Снежный великан - Сьюзан Креллер

— Если бы я тогда знал эту скучную историю про англичанина, то не сидел бы так долго под твоей дверью. Никогда в жизни. Я был бы не против, если бы ты подохла в своей комнате.

Миссис Элдерли судорожно сглотнула и внезапно притихла. Она просто сидела посреди клочков бумаги, устилавших пол, совершенно тихо, не издавая ни звука. Впервые она взглянула на свой портрет, который Адриан только что нарисовал.

И лишь сейчас Адриан понял, что она приходила только ради него и что только из-за него она сейчас уйдет — возможно, навсегда. Она действительно встала, с потухшим взором бросила портрет на пол и медленно пошла по шуршащей бумаге к двери, так и не взглянув больше на Адриана.

Но ему и этого оказалось недостаточно — даже сейчас он не смог остановиться. Голосом, который и ему самому показался чужим и противным, он сказал в спину миссис Элдерли:

— И еще: у людей из того дома явно рыльце в пушку. Они что-то натворили, и я еще выясню, что именно. Твоя внучка, — он постарался произнести это слово как можно пренебрежительнее, — твоя внучка тоже хотела принять участие в расследовании, более того — это была ее идея. Но сейчас у нее есть дела поважнее.

Миссис Элдерли остановилась в дверях, но продолжала молчать. Лишь некоторое время спустя, не оборачиваясь, она процедила сквозь зубы:

— Этим ты ничего не добьешься. Слышишь, Метр девяносто? Нет ни одного человека в мире, который целиком и полностью принадлежал бы только тебе. Таких людей просто нет. Ты не можешь ни от кого этого требовать.

И когда миссис Элдерли уже почти вышла из комнаты, она горько добавила шепотом:

— Но люди всю жизнь именно этого и желают.

ГЛАВА 12

Отец Адриана утверждал, что в рождественские дни у тебя вдруг обнаруживается больше друзей и родственников, чем за целый год. Люди, о существовании которых даже не подозреваешь, вдруг вылезают из своих убежищ, звонят поздно вечером, присылают рождественские открытки, купленные на распродаже, и с этого момента врываются в твою жизнь. Коллеги отца, с которыми он весь год всего лишь здоровался в коридоре, теперь вдруг захотели пропустить с ним стаканчик, словно сразу после Рождества мир погибнет. Жители городка присылали родителям Адриана приглашения на глинтвейн, а от тех, чьи имена были знакомы только по адресной книге, неожиданно приходили торжественные заверения в дружбе. При этом Адриан знал, что его отец больше всего любил оставаться один и весь этот рождественский театр считал надувательством, а глинтвейн вообще называл особо тяжким преступлением против пьющей части человечества.

Вопреки мнению отца, у Адриана еще никогда не было так мало друзей и родственников, как сейчас, в эти ужасные рождественские дни. С тех пор как миссис покинула его комнату, Адриан окончательно исчез — даже он сам не мог бы сказать, где вообще находится.

Значит, это возможно — спрятаться от самого себя, окончательно исчезнуть. Просто уму непостижимо — ведь большинство не умеют делать даже такую простую вещь, как щекотать себе ступни и при этом смеяться.

Сразу после ухода миссис Адриан решил искать убежище. Его комната мало подходила для этого, так как он больше не чувствовал себя в ней уютно. Но бесспорно, она была самым надежным местом на земле, так как даже мать Адриана не могла заставить себя войти туда в его отсутствие.

В обычных обстоятельствах она не позволила бы клочкам бумаги пролежать на ковре и дня — при первом удобном случае набросилась бы на них и все убрала, а потом еще бы пылесосила ковер, минимум час. Но теперь ей было все равно, она оставила комнату сына на произвол бумажной судьбы и лишь изредка тайком забирала из кучи шмоток, валявшихся в углу, ту или иную грязную вещь, чтобы незаметно постирать ее и сразу же положить в платяной шкаф. Казалось, она и правда думала, что Адриан не замечал этого.

А его отец? Он и так не часто заходил в комнату Адриана. Он был самым уживчивым человеком в их городке и всегда старался держаться особняком и ни во что не вмешиваться. В последние выходные он всякий раз делал вид, что ему ничего не известно о сложившейся ситуации. Он даже привез Адриану новые фотографии пассажиров, а когда его собственный сын рявкнул на него из-за какого-то пустяка, он лишь слегка нахмурил лоб и перешел к своему обычному распорядку выходного дня.

Отец всегда был спокойным и умиротворенным, как домик в горах. Во время семейных праздников он первым отправлялся спать: по его словам, он лучше засыпал, если издали доносились голоса. Еще он любил чрезмерно блестевшие спортивные брюки для бега трусцой, а также пятничные вечера: приехав домой, он открывал почтовый ящик, и оттуда в его натруженные руки высыпались тысячи писем. Между родителями Адриана существовала негласная договоренность, и никогда в жизни отец не признался бы, что видел свою жену насквозь и давно знал, что она всю неделю вытаскивала письма, чтобы по пятницам снова забить ими до отказа почтовый ящик. И Адриан давно понял, какой его отец на самом деле.

Легкий на подъем. Тяжелый на весах.

Совсем не тот человек, на которого можно было бы положиться во время светопреставления.

Через день после того, как миссис покинула комнату Адриана, он наконец понял, где сможет спрятаться. Точнее — как. Поскольку для него нигде не нашлось подходящего места, ни одного.

И тогда он решил спрятаться в пути.

В постоянном движении.

Хотя бы в самые опасные часы — после уроков.

Каждый вечер он неустанно бродил по улицам городка, поднимался на заснеженные холмы или брел вдоль проселочной дороги — только бы не останавливаться, ни в коем случае. Иначе станешь заметным, привлечешь внимание — нет, шагать дальше и дальше по снегу, по чужим следам и нехоженым тропам, прислушиваясь к хрусту и треску льда под ногами.

Только часы, которые Адриан проводил под падающим снегом, были для него более-менее сносными — они позволяли ему забыть неприятные замечания учителей.

Адриан, зайдешь после урока?

Твоя успеваемость, твое участие в работе класса, твое лицо.

Скажи, если я могу тебе чем-то помочь.

Все