится, сокрушенно качая головой: «А почему же тебя зовут, как мальчика?» Йоханна опускает глаза. У него черные волосы, но совершенно седая борода. Цыгане живут в середине поселка, а впереди еще много домов, но и мешок у детей большой! Дети бегут дальше, рассуждая, настоящая ли была борода у цыгана.

На самом конце Транспортного цеха – дом бабушки Марийки. Ребята стучатся в калитку, громко лает собака, но притихает, узнав Йоханну. Крепкая, стройная, бабушка выходит из дома во двор и кричит: «Кто там?» В ответ раздается пение:

– Прочь, прочь, – кричит строгая баба Марийка. – Мы немцы, Старый Новый год не празднуем, не нужны нам колядки. Ходят тут, народ пугают.

– Баба Маша! – кричит Витька. – А здесь ваша внучка! – ребята выталкивают робкую Йоханну вперед.

– Внучка моя? – потеплевшим голосом спрашивает бабушка Марийка, у нее к тому времени уже больше двадцати внуков от девяти ее детей. – А чья дочка?

– Дочка дяди Ивана! Наша Иванка!

Через несколько минут ребята сидят на полу в доме у бабушки Марийки, рассыпав по ковру вырученные конфеты и деньги, весело их считают и делят. Тут же пробуют конфеты и разбрасывают фантики. Йоханна в ужасе – у бабули в чистых носочках обычно нельзя пройти в гостиную, а тут она пустила всех в верхней одежде, и так намусорили на богатом ковре!

А бабушка готовит им чай с молоком и все бормочет, извиняясь:

– Ох, не узнала свою рыженькую внучку! Но мы немцы, у нас праздники другие.

1997.

Сладок воздух в ноздрях коровы.

Анна медленно прыгает в небо.

Арочные ворота – дерево в красном кирпиче, приоткрытые губы, которых нет. Прозрачный, приземистый, как краб, внутренний дворик53 жмется от дождя к земле. Властитель пространства между старыми домами, он просто воздух. Сладок воздух в ноздрях коровы и раструбах ее ушей! Девочка Энгельс плакала, причитала: о, мальчик Караганда,