Фантом - Роман Воронов
Это «глобальный» взгляд на матричную сеть, но вернемся на землю. Вспомни, дорогой друг, как «личная» Матрица дает сознанию успокоение и чувство, что все правильно, стоит только оставаться в ее пределах, любой же «побег» из нее (нарушение распорядка дня или смена привычки) вызывает беспокойство. Здесь все просто, как плод яблони, павший на корни родительского древа, оберегает драгоценное семя от холода и поедания «хищниками» собственным телом (мякотью), так и истину, спущенную «вниз», защищает оболочка Матрицы от незрелого сознания и огрубления (перевирания) альтернативными силами.
Кстати, надкушенное Адамом яблоко не что иное, как символ раскрытия Матрицы, вхождение (погружение) в нее души. И да, на заметку истинному жителю планеты Земля, рептилия (хитрый и нагловатый, но очень талантливый гость твой) имеет матричное сознание и любит находиться в Матрице, как в уютной норе. Это подсказка, как отличать «своих от чужих».
Но более не будем отвлекаться от темы повествования — времени и его взаимодействия с Матрицей. Сознание (совокупное) Человека при желании, хотя и в бессознательном режиме, может заставить среду обитания, то есть планету, вращаться быстрее на физическом плане собственной торопливостью и нетерпением, приближая (сотворяя) последующие за этим актом катаклизмы. В безумных попытках за одно воплощение, признанное сознанием социума единственной биологической жизнью индивидуума, успеть все, что пришло в голову человеку потребления, бессовестно нарушая фундаментальную Заповедь о дне субботнем.
Умерь скепсис свой, потомок атлантов, утопивших себя именно таким образом, раскрутив сферу, увеличив скорость течения времени на Земле посредством вброса энергии непомерных желаний в тело Матрицы…
…Центурион не понимает, что происходит, звуки мира исчезли, растворились в голове, словно туман холодных лесов норманнов, висевший до того густым маревом, а с первым лучом солнца сгинувший в небытие. Толпа молча разевает рты и машет руками в сторону Царя Иудеев, но как-то вяло, нарочито замедленно, и даже камни, брошенные в сторону Иисуса, так, кажется, величают осужденного, не летят, а повисают без движения в пронизанном узкими лучами света пыльном воздухе. Лонгин, а это, без сомнения, он, поворачивает голову вправо, и взгляд его упирается в маленького мальчика, закрывшего от ужаса глаза ладонями, из-под которых по грязным щекам текут струйки слез. Да что же это, вздрагивает легионер, адресуя вопрос то ли остановившемуся по неведомой причине миру, то ли окровавленному Иисусу, Царю Иудеев, преданному смерти его же «подданными»…
…Отец, я почти закончил Дом свой (Матрицу) и готов оставить его здесь (на Земле). Он о двенадцати стенах, как любишь Ты, и в каждой стене по окну, как учишь Ты. В первом «окне», о Почитании Бога Единого, встанет Филипп, что на вечере нашей спрашивал показать Лик Твой (я улыбаюсь, вспоминая ту просьбу). Кому, как не возлюбленному брату моему, хранить сию заповедь…
…Я, Конструктор, говорю тебе, друг мой, прерывая Христа, апостол Филипп умерщвлен был гонителями веры повешением вниз головой, ибо «метафизически» увидеть прямостоящего Бога из окон перевернутого мира возможно только так. Но, помолившись за святого, вернемся к Иисусу…
…У второго «окна» место займет Фома, более других готовый не сотворить себе кумира, ибо не зря прозван Неверующим, потому как истинно то, что нечто, подтверждающее свою «реальность» изо всех сил, всегда есть иллюзия и только Бог, не возопящий о себе, — Истина. В проеме третьего «окна» возникнет лик Петра, и пусть «камнем» нарек его я сам, да не затемнит от Света Твоего он Дом. Петр, отвернувшийся от меня трижды, как никто другой «защитит» заповедь Твою о «не поминании имени Господа всуе», ибо три рубца не «заживут» в душе его. Четвертым «стражем» упросил я стать Симона-ревнителя, он, буквоед и чистюля, внимательно и педантично проследит за днем субботним, усмиряя помыслы плотские и призывая души к образам Твоим.
В пятом «окне» появится Иоанн, что без сожаления оставил Отца своего прямо в лодке посреди воды и, доверившись, пошел за мной. Заповедь Твою о почитании родителей «на небе» держать ему доверил я, а на земле попросил позаботиться о Деве Марии, матушке своей…
…Я, Конструктор, истинно говорю тебе, внимающий мне читатель, слез в очах Иисуса никто в этот миг не видел, да и не должен был, о Деве Марии рыдал мальчик в беснующемся море иудеев…
…К шестому «окну», столь актуальному для человеков, поставлю Иакова, что просил меня низвести огонь с небес на головы бедных самаритян. Полагаю, что внял речам моим и уразумел о заповеди «Не убий» более остальных. У седьмого «окна» вижу я Андрея (Иисус тепло улыбнулся, припомнив восторженного юношу с открытым лицом и восхищенными глазами), давший обет целомудрия будет блюсти заповедь «Не прелюбодействуй» истово и искренне. Точно так же, со рвением и страстно, встанет у восьмого «окна», «Не укради», бедный брат мой, Иуда, обогатившийся на тридцать сребреников, но укравший сам у себя Бога. Прими, Отец, его с любовью и почестями, коих достойна душа, выбравшая дорогу сию.
Девятое «окно» о «Не лжесвидетельстве» почтит своим присутствием Варфоломей, мой любезный ученик, тот самый, что при знакомстве сказал: «Из Израиля может ли быть добро?»
Вот истинный израильтянин, нет в нем лукавства, ответил я тогда, зная уже место в Доме, что он займет…
…Друг мой, я, Конструктор, снова прерву разговор Христа с Богом. Знай же, если вдруг кажутся тебе пути земные легкими, что Варфоломей умерщвлен был сдиранием кожи с живого тела. Метафизика и здесь прямая — лжесвидетель в духе виден насквозь, будто и нет на нем ни одежды, ни кожи…
…Отец, десятое «окно», «О зависти», я отдал Матфею — мытарю. В тот момент, когда, проходя мимо, позвал его: «Иди со мной», он, уверовав, тут же бросил стезю свою сытую. Сборщик подати в прошлом, отследит желающих чужой жены и осла верным глазом и отведет от греха сильной рукой. За запертым «окном» скрытой от людей одиннадцатой заповеди будет ждать своего часа любезный брат Матфий, коего выбрал я вместо выбывшего Иуды, как и за ставнями двенадцатой заповеди примет пост Фаддей, тот самый, что на вечере нашей так подробно расспрашивал о грядущем Вознесении, понимая и чувствуя душой, что иметь дело ему придется с людьми, вплотную подошедшими к этому акту.
Таков Дом мой, Отец, что смог возвести я по силам своим…
— …Пришли, — раздался грубый окрик солдата, и вконец обессилевший Иисус опустился на вершину
